Валерий Золотуха - Великий поход за освобождение Индии
Фрэнсис в ужасе смотрела на убитого ею человека. Иван поднял на нее полные растерянности глаза.
- I meant to kill you! You! You! You, damned centaur!23""23 - закричала англичанка.
И, бросив пистолет, она упала на землю и забилась в истерике. К ним подходили удивленные и испуганные индийцы.
ТО, ЧТО НЕ СМОГЛА СДЕЛАТЬ РУССКАЯ РЕВОЛЮЦИОНЕРКА ФАННИ КАПЛАН, СДЕЛАЛА АНГЛИЙСКАЯ АРИСТОКРАТКА ФАННИ РОУЗ. СУДЬБА ЕЕ СЛОЖИЛАСЬ В ДАЛЬНЕЙШЕМ ПЕЧАЛЬНО. СРАЗУ ПОСЛЕ СВОЕГО РОКОВОГО ВЫСТРЕЛА ОНА СОШЛА С УМА, БЫЛА ОТПРАВЛЕНА В МЕТРОПОЛИЮ И ВСКОРЕ УМЕРЛА В ОДНОЙ ИЗ ПСИХИАТРИЧЕСКИХ ЛЕЧЕБНИЦ БЛИЗ ЛОНДОНА.
Иван сидел на берегу Ганга и, обхватив голову руками, пьяно раскачивался из стороны в сторону. Брахманы в белых одеждах суетились вокруг большого погребального костра.
Проходившая мимо группа англичан-туристов остановилась, заинтересованная происходящим.
- Это кто-то очень знатный, возможно даже махатма, - стал объяснять им толстяк-англичанин в пробковом шлеме. - Посмотрите, одно сандаловое дерево. А запах! Его поливают очень дорогими благовониями.
- А это кто? - спросила длинная дама с лейкой на плоской груди, гляд на Новика.
Толстяк пожал плечами.
- Думаю, что ученик.
Иван не слышал и, все так же сжимая бедную свою головушку руками, зажмурив до боли в мозгу глаза, раскачивался из стороны в сторону и мычал нутром.
Брахман что-то сказал, поднял факел, и погребальный костер ярко вспыхнул. Англичане испуганно отпрянули. Защелкали фотоаппараты.
- О-ох, и на кого ты-ы на-ас поки-ину-ул! - завыл Новик горько-горько.
- Это песня радости, - стал объяснять англичанин. - Он радуется тому, что душа его учителя поднимаетс к небу для последующего перевоплощения.
Ленин лежал наверху, прикрытый слоем сандаловых дров, и идущий снизу жар начал корежить его и поднимать.
- Идемте, господа, это уже не так интересно, - заторопил толстяк своих спутников, и те послушно и торопливо пошли за ним.
Но худая англичанка остановилась и повернулась, решив сделать последний снимок. Огонь и жар сжали сухожилия рук и ног, и Ленин вдруг сел и погрозил в объектив кулаком.
ИТАК, ТЕПЕРЬ МЫ ЗНАЕМ ТОЧНУЮ ДАТУ СМЕРТИ ВОЖДЯ:
1МАЯ 1923 ГОДА. А МОЖЕТ, И ХОРОШО, ЧТО МЫ НЕ ЗНАЛИ ЕЕ РАНЬШЕ. ВЕДЬ ТОГДА КАЖДЫЙ ПЕРВОМАЙ НАМ ПРИШЛОСЬ БЫ ПРИСПУСКАТЬ ФЛАГИ И ПРАЗДНИЧНЫЕ ДЕМОНСТРАЦИИ УКРАШАТЬ НЕ КУМАЧОМ, А ТРАУРНЫМ КРЕПОМ.
Горки.
24 января 1924 года.
Ночью, когда Шишкин спал, в ленинскую комнату бесшумно вошли двое. Они подошли к кровати, выхватили из-под головы спящего подушку и, прижав ее к лицу, навалились сверху. Шишкин кричал и бился, но глухо и недолго. Когда все было кончено, один из неизвестных убрал подушку, посмотрел в мирное лицо Шишкина и пообещал с сильным кавказским акцентом:
- Будет тебе мавзолей.
ТЕПЕРЬ, КОГДА МЫ ЗНАЕМ ВС, РАЗГОВОРЫ О ТОМ, УБИРАТЬ ЛИ ЛЕНИНА ИЗ МАВЗОЛЕЯ И УБИРАТЬ ЛИ САМ МАВЗОЛЕЙ, СТАНОВЯТСЯ ЛИШНИМИ И ДАЖЕ СМЕШНЫМИ. ПРАХ ЛЕНИНА ДАВНО РАСТВОРИЛСЯ В ВОДАХ ГАНГА. ЧТО ЖЕ КАСАЕТСЯ ШИШКИНА, ЧЕЛОВЕКА В ВЫСШЕЙ СТЕПЕНИ ЖАЛКОГО И НИКЧЕМНОГО, ТО, НАМ КАЖЕТСЯ, ЕГО НАДО ОСТАВИТЬ ТАМ, ГДЕ ОН ЛЕЖИТ. ОСТАВИТЬ КАК ПАРАДОКС ИСТОРИИ, А ПОТОМ, ЭТО БЫЛА ЕГО ИДЕЯ, И ОН ТАК ЭТОГО ЖЕЛАЛ! И МАВЗОЛЕЙ, КОНЕЧНО, СЛЕДУЕТ ОСТАВИТЬ КАК ПАМЯТНИК ЧУЖИМ ЧЕЛОВЕЧЕСКИМ СЛАБОСТЯМ И НАШЕМУ ВЕЛИКОДУШИЮ.
НО, РАЗУМЕЕТСЯ, ФАМИЛИЮ НА ФРОНТОНЕ ПРИДЕТСЯ СМЕНИТЬ: ШИШКИН.
Круглое лицо мальчика-индийца с глазами, полными страха и решимости этот страх преодолеть, было обращено к красной круглой луне. Во всем Мертвом городе, кроме них двоих, никого сейчас не было. Мальчик достал из-за пазухи что-то завернутое в тряпку, развернул, и страх и решимость в его взгляде сменились ненавистью. Это был эфес Новиковой шашки, сломанной в поединке с князем Ахмад Саид-ханом, отцом этого мальчика.
Орден Боевого Красного Знамени кроваво расплывался в неверном лунном свете.
Мальчик бросил эфес в яму, зажег воткнутую в землю благовонную палочку, встал на колени, сложил ладони у подбородка и заговорил высоким и дрожащим детским голоском:
- О, айсуры!
Приведите сюда того, кто убил моего отца! Я отрежу ему уши! Я выколю ему глаза! Я отрублю ему голову! Я вырву его сердце!
Глава вторая
Коромандельский берег.
Точная дата не установлена.
Только спустя несколько месяцев после смерти Владимира Ильича Иван нашел наших.
Красноармейский лагерь - палатки и шалаши - расположилс частью прямо на берегу Бенгальского залива, частью в джунглях.
Лошадь шла шагом. Иван смотрел по сторонам удивленно и радостно, как бывает, когда возвращаешься к родным после долгой отлучки.
Ивана не узнавали, но и он пока не мог никого узнать. На песчаном пляже красноармейцы играли в какую-то странную игру, пиная ногами резиновый шар и бегая за ним кучей.
- Овсай! - кричал один непонятное слово.
- А я говорю - корнер!
- возражал другой еще более непонятно.
Иван привязал лошадь к пальме и направился к большой штабной палатке. Мимо шел красноармеец в буденовке, но босой, и вместо галифе на нем была длинна голубая шелковая юбка. Оттопырив мизинец, красноармеец кушал банан, покачива при ходьбе бедрами. Иван узнал его и окликнул:
- Фомин!
Тот тоже узнал комдива.
- Чего, Иван Васильевич? - удивленно спросил он.
- Ты чего это вырядился?
- Обносились, Иван Васильевич, надо же в чем-то ходить, - обиженно ответил Фомин и пошел, вихляя задницей, дальше.
Иван озадаченно смотрел ему вслед, решительно ничего не понимая. И вдруг кто-то чуть не сбил его с ног. Это был Брускин.
- Григорь Наумыч! - обрадованно воскликнул Новик и развел руки для крепкого мужского объятия.
- Добрый день, товарищ Новиков, - поприветствовал его Брускин так, будто они вчера расстались.
Руки у Ивана опустились.
- Постойте, постойте, Иван Васильевич... - Брускин наморщил лоб, вспоминая. - Ведь вы из Москвы?
- А откуда же? - обиженно и зло ответил Иван.
- Простите. Я тут совсем закрутился. - Брускин обнял Новика. - Ну как там бабушка?
- Бабушка?..
Да ничего бабушка... - Обида все еще не оставляла Ивана.
Глаза Брускина загорелись.
- Фрукты кушала?
- Еще как. Аж за ушами трещало.
- Ну какая она, расскажите! - спрашивал по-детски нетерпеливо комиссар.
- Да бабуля как бабуля, крупная такая, веселая, все сидит, семечки лузгает...
Глаза Брускина стали гаснуть. Новик заметил это и стал чесать затылок, размышляя.
- Это, может быть, соседка, тет Дуся? - с надеждой спросил Брускин.
- Ну да, соседка! - обрадовался подсказке Иван. - А твоя... худенькая такая, седенькая...
- Глянул повнимательней на Брускина и прибавил:- Носатенькая...
Брускин счастливо улыбнулся.
- Да, я вылитый бабушка, это все говорили.
Новик облегченно вздохнул и спросил прямо, глядя на комиссара с сомнением:
- Григорь Наумович, вы тут что, бетеля обожрались?
- Да нет, скорее климат... и вообще... как-то все не так... и не туда, - ответил Брускин, сам не зная ответа. - Идемте скорей!
Товарищ Шведов совсем запутался.
В большой командирской палатке стоял индийский трофейный столик с гнутыми ножками, а на столике стоял или сидел Шведов. Понять это было невозможно, как невозможно было понять, где начинаются и где кончаются руки и ноги начштаба. Шведов действительно запутался и молча и страдальчески смотрел перед собой.
- Это Еха 24, - озабоченно объяснил Брускин. - У нас ею многие стали увлекаться...
- А зачем ты-то, Артем? - спросил Новик, закуривая.
- Курить хотел бросить, - объяснил Шведов.
- Сейчас я тебя распутаю, - пообещал Иван и с силой потянул руку Шведова.
- О-ой, Иван, не надо! - заорал начштаба.
- Лучше дай затянуться.
Новик сунул Шведову в рот цигарку, и тот с наслаждением запыхал.
- А где Наталья? - спросил Новик.
- Загорает Таличка, - ответил Брускин деловито и нежно.
- Чего?
- тихо спросил Новик.
- Принимает солнечные ванны, - объяснил комиссар. - Да! Вы ведь не в курсе. Мы с ней теперь муж и жена!
Иван молчал, не двигался, каменел лицом, наливался изнутри неудержимой яростью не к кому-то конкретно, а вообще.
- Не горячись, Иван, - попросил запутавшийс Шведов и сплюнул потухшую цигарку.
Но Новик взревел, выхватил из ножен саблю и стал крушить все вокруг. Он исполосовал палаточную ткань в лапшу и вышел наружу. Вслед ему смотрели испуганный Брускин и распутавшийся Шведов.
Иван ломился сам не зная куда сквозь густой кустарник, рубил его налево и направо и вдруг остановился и прислушался. Наталья пела:
SIZE=1"Мы красные кавалеристы, и про нас Былинники речистые ведут рассказ...
На песке у самой воды стояла Наталья, бесстыже голая, как маленькая девочка, для которой стыда еще нет. Уперев руки в бока и прогнувшись в спине, она подставила вечернему растущему солнцу свой беременный живот. Он был чудовищно огромен, определенно больше солнца, а сверху еще лежали две большущие ее груди, чего у солнца вообще не было. Иван потрясенно смотрел на эту новую красоту Натальи и долго не мог отвести взгляда. Но все же сделал усилие, отвернулся и прокричал срывающимся голосом:
