От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое - Никонов Вячеслав

Трумэн «попросил госсекретаря остаться на обед, а сам созвал заседание Кабинета на два часа. Во время обеда мы разработали срочное сообщение для британского, российского и китайского правительств, чтобы получить их согласие на ответ, который мы предложили отправить в Японию, и к нам присоединился адмирал Леги, который помогал с составлением проекта ответа». Леги подтверждал: «Я вернулся в Белый дом около двух часов и работал с госсекретарем Бирнсом и президентом над проектом послания главам правительств союзных стран относительно формы принятия японского предложения о капитуляции. Очевидно, что предстояло внести ясность в вопрос о статусе императора».

Александр Ландау пишет: «Американцы уже давно пришли к выводу о том, что фигура императора не стоит крови американских и британских солдат и офицеров, которая прольется в уличных боях с фанатичными защитниками трона и религии синто. Разумеется, Хирохито, обладавший тогда вполне реальной властью, являлся военным преступником. Он лично одобрял документы, на основании которых генералы отдавали приказы о массовых репрессиях на покоренных землях. Он награждал чинами и орденами командующих, отдававших и исполнявших эти людоедские приказы. Однако ради сохранения спокойствия в побежденной стране и предотвращения ненужных жертв среди своих военнослужащих США были готовы пойти на эту единственную уступку японскому национализму».

Вашингтон запросил мнение союзников по поводу предлагаемого ответа японцам. Текст запроса, как он будет получен и переведен в Москве, гласил: «В отношении заявления японского правительства, в котором принимаются условия Потсдамской декларации, но в котором содержится заявление: „При условии, что указанная Декларация не содержит никакого требования, которое затрагивает прерогативы Его Величества как суверенного правителя“, наша позиция заключается в следующем:

С момента капитуляции власть императора и японского правительства в отношении управления государством будет подчинена верховному командующему союзных держав, который предпримет такие шаги, какие он сочтет нужными для осуществления условий капитуляции.

Императору и японскому главнокомандованию будет предложено подписать условия капитуляции, необходимые для выполнения условий Потсдамской декларации, дать приказ всем вооруженным силам Японии прекратить сопротивление и сдать их оружие, а также дать такие другие приказы, которые может потребовать верховный командующий в целях осуществления условий капитуляции.

Немедленно после капитуляции японское правительство отправит военнопленных и гражданских интернированных лиц в безопасные пункты, как будет указано, где они могут быть быстро посажены на борт союзных транспортов.

Форма правительства Японии в конечном счете будет в соответствии с Потсдамской декларацией установлена свободно выраженной волей японского народа.

Вооруженные силы союзных держав будут оставаться в Японии до тех пор, пока не будут достигнуты цели, изложенные в Потсдамской декларации».

Чан Кайши ответил немедленным согласием с текстом заявления. Эттли и Бевин тоже согласились, но выразили сомнение, что было бы разумно просить императора лично подписать условия капитуляции. И предложили изменение в формулировке предлагаемого ответа: «Император санкционирует и обеспечивает подписание правительством Японии и японским Генеральным штабом условий капитуляции, необходимых для выполнения положений Потсдамской декларации, и отдает приказы всем японским сухопутным, морским и воздушным командующим, а также всем находящимся под их контролем силам, где бы они ни находились, по прекращению активных операций и сдаче оружия и т. д., как в вашем проекте».

Но в Москве произошла заминка.

11 августа

В полночь с 10 на 11 августа Молотов пригласил в свой кремлевский кабинет Гарримана и Керра и проинформировал послов:

– Судя по заявлению японского правительства, капитуляция явно не безоговорочная. Ответом советского правительства будет продолжение наступления.

У Гарримана сложилось твердое ощущение, что Молотов «вполне желал бы продолжения войны».

– Советская армия продвинулась в Манчжурии на 170 километров, – продолжил нарком. – И наступление продолжается.

В этот момент в кабинет впустили американского министра-посланника Джорджа Кеннана, который и принес подготовленный в Вашингтоне ответ Трумэна на мирное предложение Токио, к которому предлагалось срочно присоединиться и Советскому Союзу. Президент консультировался с Москвой скорее для проформы, поскольку уже твердо решил действовать самостоятельно. Но ему надо было остановить продвижение советских войск в Маньчжурии. Молотов обещал дать ответ на следующий день «после согласования с правительством».

Гарриман жаловался Трумэну на Молотова: «Его реакция была уклончивой и предполагала, что он даст мне ответ завтра. Я сказал ему, что такой срок неприемлем и что мы желаем получить ответ сегодня вечером. После этого он согласился обсудить его со своим правительством и попытаться дать мне ответ сегодня вечером. Если я не получу от него известий в указанное время, я позвоню ему и буду держать вас в курсе событий».

В два часа ночи, посоветовавшись с «правительством», то есть со Сталиным, Молотов вновь пригласил послов в кабинет.

– Советское правительство, – сказал он, – готово присоединиться к американскому заявлению при условии, что в нем будет сказано о готовности союзных держав достичь соглашения о кандидатуре или кандидатурах представителей Союзного Верховного Главнокомандования, которым будут подчинены японский император и японское правительство.

В Кремле имели в виду предложить в дополнение к Макартуру кандидатуру Василевского. Гарриман не имел на сей счет никаких инструкций, но он прекрасно знал и полностью разделял твердый настрой Белого дома и военных на сохранение полного американского единоначалия в Японии. Поэтому его реакция была подчеркнуто раздраженной и непреклонной. Он буквально вскипел от возмущения:

– Советское правительство не может претендовать на право вето в этом вопросе. Что же касается главнокомандующего союзников, то им, несомненно, будет генерал Макартур. Советский Союз не может предъявлять таких претензий после всего лишь двух дней войны с Японией. Соединенные Штаты сковывали японские силы, не давая японцам возможности напасть на Советский Союз в самое тяжелое для него время.

Молотов не остался в долгу:

– Я считаю совершенно неуместными такие речи, господин Гарриман. Я мог бы в таком случае привести пример европейской войны, в которой Советский Союз вел борьбу один на один в течение трех лет.

Гарриману не пришло в голову и то, что на протяжении всех лет войны США с Японией миллионная армия микадо была скована у советской границы. Посол продолжал твердить о неприемлемости советских требований. «После очень жаркой перепалки», как докладывал о беседе сам Гарриман, Молотов все же настоял на передаче ответа правительству США.

Трумэн напишет: «Гарриман, конечно же, выражал нашу общую политику… Я твердо решил, что оккупация Японии не должна следовать по стопам нашего германского опыта. Я не хотел разделенного контроля или отдельных зон. Я не хотел давать русским никакой возможности вести себя так, как они вели себя в Германии и Австрии».

Но той же ночью Молотов еще раз обсудил со Сталиным разговор с американским послом, и они решили смягчить советскую позицию. Не успел Гарриман вернуться в посольство, как позвонил Павлов. Молотов готов устранить возникшее «недоразумение»: с самого начала Кремль имел в виду именно консультации по поводу назначения главнокомандующего, а не что-то иное.

– А где же упоминание об одной кандидатуре командующего, а не нескольких? – не унимался посол.

Молотов еще раз взял паузу, чтобы связаться со Сталиным. В итоге советская сторона – по телефону – отказалась от каких-либо возражений на текст американского проекта ответа японцам. Гарриман, тем не менее, не унимался и продолжал настаивать на письменном подтверждении достигнутой договоренности. Наутро он получил и его.