От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое - Никонов Вячеслав

«Трумэн спросил меня, имелось ли какое-нибудь соглашение между Рузвельтом и Черчиллем о предоставлении англичанам доступа ко всей информации о производстве бомбы. Я рассказал ему, что помню о длительной беседе в Гайд-парке, штат Нью-Йорк, после Квебекской конференции 1944 года и что, как я понимаю, Рузвельт согласился предоставить нашему союзнику только информацию о промышленном использовании атомной энергии…

По совету ученых и с одобрения Бирнса и Стимсона президент решил передать для опубликования объемистый документ, известный как „Доклад Смита“, подготовленный ведущими учеными, участвовавшими в создании бомбы. Этот знаменитый доклад, опубликованный на следующий день (10 августа), частично приподнял пелену военной секретности, окутывавшую это важное научное достижение. Доклад Смита популярным языком объяснил процессы, с помощью которых было достигнуто использование атомной энергии в военных целях. Он содержал большинство сведений о бомбе, которые сочли безопасным предать гласности в то время. Эта многолетняя дорогостоящая и напряженная работа, в которой участвовали лучшие ученые всей страны и десятки тысяч рабочих, была самым надежно оберегаемым секретом всей войны…».

10 августа

В полночь в Токио Императорский совет начал свое заседание. В зале было невыносимо душно. Комары были безжалостны, но все сохраняли приличествующую моменту неподвижность.

Премьер-министр с позволения императора открыл совещание. Секретарь кабинета министров зачитал Потсдамскую декларацию. Судзуки пустился в разъяснения:

– Поскольку по данному вопросу в Высшем совете возникли разногласия, он был поставлен на обсуждение кабинета министров. В правительстве также не было достигнуто единства мнений. Проект решения по обсуждаемому сегодня вопросу, составленный министром иностранных дел, поддержало шесть человек. За проект Высшего совета по руководству войной высказалось трое.

Открыл обсуждение Того:

– Еще недавно это предложение было бы неприемлемо, однако при сложившейся на сегодняшний день обстановке принятие его неизбежно. Необходимо обсудить лишь совершенно неприемлемые пункты декларации. Усиление позиций нашего противника – Америки и Англии – в результате положения в этих странах, а также вступления в войну Советского Союза чрезвычайно затрудняет смягчение условий ультиматума. Если рассуждать трезво, у нас нет надежды на смягчение этих условий путем переговоров. Учитывая тот факт, что Советский Союз не обратил внимания на предложенные нами условия и вступил в войну, я считаю, что мы не можем сейчас выдвигать слишком много условий. Если говорить о свободном отводе японских войск, находящихся за границей, то у нас может быть подходящий момент добиться этого при переговорах о прекращении военных действий. Трудно согласиться и с требованием о военных преступниках, тем не менее этот вопрос не является для нас абсолютно необходимым условием, которого мы должны добиваться даже ценой продолжения войны. Вопрос же об императорском доме является принципиальным как основа будущего развития нации. Следовательно, наши претензии должны быть сосредоточены на этом.

Затем премьер дал слово министру флота. Ёнаи всегда был весьма лапидарен. Он встал и произнес:

– Я полностью согласен с мнением министра иностранных дел.

Анами заговорил громко, почти кричал:

– Я категорически протестую. В Каирской декларации содержится пункт об уничтожении Маньчжоу-го, в силу чего должно прекратить свое существование государство, основанное на принципах морали. Если и принимать условия декларации, то необходимо настаивать на четырех наших условиях. Особенно нельзя согласиться с пунктом, который предусматривает обращение к такой безнравственной стране, как Советский Союз. Необходимо выполнить наш долг перед императором, даже если вся наша нация погибнет. Не может быть сомнения в том, что мы должны вести войну до последней возможности и мы еще имеем достаточно сил воевать. Я полон решимости вести борьбу против американцев и посвятить себя решающей битве на территории самой Японии. Войска, находящиеся за границей, не должны безоговорочно складывать оружие. Народ также должен бороться до конца, иначе дело дойдет до внутренних волнений.

Воцарилась тишина. Затем Судзуки кивнул начальнику генштаба генералу Умэдзу. Его лицо было как всегда бесстрастно, но голос дрожал:

– Подготовка к решающей битве на земле отечества завершена. Вступление Советского Союза в войну для нас невыгодно, но наше положение еще не столь безвыходно, чтобы капитулировать. Если мы сейчас согласимся на безоговорочную капитуляцию, нам не будет оправдания за кровь павших на войне. По крайней мере, должны быть выдвинуты четыре условия, представленные утром.

Слово попросил председатель Тайного совета Хиранума.

– Прежде чем изложить мнение, хотел бы задать несколько вопросов. Первый вопрос министру иностранных дел: хотелось бы знать о ходе переговоров с Советским Союзом и о предложенных условиях.

– Выполняя Высочайшую волю от 13 июля, мы ради скорейшего окончания войны обратились к Советскому Союзу с предложением направить к ним специальную миссию с целью просить содействия в деле прекращения войны, – начал Того. – Но ответ, несмотря на наши настойчивые просьбы, не был получен. В телеграмме от 7 августа сообщалось о предполагаемой встрече с Молотовым 8 августа в 17.00. Вчера вечером Молотов отклонил пожелание японской стороны относительно соглашения и была объявлена война.

Глава Тайного совета продолжил задавать вопросы:

– Были ли сделаны Советскому Союзу конкретные предложения?

– Было сказано, что конкретные вопросы будут изложены специальным послом, конкретных же предложений сделано не было, – ответил Того.

– Каковы в таком случае причины объявления Советским Союзом войны Японии?

Министр иностранных дел развел руками:

– Думаю, что сообщение ТАСС выражает истинные намерения Советского Союза.

– В заявлении Советского Союза сказано, будто японское правительство официально отклонило ноту трех держав от 26 июля, – заметил Хиранума. – В чем тут дело?

– Никаких шагов к официальному отклонению не предпринималось, – ответил Того.

– На каком основании советское правительство считает, что мы отклонили предложение?

Того предположил:

– Полагаю, что им так показалось.

– Как быть с тем, что говорится в совместной декларации трех держав о жестоком обращении с пленными, а также о передаче военных преступников? – не унимался Хиранума. – Нельзя ли считать это вопросами, относящимися к нашей внутренней компетенции?

– Обстоятельства могут сложиться так, что мы вынуждены будем передать их. Что же касается разоружения войск, то противник мыслит его как принудительное, – пояснил Того.

После этого председатель Тайного совета переключился на военного министра и начальника Генштаба:

– Мне думается, есть определенный расчет продолжать войну. Но у меня есть сомнение: воздушные налеты не прекращаются днем и ночью. Можно ли быть уверенным, что мы защитим себя в дальнейшем от атомных бомб? Хотелось бы также получить разъяснения относительно затруднений, которые испытывает транспорт в связи с воздушными налетами.

Умэдзу не стал скрывать:

– Значительных результатов в борьбе с налетами мы не добились. Однако теперь можно ожидать определенных успехов в результате изменения наших методов, и воздушными налетами нельзя заставить нас капитулировать.

– Приняты ли какие-нибудь меры против артиллерийского обстрела с кораблей? – этот вопрос Хиранума обратил начштаба флота.

– У нас был план, основанный главным образом на применении авиации, но у нас не оказалось самолетов в достаточном количестве в связи с подготовкой к использованию их в решительном сражении на территории собственно Японии, – отвечал Тоёда. – Теперь в связи с необходимостью в нашу стратегию вносятся поправки с тем, чтобы ударить по противнику значительными силами.

Теперь Хиранума обратился к премьеру: