От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое - Никонов Вячеслав
Сразу гневную отповедь ему дал Анами:
– Армия уверена в том, что она может нанести сокрушительный удар по силам союзников в неизбежной решающей битве за отечество. Вряд ли победа будет безусловной, но поражение вряд ли возможно. Если мы напряжем все наши силы в судьбоносном сражении, возможен неожиданный поворот событий в нашу пользу.
– Мы почти исчерпали все наши ресурсы: и духовные, и материальные, – возражал Ёнаи. – Не может быть и речи, чтобы продолжать сражаться!
Анами отрицал, что страна потерпела поражение:
– В отечестве миллионы солдат, готовых встретить врага. Когда командование находится в стране, линии снабжения не растянуты и не требуется транспортировка войск за море, условия совсем другие. Да, исход сражения может быть неясен. Но Япония сможет хотя бы на время отбить наступление врага, а затем возродиться из смерти к жизни.
Судзуки призвал других министров высказаться.
– Урожай риса, как ожидается, будет худшим за последние пятнадцать лет, – сообщил министр сельского хозяйства. – Возможно, будет самым плохим за полвека.
Ничем не порадовал и министр транспорта:
– Поставка материалов и продовольствия из Кореи и Маньчжурии теперь под вопросом. Осложнилось даже судоходство между островами Хоккайдо и Кюсю из-за минирования, действий вражеской авиации и военных кораблей.
– Объем выпускаемой военной продукции сокращается главным образом из-за нехватки сырья, запчастей, комплектующих и даже прогулов, не говоря уже о разрушениях вследствие авиаударов, – отчитался министр вооружений и боеприпасов.
Министр внутренних дел Абэ заговорил о возможности внутренних бунтов, если Потсдамская декларация будет принята Японией без предварительных условий.
– Моральное состояние людей уже в значительной степени подорвано, – заметил Абэ. – Однако большинство людей не верят, что Япония терпит значительные поражения из-за сообщений императорского Генерального штаба, которые всегда гласят: «Япония выиграла сражение». Поэтому, если Япония просто примет потсдамские условия, весьма возможна вспышка общественного возмущения.
Хотя большинство уже выступало за капитуляцию, это не имело большого значения, так как для принятия решения требовалось единогласие. Решения кабинета принимались консенсусом.
Судзуки сделал перерыв в заседании и приступил к реализации плана, который он еще раньше продумал вместе с Кидо и Того. Они решались на беспрецедентный шаг в истории страны: вынести на суд самого императора не согласованное ранее в правительстве и Высшем совете решение. Такого еще не случалось. Императорские конференции собирались для получения одобрения императора. Император не участвовал в обсуждении, он только ставил свою подпись, ратифицируя уже принятые решения. Если до Императорской конференции не принято по какому-то вопросу единодушное решение, то правительство должно было отправиться в отставку.
Кидо уверил Судзуки, что император готов официально объявить о своем решении на Императорской конференции. Генералитет будет там, и ему трудно будет игнорировать мнение императора. Конечно, с юридической точки зрения, император не может приказывать, и военные в любом случае будут действовать согласно решению правительства. Но… Моральный авторитет божественного тэнно должен был сработать в отношении армейской верхушки.
Но как созвать Императорскую конференцию? Ведь для этого по закону нужна была петиция за подписью премьер-министра и двух начальников штабов – генерала Умэдзу и адмирала Тоёды. Сакомидзу – секретарю премьера – было поручено их обмануть. Он получил требуемые подписи, уверив Умэдзу и Тоёду, что Императорская конференция должна обязательно состояться для объявления войны СССР. Прошло уже полдня с начала советского наступления, а Япония так еще и не сделала официального заявления.
В то время как кабинет министров обсуждал возможные шаги к миру, в императорском Генеральном штабе шло заседание высшего военного командования. Обсуждали меры для отражения советского наступления. Не было даже признака пораженческих настроений.
Премьер-министр возобновил заседание правительства. Было уже очевидно, что голоса разделились в отношении два к одному в пользу Судзуки, Того и капитуляции. Министр образования Ота, отказавшись принять одну из сторон («это слишком серьезная проблема»), напомнил о конституционных принципах, действовавших в случае раскола в кабинете:
– Я настаиваю, чтобы правительство подало в отставку, поскольку оно не проявило должной ответственности.
Но тут уж было не до законов. Судзуки резко отрубил:
– Я чувствую в полной мере нашу ответственность, но сейчас не время для правительства спорить об ответственности. Скорее, мы должны предпринять необходимые шаги, чтобы исправить положение.
Еще раз опросив министров и убедившись, что кабинет безнадежно расколот, премьер заявил, что он должен доложить обо всем императору. Он оставил правительство продолжать дискуссии и в сопровождении Того отправился в Императорскую библиотеку в саду Фукиагэ. Там их принял Хирохито.
Того сообщил, что согласия ни в Высшем совете, ни в правительстве не предвидится. Судзуки обратился с просьбой немедленно созвать Императорскую конференцию. Хирохито дал согласие.
Судзуки и Того вернулись в зал заседаний правительства, чтобы убедиться, что все остались при своих мнениях. Премьер устало закрыл собрание около 10 вечера.
В ночь на 10 августа японское правительство получило первое научное подтверждение типа бомбы, сброшенной на Хиросиму. Профессор Асада из Университета Осаки вернулся со своей командой на военно-морскую базу Курэ, где поведал о своих находках в Хиросиме. Электрометр и счетчик Гейгера указывали на высокий уровень радиации. Анализы крови людей фиксировали ненормально низкое количество лейкоцитов. Асада с борта эскадренного миноносца, стоявшего в порту Курэ, передал телеграмму в Токио: «Бомба, сброшенная на Хиросиму, несомненно, была атомной бомбой. Мы доказали это научно. Разрушения были ужасными. Не существует никаких средств защиты от этого оружия. Японии грозит большой кризис. Нам необходимо готовиться к самому худшему».
Япония быстро наполнялась слухами. Говорили, будто перехвачено на коротких волнах сообщение союзников, что 17 августа сбросят бомбу на Токио, а 21 августа – на Осаку.
Императорская конференция была назначена в бомбоубежище дворца, расположенном под садом Фукиагэ. Ближе к полуночи участники конференции стали заходить туда через узкую дверь бункера на склоне холма и спускаться по покрытым циновками ступеням. Каждый участник получал по три листа. На одном был текст Потсдамской декларации. Второй лист был озаглавлен «Предложение А» и там значилось единственное условие принятия декларации, выдвинутое Того – сохранение власти императора. На листе с «Предложением В» перечислялись три дополнительных условия, предложенные Анами, Умэдзу и Тоёдой.
За большим столом расположились все члены «большой шестерки», директора Бюро военных дел армии и флота генерал-лейтенант Ёсидзуми и вице-адмирал Хосина; начальник управления планирования генерал-лейтенант Икэда; секретарь кабинета Сакомидзу, а также председатель Тайного совета барон Киитиро Хиранума.
По идее, на Императорский совет должны были пригласить всех членов Тайного совета, который состоял из 27 видных государственных деятелей, назначаемых императором. Однако, как и правительство, Тайный совет был расколот. Поэтому Судзуки и Сакомидзу решили пригласить только его председателя.
Участники в напряжении заняли свои места, где на них тут же набросились тучи голодных комаров, которых более чем устраивала поза собравшихся – этикет предусматривал соблюдать тишину и неподвижность, руки расположены на коленях.
В 23.55 император в военном мундире появился из-за ширмы в сопровождении своего главного адъютанта генерал-лейтенанта Хасунумы. Все встали с колен и поклонились.
Конференция началась.
В тот день Трумэн провел немаловажное заседание, о котором напишет адмирал Леги. Президент созвал совещание, чтобы обсудить вопрос об опубликовании информации относительно создания атомного оружия. Присутствовали Бирнс, Стимсон, Гровс, Ваннивар Буш – директор бюро научных исследований и развития, Чарльз Комптон – ректор Массачусетского технологического института.
