От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое - Никонов Вячеслав

Ответил Бирнс:

– Мы оказались в положении, при котором Польша, с согласия Советского Союза, фактически управляет этой территорией. Ввиду этого три державы согласились, чтобы управление этой территорией осталось в руках Польши, чтобы не было больше споров насчет статуса этой территории.

– Я не настаиваю, – вяло заметил Бевин. – Если мы все понимаем, в чем дело, я не возражаю. Мне будут поставлены разные вопросы по возвращении, и поэтому я хотел бы знать, что произойдет в этой зоне. Возьмут ли всю эту зону поляки, а советские войска отойдут?

Сталин заверил:

– Да, да. Мы оттуда уже вывели четыре пятых всех войск, которые находились там во время войны с Германией. Думаем и эту оставшуюся еще часть сократить. Что касается зоны, которая отходит к Польше согласно внесенному предложению, то этой зоной Польша фактически уже управляет и имеет там свою администрацию. Русской администрации там нет.

– Не можете ли вы теперь помочь нам с военно-воздушной линией? – Бевин захотел большего. – Мы старались договориться по этому поводу с польским правительством, но оно сейчас не может согласиться.

– Почему не может согласиться? – удивился Сталин.

– Я понял так, что этот вопрос касается советского военного командования, потому что мы должны лететь частично через русскую зону.

Сталин заметил:

– Так вы и теперь летаете через русскую зону до Берлина.

– Можете ли вы согласиться, чтобы мы летали до Варшавы? – попросил Бевин.

Сталин этого явно ждал:

– Мы согласимся на это, если нам устроят полеты через Францию в Лондон. (Смех). А кроме того, надо договориться с поляками. Я представляю себе дело так: от Берлина до Варшавы будет установлена воздушная связь и будут летать английские или польские самолеты, согласно договору между Англией и Польшей. Что касается воздушной связи с Москвой по этой трассе, то с того места, с которого начинается граница с Россией, будут летать русские летчики. Что касается удовлетворения нужд русских для полетов в Париж и Лондон, там, очевидно, будут летать английские или французские самолеты. Тогда будет трасса Лондон – Париж – Москва. Я так представляю себе это дело.

Сталин затем поставил вопрос о системе управления Германией:

– Общую политику в отношении Германии трудно проводить, не имея какого-то центрального германского аппарата. Советская делегация напоминает, что в связи с обсуждением вопроса об экономических принципах она внесла предложение по вопросу о Рурской области, которое предусматривает, что Рурская промышленная область должна рассматриваться как часть Германии и что в отношении Рурской области должен быть установлен контроль четырех держав, для чего должен быть создан соответствующий Контрольный совет из представителей США, Великобритании, Франции и Советского Союза.

– Я не могу обсуждать этого вопроса в отсутствие французов, – обозначил свою позицию Бевин. – Это – большой принципиальный вопрос, и французы очень близко в нем заинтересованы.

– Может быть, вопрос о контроле над Рурской областью сейчас отложить, а вот мысль, что Рурская область остается частью Германии, эту мысль следует отразить в нашем документе, – предложил Сталин.

Трумэн подтвердил:

– Безусловно, это часть Германии.

– Может быть, – настаивал Сталин, – сказать об этом в одном из наших документов?

– Почему ставится этот вопрос? – делано заинтересовался Бевин.

– Этот вопрос поднимается потому, что на одной из конференций, на Тегеранской конференции, ставился вопрос о том, чтобы Рур был выделен из состава Германии в отдельную область под контролем Совета, – напомнил Сталин.

Бевин закусил удила:

– Я не могу согласиться, потому что сейчас не имею перед собой картины предыдущего обсуждения этого вопроса. Я знаю, что была высказана мысль об интернационализации Рура для того, чтобы уменьшить военный потенциал Германии. Я согласен, чтобы до решения этого вопроса Рур оставался под управлением Контрольного совета. Но я хотел бы иметь возможность переговорить по этому вопросу с моим правительством и предложил бы передать этот вопрос в Совет министров иностранных дел, чтобы иметь время по-настоящему изучить его.

Сталин и Трумэн согласились.

– Следующий вопрос – о перемещении немецкого населения из Польши и Чехословакии, – сказал Трумэн.

Слово взял Бирнс:

– Доклад комиссии, которая занималась этим вопросом, был принят целиком, кроме последней фразы, которая гласит: «В то же время чехословацкое правительство, польское правительство и Союзная контрольная комиссия в Венгрии будут поставлены в известность относительно вышеизложенного и к ним будет обращена просьба прекратить переселение до тех пор, пока заинтересованные правительства не изучат этот вопрос». Я думаю, что этот последний пункт очень нужен, тогда решение будет эффективным.

– А я боюсь того, что такое решение не даст серьезных результатов, – осадил госсекретаря Сталин. – Дело не в том, что немцев прямо берут и выгоняют из этих стран. Не так просто обстоит дело. Но их ставят в такое положение, при котором им лучше уйти из этих районов. Формально чехи и поляки могут сказать, что нет запрещения немцам жить там, но на деле немцы ставятся в такое положение, при котором жить им там становится невозможно.

– Если Вы согласитесь, мы будем благодарны, – взмолился Трумэн. – Возможно, что это предложение не изменит существующего положения, но даст нам возможность обратиться к этим правительствам.

– Хорошо, я не возражаю, – смилостивился Сталин и тут же предложил. – Мы хотели бы закончить вопрос о германском флоте.

– Этот вопрос сегодня еще не готов, – возразил президент.

– Давайте условимся подготовить его к завтрашнему дню, – попросил Сталин.

– Хорошо, я согласен, – согласился Трумэн. – Я собирался завтра уехать, но я могу остаться.

Сталин напомнил:

– В принципе было решено, что Советскому Союзу передается одна третья часть военного флота, за исключением подводных лодок, большая часть которых будет потоплена, и третья часть торгового флота. Я прошу не откладывать этого вопроса и завтра решить его.

Трумэн и Эттли не возражали. Следующим стал вопрос о Югославии.

– Имеются английские предложения, – огласил Трумэн.

– Мы только что роздали проект, касающийся греческого вопроса, – заявил Сталин. – Что касается Югославии, то мы вчера передали проект относительно Триеста и Истрии.

Бевин понял, что в грозивших начаться спорах о Балканах у него не было шанса:

– Мне кажется, что мы представили весьма разумное предложение относительно Югославии. Советская делегация представила два других предложения. Я предлагаю отказаться от рассмотрения всех трех предложений.

– Хорошо, – спокойно согласился Сталин, только что одним движением похоронивший британский проект с осуждением политики Тито.

Последним в тот день стал вопрос о военных преступниках. Молотов заявил, что советская сторона готова принять за основу проект британской делегации с одной небольшой поправкой. А именно, чтобы в последней фразе этого проекта после слов «главные преступники» были добавлены слова: «такие, как Геринг, Гесс, Риббентроп, Розенберг, Кейтель и другие».

– Когда мы обсуждали этот вопрос вчера, я считал нецелесообразным называть определенных лиц или пытаться определить здесь их виновность, – отозвался госсекретарь. – Каждая страна имеет среди нацистских преступников своих «любимцев», и если мы не включим этих преступников в список, то нам трудно будет объяснить, почему они не включены.

– Но в предложении так и сказано: «такие, как… и другие», – настаивал Сталин. – Это не ограничивает количество, но создает ясность.

Бирнс под общий смех заметил:

– Это дает преимущество тем, кого вы называете.

– Я не думаю, что перечисление имен усилит наш документ, – поддакнул Эттли. – Например, я считаю, что Гитлер жив, а его нет в нашем списке.

Сталин не стал вступать в дискуссию о судьбе фюрера, заметив только: