От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое - Никонов Вячеслав

В тот день он записал в дневнике: «Если Сталин сыграет в ящик, это будет конец первоначальной Большой тройки. Сначала умер Рузвельт, потом потерпел политическое поражение Черчилль, и вот затем Сталин. Интересно, что будет с Россией и Центральной Европой, если Джо уйдет в мир иной. Если какой-нибудь демагог на коне захватит контроль над эффективной военной машиной России, он может надолго ввергнуть европейский мир в хаос. Мне интересно также знать, существует ли человек, наделенный необходимой силой и чувством перспективы для того, чтобы занять место Сталина и сохранить мир и национальное единство внутри страны. В привычки диктаторов не входит подготовка лидеров, способных унаследовать их власть. На конференции я не видел ни одного русского, который смог бы сделать эту работу. Молотов окажется не в состоянии, то же Вышинский, а Майскому не хватает искренности. Дядя Джо еще очень силен психически и физически, но человек смертен, и нам остается только гадать, что нас ждет».

Сталин поблагодарил Трумэна за письмо и добавил: «Сегодня чувствую себя лучше и завтра, 31 июля, рассчитываю присутствовать на конференции». И чуть позднее: «Благодарю Вас за присылку вашего портрета. Как только приеду в Москву, не премину послать Вам свой портрет». Сталин выполнит свое обещание.

В полпятого вечера Бирнс приехал к Молотову, и именно в ходе этой встречи были найдены основные дипломатические развязки Потсдамской конференции. По Польше – граница по Западной или Восточной Нейсе, – госсекретарь обещал уговорить и англичан. Нарком не возражал.

Молотов вручил советские предложения о суде над главными военными преступниками. «1. Конференция признала необходимым для суда над главными военными преступниками, преступления которых, как об этом сказано в Московской Декларации от 1 ноября 1943 года, не связаны с определенным географическим местом, учредить в ближайшее время Международный Трибунал. 2. Конференция решила, что Международным трибуналом в первую очередь должны быть судимы следующие главари гитлеровской клики: Геринг, Гесс, Риббентроп, Лей, Кейтель, Дениц, Кальтенбруннер, Фрик, Штрейхер, Крупп».

– Имеются разногласия о том, где должен состояться процесс, в Нюрнберге или в Берлине, – заметил при этом Молотов. – Советское правительство предпочло бы Берлин, но оно готово согласиться на любое из этих мест.

Договорились об отказе от ялтинской идеи расчленения Германии. В сообщении об итогах Берлинской конференции будет сказано о том, что «германский народ начал искупать ужасные преступления, совершенные под руководством тех, которым во имя их успехов он открыто выражал свое одобрение и свято повиновался». Союзники заверили об отсутствии намерений «уничтожить или ввергнуть в рабство немецкий народ». Предусматривались полное разоружение и демилитаризация Германии, ликвидация промышленности, которая могла быть использована для военного производства, упразднение сухопутных, морских и воздушных сил Германии, СС, СА, СД, гестапо со всеми штабами и учреждениями, включая Генштаб, уничтожение НСДАП. Германия на время оккупации должна была рассматриваться как единое экономическое целое.

В Москве в тот день посол Сато добился приема у Лозовского, который немедленно отправил послание в Потсдам: «Ко мне 30 июля обратился Сато за ответом по вопросу о посредничестве. Я сказал, что для ответа требуется известное время. Сегодня, к сожалению, я не могу дать ответ послу… По поводу Потсдамской декларации Сато сказал:

– Япония не может сдаться на таких условиях. Если честь и существование Японии будут сохранены, то Японское правительство для прекращения войны проявит весьма широкую примиренческую позицию…

Он хочет знать, не будет ли со стороны cоветского правительства тех или иных пожеланий и указаний. В заключение Сато сказал, что у него имеются опасения, что обращение Трумэна, Черчилля и Чан Кайши может помешать посредничеству. Однако поскольку руководители cоветского правительства находятся в Берлине, то он надеется, что они уделят соответствующее внимание этому вопросу и устранят помехи».

В связи с ранее согласованными планами сбросить ядерные бомбы на четыре потенциальные цели генерал Карл Спаатс телеграфировал 30 июля в Вашингтон, что Хиросима, «согласно рассказам военнопленных», была единственным городом из четырех, «в котором не было лагерей для союзнических военнопленных». В ответном сообщении говорилось, что уже слишком поздно менять цели. «Однако если вы считаете эти сведения достоверными, то Хиросиму нужно рассматривать как наиболее приоритетную из них».

31 июля. Вторник

Трумэн пребывал в раздумьях по поводу предложения Молотова Соединенным Штатам вместе с другими союзниками обратиться к советскому правительству с официальной просьбой о вступлении в войну против Японии. «Я долго совещался с премьер-министром Эттли и моими советниками по поводу русского предложения. Мне это предложение не понравилось по одной важной причине. Я увидел в нем циничный дипломатический ход с целью представить вступление России решающим фактором достижения победы… Я не хотел, чтобы Москва пожинала плоды длительной, ожесточенной и доблестной борьбы, в которой она не участвовала… Имея в виду эти факты и условия, я теперь был готов обратиться с письмом к Сталину».

Отвергать с порога советское обращение Трумэн не стал. Выход из положения предложили юристы госдепартамента, нашедшие другое обоснование для разрыва советско-японского пакта о нейтралитете – не просьбу союзников, а Московскую декларацию 1943 года и статьи 103 и 106 Устава ООН. И хотя эта декларация не имела юридически обязывающей силы, а Устав ООН еще не все ратифицировали, эта аргументация легла в основу послания президента Сталину от 31 июля. По сути, это была казуистическая отписка. Вывод Кремль мог сделать один: США не сильно жаждут советского вступления в войну, а значит, под угрозой могли оказаться и обещанные в Ялте приобретения на Дальнем Востоке.

В урочное время на одиннадцатое заседание собралась Большая тройка. Бевин от имени министров иностранных дел доложил, что большинство позиций заключительного документа уже согласовано. Нерешенным оставался вопрос о Югославии и Триесте. Трумэн открыл дискуссию:

– Первый пункт нашей повестки дня – предложения США относительно германских репараций, западной границы Польши и допуска в Организацию Объединенных Наций. Мистер Бирнс доложит сейчас о них.

– Наши предложения по вопросу о репарациях были внесены как часть общих предложений, касающихся этих трех спорных вопросов, – заявил госсекретарь. – Все эти три вопроса связаны между собой. Делегация США заявила на заседании министров иностранных дел, что она идет на уступки в отношении западной границы Польши и допуска в Организацию Объединенных Наций при условии достижения соглашения по всем трем вопросам.

Речь шла о допуске в ООН бывших германских союзников из Восточной Европы. Сталин не согласился:

– Они не связаны друг с другом, это разные вопросы.

– Это верно, вопросы разные, но они стояли перед нами в течение двух недель, и мы не могли достичь никакого соглашения по ним, – заметил Бирнс. – Однако мы заявляем здесь еще раз, что не согласимся пойти на уступку в отношении польской границы, если не будет достигнуто соглашения по двум другим вопросам. В наших предложениях о репарациях, которые были обсуждены на вчерашнем заседании министров, предусматривалось, что 25 процентов капитального оборудования Рурской области, которое является ненужным для поддержания мирной экономики, будут переданы Советскому Союзу в обмен на продовольствие, уголь, цинк, калий, нефтяные продукты, лес и т. д. из советской зоны. Кроме того, мы предлагали 15 процентов такого капитального оборудования, которое считается ненужным для поддержания мирной экономики, передать из Рурской области Советскому Союзу без всякой оплаты или обмена. Во время вчерашней дискуссии британская делегация заявила, что она не может согласиться на то, чтобы все это было передано только из Рурской области, но она может согласиться на передачу оборудования Советскому Союзу из всех западных зон.