От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое - Никонов Вячеслав

Объяснил Трумэн и причину, по которой он не счел нужным даже поставить в известность советскую сторону об ультиматуме японцам: «Сталин, конечно, не мог подписать воззвание, так как он все еще находился в мирных отношениях с Японией… Мы с Черчиллем согласились с тем, что Чан Кайши следует попросить присоединиться к подписанию этого документа и что Китай должен быть включен в перечень великих держав. Поэтому я направил текст предложенного документа послу Хёрли в Чунцин с указанием незамедлительно получить согласие генералиссимуса».

Черчилль в мемуарах утверждал, что он был против формулы безоговорочной капитуляции, на которой настоял Трумэн. «Я остановился на перспективе колоссальных потерь американцев и несколько меньших потерь англичан, если мы будем навязывать японцам „безоговорочную капитуляцию“. Поэтому ему следует подумать, нельзя ли выразить это каким-то иным образом, чтобы мы получили все необходимое для будущего мира и безопасность и вместе с тем создали бы для них какую-то видимость, что они спасли свою военную честь, и какую-то гарантию их национального существования после того, как они выполнят все требования, предъявленные победителем. Президент резко ответил, что после Пёрл-Харбор он не считает, что у японцев есть какая-то военная честь…»

Так появилась Потсдамская декларация, представлявшая собой ультиматум Японии, которой угрожали быстрым и полным разрушением, если японское правительство не объявит о «безоговорочной капитуляции японских вооруженных сил».

Ну а тем временем Трумэн отдал приказ на военное применение ядерной бомбы против Японии, о чем с удовольствием писал в мемуарах: «Генерал Спаатс, командовавший стратегической авиацией, которая должна была доставить бомбу к цели, получил некоторую свободу выбора относительно того, когда и на какой из четырех городов следует сбросить бомбу. Это обусловливалось погодными условиями и другими оперативными соображениями… Приказ генералу Спаатсу гласил: „509-я сводная группа 20-й воздушной армии доставляет свою первую специальную бомбу, как только позволят метеорологические условия видимости примерно после 3 августа 1945 года по одной из целей: Хиросиме, Кокуре, Ниигате и Нагасаки. Для доставки военного и гражданского научного персонала военного министерства для наблюдения и регистрации последствий взрыва выделяется дополнительный самолет, сопровождающий самолет-доставщик. Самолет наблюдения будет находиться на расстоянии нескольких миль от места взрыва.

Следующие бомбы будут доставлены к вышеуказанным целям по мере подготовки сотрудниками проекта. Относительно других целей инструкции поступят позже.

Право распространения частичной или полной информации, касающейся использования этого вида оружия против Японии, остается за военным министром и президентом Соединенных Штатов…“

Этот приказ привел в движение деятельность по первому применению атомного оружия против военной цели. Я принял решение, а также проинструктировал Стимсона, что приказ будет оставаться в силе до моего уведомления, что японский ответ на наш ультиматум принят… Тем временем корабли и самолеты спешно доставляли материалы для бомбы и специалистов для ее сборки на тихоокеанский остров Тиниан на Марианском архипелаге».

Японцы между тем не оставляли надежд на выход из войны через советское посредничество. 24 июля посол в Москве Сато получил телеграмму от главы МИДа Того. «Министр поручал ему сообщить советскому правительству, что задача миссии Коноэ заключается в том, чтобы просить советское правительство о посредничестве с целью окончания войны. В его задачу также входит ведение переговоров с советским правительством об укреплении советско-японских отношений».

Позже в этот день Того направил еще одно указание Сато: Япония не сможет принять безоговорочную капитуляцию. В случае если союзники этого потребуют, весь народ Ямато поднимется как один на битву с врагом.

25 июля. Среда

На встрече с Лозовским посол Сато передал эти разъяснения советской стороне. Заместитель наркома обещал срочно доложить их высшему руководству.

Встреча министров иностранных дел в Потсдаме 25 июля, на которой председательствовал Молотов, была малосодержательной: обсудили в общих чертах предложение Трумэна о свободе навигации по внутренним водным путям. После этого проводили Идена: «Молотов, окруженный Вышинским, Соболевым и другими, выразил свои наилучшие пожеланиям в самых теплых выражениях, сказал, что надеется на наш успех и многое другое, – записал Иден. – Должно быть, я был плохим министром иностранных дел и слишком часто уступал, раз они хотели моего возвращения».

Лидеры встречались утром. «Перед тем, как начать девятое заседание конференции, Черчилль, Сталин и я позировали в саду дворца для первых официальных фотографий конференции, – записал Трумэн. – Девятая сессия началась с теперь хорошо знакомого вопроса о западных границах Польши». Стороны просто повторили свои позиции, и дискуссия вновь зашла в тупик.

Черчилль предложил добавить в повестку новый вопрос:

– Имеется большое количество немцев, которых нужно переместить из Чехословакии в Германию.

Сталин не понял сути вопроса:

– Чехословацкие власти эвакуировали этих немцев, и они находятся сейчас в Дрездене, в Лейпциге, в Хемнице.

– Мы считаем, что имеются 2,5 миллиона судетских немцев, которых нужно переместить, – пояснил премьер-министр. – Кроме того, чехословаки хотят быстро избавиться от 150 тысяч немецких граждан, которые были в свое время перемещены в Чехословакию из рейха. Согласно нашей информации, только две тысячи из этих 150 тысяч немцев покинули Чехословакию. Это большое дело – переместить 2,5 миллиона людей. Но куда их перемещать? В русскую зону?

– Большая часть их идет в русскую зону, – подтвердил Сталин.

– Мы не хотим их иметь в своей зоне, – отрезал Черчилль.

– А мы и не предлагаем этого, – ответил предсовнаркома под всеобщий смех. – Я думаю, что гораздо большее значение имеет вопрос о снабжении всей Германии углем и металлом. Рур дает 90 процентов металла и 80 процентов каменного угля.

Черчилль был готов к такому обсуждению:

– Если уголь из Рура будет поставляться в русскую зону, то за эти поставки придется заплатить продовольствием из этой зоны.

– Если Рур остается в составе Германии, то он должен снабжать всю Германию, – подчеркнул Сталин.

– А почему тогда нельзя брать продовольствие из вашей зоны?

– Потому, что эта территория отходит к Польше.

– Но как рабочие в Руре будут производить этот уголь, если им нечего будет есть, и откуда они могут взять продовольствие? – возмутился Черчилль.

Сталин тоже был готов к такому повороту:

– Давно известно, что Германия всегда ввозила продовольствие, в частности хлеб. Если не хватает Германии хлеба и продовольствия, она будет его покупать.

– Тогда как сможет она заплатить репарации? – поинтересовался премьер-министр.

– Сможет заплатить, у Германии еще много кое-чего осталось.

– Я надеюсь, что генералиссимус признает некоторые из наших затруднений, как мы признаем его затруднения, – взмолился Черчилль. – У нас в Англии в этом году будет самая безугольная зима, у нас не хватает угля.

– Почему? – недоуменно спросил Сталин. – Англия всегда вывозила уголь.

– Вследствие того, что углекопы еще не демобилизованы, у нас нехватка рабочей силы в угольной промышленности.

На это у Сталина был проверенный рецепт:

– Достаточно имеется пленных. У нас пленные работают на угле, без них было бы очень трудно. Мы восстанавливаем наши угольные районы и используем пленных для этой цели. 400 тысяч немецких солдат сидят у вас в Норвегии, они даже не разоружены, и неизвестно, чего они ждут. Вот вам рабочая сила.

– Я не знал, что они не разоружены, – соврал Черчилль. – Во всяком случае, наше намерение заключается в том, чтобы разоружить их. Я не знаю точно, каково там положение, но этот вопрос был урегулирован верховной ставкой союзных экспедиционных сил. Во всяком случае, я наведу справки. И в то время, когда у нас не хватает угля для этой зимы, мы не понимаем, почему поляки имеют возможность продавать уголь с территории, которая еще не принадлежит им.