Ингеборг Фляйшхауэр - Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии. 1938-1939
1179
Prozeß, X, S. 353.
1180
Prozeß, X,S. 216.
1181
Даже такой трезвый интерпретатор, как Браубах, высказывает предположение, что секретный дополнительный протокол был выработан «все-таки в основном по предложению русских» (Weg, S. 30).
1182
Тем самым позднейшие утверждения Риббентропа, будто Сталин «уже на первой стадии переговоров заявил, что желал бы поднять вопрос об определении конкретных сфер интересов», выдвинув соответствующие требования, представляются в принципе или по крайней мере с точки зрения логики развития событий и протекания их во времени неверными (London, S. 181), а литература, которая — умышленно или неумышленно строя свои выводы на таких утверждениях — считает этот протокол, определивший сферы интересов, советским изобретением, -дезинформированной.
1183
Kordt Wahn, S. 178.
1184
Teske Köstring, S. 141.
1185
Hilger. Wir, S. 288.
1186
Ribbentrop. London, S. 179. Можно вполне обоснованно предположить, что озабоченность Риббентропа дальнейшим «протоколом» и его желание вести переговоры лично со Сталиным были предметом соответствующих запросов или демаршей германского посольства в адрес протокольного отдела Наркомата иностранных дел, поскольку последующее появление на переговорах самого Сталина выглядело в глазах людей, знакомых с московскими дипломатическими обычаями, неожиданным: «В этом случае Сталин впервые вел переговоры с представителем другого правительства о заключении договора» (Hilger. Wir, S. 285).
1187
Hilger, Meyer. Allies, p. 309; в сокращении в: Hilger. Wir, S. 292.
1188
Не известно ни одной записи хода этих судьбоносных переговоров в Кремле, хотя имеется указание германской стороны на то, что переговоры должны были протоколироваться: переводчик Шмидт подчеркивал, что Хильгер был включен в состав делегации не только как переводчик, — он должен был также вести запись бесед (Schmidt Statist, S. 444). Хильгер заявления Шмидта не подтвердил. К сожалению, и ход переговоров он изложил в своих мемуарах лишь в самых общих чертах. Тем не менее эти воспоминания Хильгера, заявления Риббентропа и Гауса в Нюрнберге и написанные в тюрьме мемуары бывшего рейхсминистра иностранных дел являются главными источниками, положенными в основу предлагаемой ниже реконструкции.
Среди советских источников тоже не обнаружено никаких записей (Сиполс. За несколько месяцев..., с. 140). Но это не столь удивительно. Сталин никогда не разрешал составлять протоколы или записи хода переговоров, на худой конец хотя бы резюмировать так называемые резолюции или решения, то есть письменно фиксировать существенные моменты итоговых протоколов. По этой причине не обнаруживается ничего подобного и в данном случае. Единственный свидетель, который мог бы сегодня пролить свет на ход тогдашних переговоров, — присутствовавший на них переводчик Сталина Павлов — пока не высказался по этому поводу.
1189
Ribbentrop. London, S. 179.
1190
Согласно Риббентропу, граф Шуленбург не смог «подавить в себе возглас удивления» (London, S. 179f.); по свидетельству Хильгера, напротив, Риббентроп был «приятно поражен, когда, войдя в кабинет, увидел стоящих рядом Сталина и Молотова» (Hilger. Wir, S. 286).
1191
Hilger. Wir, S. 28; Hilger, Meyer. Allies, p. 301.
1192
Prozeß, X, S. 303.
1193
Направляемый защитником Рудольфа Гесса баварским адвокатом д-ром Зайдлем, который, не в последнюю очередь, с этой целью предложил даже пригласить на процесс для дачи показаний советского наркома иностранных дел Молотова (Prozeß, X, S. 217), Риббентроп на суде договорился до такого утверждения: «Не приходится сомневаться в том, что Сталин ни при каких обстоятельствах не может упрекнуть Германию в агрессии или агрессивной войне за ее действия против Польши; если говорить здесь об агрессии, то вину за нее следовало бы возложить на обе стороны» (Prozeß, X, S. 356). В этом высказывании еще раз прозвучало торжество по поводу казавшегося ему явным успеха его московской миссии, целью которой было необратимо сделать Сталина совиновником противоречащих международно-правовым нормам преступлений гитлеровского государства.
1194
Ribbentrop. London, S. 180.
1195
Hilger. Wir, S. 288; Hilger, Meyer. Allies, p. 303. См. также: Schmidt. Statist, S. 444.
1196
Hilger. Wir, S. 286.
1197
Ribbentrop. London, S. 180f.
1198
См.: Prozeß, X, S. 303. Позднее Риббентроп писал: «При этом (при определении демаркационной линии на польской территории. — И.Ф.) я дал понять Сталину, что с немецкой стороны будет сделано все для того, чтобы решить эти дела мирным, дипломатическим путем» (Ribbentrop. London, S. 181).
1199
Во время его второго визита в Москву — для подписания договора о границе и дружбе (конец сентября 1939 г.) — ситуация в этом отношении, конечно, изменилась. На этот раз Риббентроп чувствовал себя уже «как среди старых товарищей». Сталин, на свою беду, утратил бдительность и оправданное недоверие по отношению к германским намерениям, определявшие его поведение в те августовские дни 1939 г.
1200
Gaus. Eidesstattliche Versicherung, in: Prozeß, XL, S. 298. В другом месте материалов Международного военного трибунала (Prozeß, X, S. 358) показания Гауса цитируются в следующем виде: «...рейхсминистр иностранных дел... выбирал выражения таким образом, что военный конфликт между Германией и Польшей представлялся не как уже предрешенный факт, а как лишь грозящая возможность...».
1201
Prozeß, X, S. 204f.
1202
Prozeß, X,S. 359.
1203
Ribbentrop. London, S. 177.
1204
Prozeß, X,S. 359.
1205
Ribbentrop. London, S. 181; Prozeß, X, S. 304ff.
1206
Гитлер 23 августа 1939 г. сообщил Вайцзеккеру, бывшему при нем в отсутствие Риббентропа, что правительство Чемберлена «под впечатлением нашего coup в Москве падет и идея гарантий рухнет». По мнению Вайцзеккера, Гитлер в этот день «взял курс прямо на войну, не обнаружив никаких сдерживающих моментов в своем решении. Он по-прежнему ориентируется на локализованную войну, но говорит — по крайней мере сегодня — и о возможности ведения всеобщей войны. Еще недавно он рассуждал в этом вопросе иначе». Но 24 августа 1939 г. Вайцзеккер снова заметил у Гитлера определенные сомнения: «Фюрер продолжает работать над концепцией локализованной войны, от которой не хочет отказываться. Все-таки идея борьбы и с Западом ему более неприятна, чем мне показалось вчера. Он полагает, что поляки уступят, и снова говорит о поэтапном решении. После первого этапа, считает он, англичане откажут полякам в поддержке» (Weizsäcker-Papiere, S.159f.).
1207
В пользу этого предположения говорит ряд существенных фактов в германо-советских отношениях после подписания договора. Напомним здесь хотя бы о недостаточной готовности Красной Армии к вторжению в Польшу, которое последовало только после интенсивных настояний германской стороны в течение двух с половиной недель. Следует вспомнить также о крайне медленно проходившем процессе ратификации договора советской стороной и о беседе Риббентропа с советским поверенным в делах в Берлине Ивановым 29 августа 1939 г., о которой сохранилась достоверная запись д-ра Пауля Шмидта. В этой первой после своего возвращения из Москвы беседе с советским представителем, не привлекшей к себе почти никакого внимания исследователей, Риббентроп, в частности, отметил, что «и... (фюрер) желает улучшения германо-английских отношений и что польская проблема так или иначе будет решена». Кроме того, фюрер, по словам рейхсминистра, «выдвинул в качестве абсолютной предпосылки улучшения взаимопонимания между Германией и Англией требование не затрагивать соглашение между Германией и Россией». Далее Риббентроп сообщил Иванову, что Гендерсон передал ему послание, в котором говорится, что «английское правительство надеется, что окажется возможным решить острую польскую проблему путем непосредственного германо-польского диалога». Английский ответ, добавил Риббентроп, «в данный момент изучается, и русское правительство будет держаться в курсе относительно результатов этого изучения». Как говорится далее в записи беседы, Риббентроп подчеркнул, что переориентация германской внешней политики на дружбу с Россией является, «как он уже заявил Сталину и Молотову... радикальной и окончательной. Германия не будет участвовать ни в какой конференции, на которой не будет представлена Россия». Вслед за этим, впрочем, Риббентроп поставил Иванова в известность о германской мобилизации. Сообщить об этом Молотову Вайцзеккер телеграммой от того же дня вменил в обязанность послу Шуленбургу (ADAP, D, VII, Nr. 413, S. 355, Anm. 4).