От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое - Никонов Вячеслав

Трумэн начал с изложения американской позиции «в отношении черноморских проливов и международных внутренних водных путей вообще».

– Мы считаем, что конвенция Монтрё должна быть пересмотрена. Мы думаем, что Черноморские проливы должны стать свободным водным путем, открытым для всего мира, и право свободного прохода через проливы для всех судов должно быть гарантировано всеми нами. Я полагаю, что мы в значительной мере поможем достижению этой цели, если установим и гарантируем, что все водные пути сообщения будут свободны для всех наций.

– Например, какие? – ехидно поинтересовался Сталин.

– У меня есть предложение относительно свободы путей сообщения, и я думаю, что мы должны постараться добиться такого положения, при котором Россия, Англия и все другие государства получат свободный доступ ко всем морям мира. Вот это предложение.

Трумэн протянул свой проект предложения и продолжил:

– Я думаю, что такая же процедура должна быть применена к Кильскому каналу, и в том же духе должна быть изменена конвенция в Монтрё. Таким образом, у нас будет свободный обмен в этих районах.

– Я энергично поддерживаю предложение относительно исправления конвенции Монтрё для того, чтобы обеспечить Советской России свободный и беспрепятственный проход через проливы ее торгового и военного флота как в мирное, так и в военное время, – поспешил заверить Черчилль.

Сталин чуял подвох за версту, а потому ответил:

– Нужно вчитаться в предложения президента, на слух тут не все поймешь. Может быть, пока перейдем к другим вопросам?

Председательствующий согласился:

– Следующий вопрос повестки дня – о передаче Советскому Союзу района Кёнигсберга в Восточной Пруссии. Советский документ по этому вопросу был передан вчера.

Сталин был краток:

– Президент Рузвельт и господин Черчилль еще на Тегеранской конференции дали свое согласие на этот счет, и этот вопрос был согласован между нами. Мы бы хотели, чтобы эта договоренность была подтверждена на данной конференции.

– В принципе я согласен, – подтвердил американское обязательство Трумэн. – Я только прошу дать мне возможность изучить условия, но я уверен, что никаких возражений с нашей стороны не будет. Я согласен с тем, что Россия должна получить определенные районы этой территории.

– Хорошо, – только и сказал Сталин.

– Генералиссимус совершенно правильно отметил, что вопрос этот был поднят еще в Тегеране, а потом мы обсудили его снова в октябре 1944 года, – подтвердил Черчилль. – 15 декабря 1944 года я выступил по этому поводу в парламенте. Я разъяснил, что британское правительство симпатизирует советской точке зрения. Единственный вопрос, который возникает, – это юридическая сторона передачи этого района. Советский проект, который здесь представлен, как будто требует, чтобы мы признали, что Восточной Пруссии больше не существует и что район Кёнигсберга не находится под контролем Союзного контрольного совета в Германии. Что касается британского правительства, то мы поддерживаем желание cоветского правительства включить эту территорию в состав Советского Союза. Я это заявляю в принципе. Мы, конечно, еще не рассмотрели точную линию по карте. Но я еще раз заверяю cоветское правительство о нашей постоянной поддержке русской позиции в этой части света.

– Мы большего и не предлагаем, – заметил Сталин, которому большего и не нужно было. – Для нас достаточно, если американское правительство и правительство Великобритании в принципе одобряют это предложение.

– Согласен, – заявил Черчилль.

– Согласен, – подтвердил Трумэн. – Таким образом, мы в принципе соглашаемся с проектом предложения советской делегации.

Так решился важнейший для нас вопрос: о включении в состав СССР Кёнигсберга. Так внешне просто возникла нынешняя Калининградская область.

По следующему вопросу – о Сирии и Ливане – слово сразу взял Черчилль, и последовал его длинный монолог:

– В настоящее время бремя поддержания порядка и мира в Сирии и Ливане целиком упало на наши плечи. Мы сообщили де Голлю, что, как только Франция заключит договор с Сирией и Ливаном, который будет удовлетворительным для этих стран, мы немедленно отведем наши войска. Если бы мы сейчас отвели наши войска, то последовала бы резня французских граждан и небольшого количества французских войск, которые там находятся. Мы не хотели бы, чтобы это случилось, так как это вызвало бы большое беспокойство среди арабов, а это нарушило бы, может быть, мир и спокойствие в Саудовской Аравии и Ираке. Я надеюсь, что мы достигнем если не соглашения, то урегулирования этого вопроса с французами, которое гарантировало бы независимость Сирии и Ливана и обеспечило бы Франции некоторое признание ее культурных и коммерческих интересов.

Ввиду того, что этот вопрос касается только Франции и нас, а также, конечно, Сирии и Ливана, мы не приветствуем предложения о созыве конференции, в которой участвовали бы, наряду с Великобританией и Францией, США и Советский Союз и приняли бы совместное решение. Конечно, если бы США захотели занять наше место, то мы бы только приветствовали это.

– Нет, спасибо, – развеселил участников конференции Трумэн. – Мы считаем, что ни одному государству не должны быть предоставлены преимущества в этих районах. Мы считаем также, что Франция не должна иметь никаких специальных преимуществ перед другими государствами.

Сталин задал уточняющий вопрос:

– Я так понял, что США не признают никаких преимуществ Франции в Сирии и Ливане.

– Да, – подтвердил Трумэн.

– Наша позиция такова, что мы желали бы, чтобы Франция имела там преимущества, потому что мы обещали ей это, когда наше государство было слабо и мы должны были воевать там с немцами, – туманно обозначил свою позицию Черчилль.

Заставив партнеров говорить о чем-то неприятном для них, Сталин удовлетворил свое любопытство:

– Русская делегация благодарит господина Черчилля за информацию и снимает свое предложение.

– Я благодарен генералиссимусу, – произнес премьер-министр.

– Я тоже благодарен, – сказал президент. – Переходим к следующему вопросу – об Иране. У мистера Черчилля имеется предложение по этому вопросу.

– Мы передали делегациям документ по этому вопросу и были бы рады узнать, какова позиция великих держав.

Трумэн заявил:

– Что касается нас, мы уже давно были готовы отвести наши войска из Ирана, но у нас есть там большое количество различных материалов, которое мы хотим использовать для ведения войны на Тихом океане.

– Русская делегация считает, что Тегеран во всяком случае можно было бы освободить, – осторожно предложил Сталин.

Черчилль предложил немедленно отвести войска из Тегерана, а вопрос о дальнейшем выводе войск обсудить в сентябре на Совете министров иностранных дел.

– Не возражаю, – заметил Сталин.

Трумэн обозначил позицию:

– Мы будем продолжать отводить наши войска из Ирана, потому что там есть войска, которые нам понадобятся на Тихом океане.

– Это, конечно, ваше право, – отметил Сталин. – Мы со своей стороны обещаем, что никаких действий против Ирана со стороны наших войск не будет предпринято.

Тут Черчилль поднял вопрос, который назвал процедурным. Он касался приближавшегося дня подведения итогов парламентских выборов в Великобритании.

– Мистеру президенту и генералиссимусу, должно быть, известно, что мистер Эттли и я заинтересованы посетить Лондон в четверг на этой неделе, – слова эти были встречены смехом. – Поэтому нам придется выехать отсюда в среду 25 июля вместе с министром иностранных дел. Но мы вернемся к вечернему заседанию 27 июля или только некоторые из нас вернутся.

Снова смех.

– Поэтому нельзя ли в среду устроить заседание утром?

– Хорошо, – ответил Сталин.

– Можно, – согласился Трумэн.

Черчилль предложил, чтобы министры иностранных дел продолжали встречаться как обычно, только в отсутствие Идена его заменит Кадоган.

– Хорошо, – вновь отозвался Сталин.