Пьер Монтэ - Египет Рамсесов
Мы почти ничего не знаем о свадебных обрядах: тексты и изображения на рельефах дают мало материала. Когда фараон из «романа» о Сатни-Хаэмуасе[*19] решая поженить своих детей, он просто говорит: «Пусть приведут Ахури в дом Неферкаптаха этой же ночью! И пусть принесут с ней превосходные дары!»
Так и было сделано, и теперь рассказывает молодая жена:
«Они привели меня, как супругу, в дом Неферкаптаха. Фараон повелел, чтобы мне доставили красивое богатое приданое золотом и серебром, и все люди царского дома мне его преподнесли».[101]
Музыкантша (остракон из Дейр-эль-Медина)
Таким образом, главной частью брачной церемонии являлся переход невесты с ее приданым из отцовского дома в дом жениха. Легко представить, что этот свадебный кортеж был не менее красочным и шумным, чем процессии во время приношения даров в храмах, прибытия иноземных послов, стремящихся «быть на воде царя», или погребальные шествия, которые египтяне в общем-то воспринимали как переселение из одного жилища в другое. Возможно, жених выходил навстречу кортежу, как Рамсес II, построивший крепость между Египтом и Финикией, где намеревался встретить свою невесту, дочь царя Хаттусили.
Египтяне были ужасными бюрократами, и вполне возможно, что молодожены еще представали перед каким-нибудь чиновником, который записывал их имена и регистрировал общее имущество супругов. Когда замужнюю женщину вызывали в суд, ее называли собственным именем, а затем следовало имя мужа, например: «Мутемуйа, супруга писца священных книг Несиамона». Из общего имущества две трети вносил муж и только одну – жена, как уточняет остракон из Фив. После кончины одного из супругов оставшийся в живых имеет право пользоваться всем имуществом, но продать или подарить может только свою долю.[102] Так, некий цирюльник уступил одному рабу все свое дело и выдал за него сироту-племянницу, Она получила в приданое часть из личного достояния цирюльника, который совершил официальный раздел имущества со своей женой и сестрой.[103]
Нам кажется маловероятным, чтобы жрецы не участвовали в столь важном событии, как свадьба. Когда женатый человек совершает паломничество в Абидос, он всегда берет с собой жену. Очень часто супруги вместе посещают храм, Так, например, Неферхотеп, пастырь стад Амона, изображен со своей супругой, госпожой дома, «любимицей» Хатхор, владычицы Кусе, и певицей Амона в сценах, где он восхваляет Ра, когда тот восходит над восточным горизонтом, и бога Хорахти, когда Ра уходит за западный горизонт. Поэтому я полагаю, хотя у меня нет решающих доказательств, что супруги вместе с близкими родственниками посещали храм городского божества, приносили ему жертвы и получали от него благословения. Когда новобрачные входили в свои супружеские покои, писцы и жрецы, исполнив свой долг, а также гости и приглашенные расходились. Да будет мне позволено подкрепить это предположение тем, что египтяне любили вкушать пищу в узком кругу семьи. Но прежде чем оставить молодоженов наедине, все гуляли в этот день, пировали, ели и пили в меру возможностей или тщеславия породнившихся семей.
II. Женщина
Художники и скульпторы изображают египетскую семью весьма привлекательно. Отец и мать держатся за руки или обнимают друг друга за талию. Детишки жмутся к родителям.[104] При Эхнатоне стало модным изображать нежные чувства царственных супругов. Вот царица сидит на коленях у фараона. Сам он и его супруга осыпают своих детей поцелуями, а дети в ответ поглаживают маленькими ручками подбородок отца или матери. Эта мода исчезла вместе с «ересью», которую она воплощала или была ее следствием. С начала XIX династии египетское искусство вновь обретает былую строгость, однако в настенных росписях в гробницах муж и жена по-прежнему изображаются рядом, объединенные вечностью, как и при жизни.
Египетская литература не слишком жаловала женщин. Рассказчики и моралисты называли их сонмом всех пороков, мешком всевозможных хитростей и описывали как легкомысленных, капризных, неспособных хранить тайну, лживых, мстительных и, разумеется, неверных.[105]
Однажды, когда фараон Снофру помирал от скуки, придворные решили его развлечь: они выпустили на пруд в царском саду лодки с двадцатью девицами, весь наряд которых состоял из украшений и сетей. Одна из них уронила в воду свою подвеску из бирюзы и капризно бросила весло. «Греби! – приказал фараон. – Я тебе дам такую же». «Я хочу свою вещь больше, чем подобие ее», – ответила красавица. И фараон был пленен ею. Он призвал своего чародея, и тот отыскал потерянную драгоценность весьма оригинальным способом: положил одну половину вод на другую и обнажил таким образом дно.[106]
Женщина из гарема красит губы перед зеркальцем
Божественная Эннеада, заметив одинокого Бату в Долине Кедра, сжалилась над ним и подарила ему бесподобную жену, в которой было «семя всех богов». Вначале та ему во всем перечила, а под конец предала его. Воскрешенный Бата превратился в быка. Его бывшая супруга стала любимой наложницей фараона и, ублажая своего повелителя и господина ласками и лестью, добилась приказа убить быка. Тогда Бата превратился в две большие персеи. Она потребовала, чтобы деревья срубили. Когда Бата был простым слугой у своего старшего брата, он уже испытал на себе коварство женщин. Приближалось время сева. Вода схлынула с полей. Надо было пахать их и засевать. Братья отправились на поля, но им не хватило посевного зерна, и Бата вернулся за ним домой один. Когда он выходил из амбара, легко неся огромную ношу, невестка увидела его и мгновенно загорелась желанием.
«– Идем, – сказала она, – полежим вместе. На пользу будет это тебе – я сделаю тебе красивые одежды.
Бата стал подобен южной пантере:
– Как же это? Ведь ты мне вместо матери, а твой муж мне вместо отца, ведь он старший брат, он вырастил меня. Ах, что за мерзость ты мне сказала! Не повторяй ее мне никогда, я не скажу никому и замкну уста свои, чтобы не услыхал об этом никто из людей» (перевод М.А. Коростовцева).
Он ушел, а униженная жена преисполнилась ненависти к нему. Муж ее был вспыльчив и скор на расправу. Коварной жене ничего не стоило уверить Анупу, что его брат пытался ее соблазнить, она присвоила себе слова добродетельного юноши. Но этого ей было мало. Она добивалась, чтобы мнимый соблазнитель был предан смерти, иначе ее душа не успокоится[107] («Сказка о двух братьях»).
В стародавние времена жена одного распорядителя церемоний (по имени Убаинер) изменяла своему мужу с юношей, которого осыпала подарками. Супруга жреца Ра, Реджедет, тоже изменяла мужу и родила трех незаконных детей. Она уверяла, что отцом этих мальчиков был сам бог Ра, который пожелал дать Египту трех набожных и милостивых правителей.[108] Однажды Реджедет обозлилась на свою служанку и прогнала ее. Служанка догадывалась обо всех ее шашнях и вознамерилась донести кому следует, но по своей наивности рассказала обо всем своему брату, который сурово наказал ее за доверчивость и нескромность[109] («Сказки сыновей фараона Хуфу»).
А вот перед нами благородная дама, Табубуи, настоящая храмовая танцовщица, жрица, а вовсе не уличная девка. Она требует от своего любовника, чтобы он лишил наследства своих детей, а потом убил их[110] («Роман» о Сатни-Хаэмуасе). Другая благородная дама увидела Правду, прекрасного юношу, и отдалась ему. Удовлетворив свой каприз, она тут же забыла о любовнике на одну ночь и равнодушно смотрела, как он выпрашивает милостыню у порога ее дома, и лишь долгое время спустя открывает своему маленькому сыну, что этот нищий – его отец[111] («Сказка о Правде и Кривде»).
Так, согласно египетским сказкам, женщина стоила немногого, зато мужчина верен, заботлив, предан и рассудителен. Однако в тех же сказках фараон предстает как человек ограниченный и взбалмошный, вынужденный по каждому поводу обращаться к своим писцам и чародеям. Таковы были законы жанра. В действительности многие властители Египта отличались воинской доблестью и умением управлять страной в мирное время и многие египтянки были безупречными супругами и нежными матерями. Такова была, например, юная Таимхотеп, история которой нам хорошо известна благодаря стеле из Британского музея.
«О знающие, жрецы, царевичи, благородные и простые люди, все входящие под эту сень, послушайте, что здесь сказано!
В девятый год [царствования] Птолемея XIII, в четвертый месяц разлива, девятый день стал днем моего рождения. В двадцать третий год, в третьем месяце лета, в первый день, мой отец отдал меня в жены великому жрецу Пшеренптаху, сыну Петубаста. Весьма огорчалось сердце этого жреца, потому что я трижды была от него беременна, но рожала только девочек и ни одного мальчика. Тогда я обратилась с молениями вместе с великим жрецом к величеству этого благого бога, ниспосылающему сыновей тем, кто их не имеет, к Имхотепу, сыну Птаха. Он услышал наши мольбы, ибо он исполняет желания взывающих к нему… И в награду [за богоугодные деяния великого жреца] я зачала сына, который родился на шестом году царствования Клеопатры, в третьем месяце лета, в пятый день, в первый час дня, в день праздника приношений великому богу Имхотепу. И все люди возрадовались. На шестой год, во втором зимнем месяце, на шестой день настал день, когда я скончалась. Мой супруг, великий жрец Пшеренптах, похоронил меня в некрополе. Он исполнил все ритуалы, подобающие существам совершенным. Он похоронил меня с почестями и поместил в мою гробницу позади Ракотиса».[112]
