Алессандро Надзари - MCM
— Догадка верная. Да, стреляли в вас. И в меня. И даже не единожды, если припомните. Какой-то нелетальный заряд. Однако вам изрядно досталось. Когда мы прибыли, врачи обнаружили у вас трещины в рёбрах, а также повреждение внутренних мягких тканей. Н-неприятное, как они выразились. Им пришлось провести хо… экт… Простите, я плохо запомнила и с трудом могу выговорить название. В общем, пришлось вас угостить доброй порцией алкалоидов — вновь простите, обезболивающими не увлекаюсь, потому также не скажу, какими именно…
— Догадываюсь, что связаны они с Баварией. Медицина — наука конкретная, но прошу, не беспокойтесь, передавайте произошедшее без оглядки на терминологическую точность.
— В общем, вас попотчевали и эфиром, и внутривенными вливаниями, пока проводили открытую полостную операцию и удаляли едва ли не разорванный жёлчный пузырь с раздробленным до острых краёв содержимым — из-за ударной волны от того орудия. Тут бы сказать, что сняли камень с души, обращаясь к тому античному представлению, что душа живёт в желудке — или как-то так, — но, по-моему, получится коряво. И через пару дней после операции кое-что пошло «н-не по плану». Пришлось снова накормить вас анестезией, переделать тут и там и не давать пробудиться ещё какое-то время. Ну, а дальше уже сказалась общая слабость организма. Сон — лучшее лекарство.
— Ох, знали бы вы, что в том забытьи мне виделось. Впрочем, какое лекарство не горько?
— И впрямь. Итак, с какой частицы начнётся ваш следующий вопрос: «что», «как» или «где»?
— Если позволите, упредить его я бы хотел иным: могу ли я вас называть Селестина?
— Само собой.
— Хорошо. В таком случае, Селестина, где же я?
— «Direction des Nautes» на рю Трепло.
— Понятно. Как «Колонна лодочников», только директорат?
— Пф, «лодочников». Ну, пускай, так. Позже поймёте.
— Что вы такое?
— Если сухим канцелярским языком, то общество контроля городской материи, уполномоченное собирать сведения, расследовать, надзирать и наказывать.
— Ну вот, а сами говорили, что обойдёмся без пустынь.
— Хотелось, чтобы вы поняли, что сейчас мы пройдём через сложную стадию, покружим некоторое время, преимущественно зависящее от вас, по пескам, а по итогам — выйдем на землю обетованную. Или нет.
— Удачное ли для допроса время?
— Будто сами не знаете.
— А вот и первое подозрение. Будем считать, что старт дан.
— Начну с того, что известно. Преимущественно о вас. И мы же постараемся избежать намеренной сумбурности недавнего трилога? Есть ведь такое слово?
— Технически это всё-таки был полилог, но встану на вашу сторону, мы ведь доподлинно знаем, что активных участников было трое. И — да, ввиду некоторых обстоятельств, на прояснение которых в будущем надеюсь, я, в относительно трезвом уме и предположительно здравой памяти, готов к сотрудничеству и принимаю, что вы действительно авторизованы вести следственные действия, пускай, что на обычные они не похожи.
— Благодарю, Мартин. Приятно, что вас и в самом деле так зовут: Мартин Вайткроу. Если это и псевдоним, то в высшей степени устоявшийся.
— Могу заверить, что ваши полицейские органы получили мою настоящую подпись.
— Да, вы проявили гражданскую сознательность и зарегистрировались в префектуре, это также известно. А вот игры с местом проживания не вполне удались: у друга по указанному в полиции адресу вы жили только с тринадцатого июня.
— Любопытно, как вы это выяснили, но и для меня стало сюрпризом, что Анри поместил меня в иной квартирке, тайно принадлежащей ему, я же думал остановиться в отеле. Отказываться от тихой гавани не счёл уместным.
— Что любопытно, так это время начала совместного проживания в указанной квартире: пятый час утра. И не смейте говорить, что это спонтанное решение после очередного кутежа.
— Не посмею вас оскорбить.
— И хорошо, потому как твёрдо знаю: вы с другом приехали туда не откуда-нибудь, а из Нёйи-сюр-Сен.
— Полагаю, знание основано на непосредственном наблюдении. Так мне не послышалось клокотание двигателя внутреннего сгорания на обратном пути в город? И… это были вы, тогда, за окном?
— Верно поняли. Теперь я должна задать вопрос: что вы делали в Нёйи? Прошу, ответьте честно.
— Переживал пожар, нет смысла отпираться. Стал ему свидетелем, но тем сберёг здоровье друга. Видите ли, присутствовать должен был он, меня пригласить, хм, забыли, та встреча носила эксклюзивный характер, что и дало мне повод для опасений. Ещё по первому собранию было понятно, что товарищи встретились опасные. Я взялся обследовать местность, а Энрико уговорил прибыть с опозданием. Не зря.
— Угу. И как, успешно обследовали?
— Вы же видели те листовки. Добавлю, что признателен нашему мучителю за типографский анализ, некоторых особенностей я не подметил. Иного добыть мне не удалось.
— Что ещё вы делали перед пожаром?
— Прямо «перед» или в общем «до»?
— Мартин.
— Искал улики. Можно ли таковыми счесть саму зияющую пустоту особняка? Он функционировал крайне избирательно. Похоже, существенная часть приготовлений всё же шла не в нём.
— Это мы ещё обсудим. Вы больше ничего не предпринимали?
— А есть какие-то подозрения?
— Мартин, не подскажете, зачем человеку, берущему интервью, пускай, что и неосмотрительно приехавшему в неудачный для своего ремесла сезон, такое занятное вещество как белый фосфор в сероуглероде? — хлопнула глазками Селестина.
— Простите?
— Прощу, если поступите, как подобает жантильому. Только воспринимайте меня в ближайшие минуты не как даму, которую можно избавить от скучных подробностей, а как дознавателя. Упрощу вам задачу в признании: мы нашли весьма интересный саквояж под кроватью в одной из комнат, которые вы занимали до тринадцатого июня. Багаж точно ваш, это установлено процедурой идентификации по отпечаткам папиллярных линий. Не знакомы с такой?
— Слышал, что уже пару лет на постоянной основе применяется в колониях — Британской Индии.
— А вот мы ей начали пользоваться даже раньше, чем типичным бертильонажем. Всё, что вы сейчас скажете, не будет передано в иные инстанции. Этот разговор даже не документируется. Скажу даже больше: мы союзники. Вам никто не собирается предъявить обвинения в убийстве людей. Даю вам слово.
— А бывает убийство ещё кого-то? Животных я там не встречал. Хм. Ваше слово распространяется на все четыре тезиса?
— Ф-ф. Да, Мартин, на все четыре. Вы собрали некую бомбу, ведь так? Что было или кто был вашей целью? Но! По крайней мере одну фигуру я могу определить точно: Бэзи. Вопрос в другом: бомба предназначалась ему одному, но что-то пошло не так, или же вы намеревались накрыть разом всю ячейку?
— Поделитесь, как вы пришли к заключению по поводу Бэзи?
— Мы оба помним, как он выглядит, как пытался скрыть свой вид… И чем его долечивали. Вы же наткнулись на его обиталище в особняке? Да наверняка. Мне объяснили, что всё это применяется для терапии химических ожогов. Так что, ван Хельсинг, какую нечисть вы приехали изгнать этой характерно пахнущей чесноком светоносной сывороткой?
— Вы правы: цель — он. И вы опять же правы: я не преуспел. Сознаюсь. Но и гибель тех людей не считаю напрасной, хоть мне и жаль, что им пришлось стать жертвами.
— Возможно, они бы ими и так стали. Рано или поздно. И мы вас, как я уже говорила, за это не собираемся наказывать или передавать ваше дело властям. Можем даже поспособствовать вашим дальнейшим действиям, а иные бы и поблагодарили за избавление от проблемы, хоть и частичное. Я хочу понять предысторию.
— Интересно. Так и быть. Знайте же следующее. У Бэзи не далее как в прошлом году было имя. Я имею в виду, что известное имя. Однако оно вам вряд ли что-то скажет, да и нынешний он на себя прежнего мало похож, посему да будет известен под новым самоназванием. Так вот он прошедшие годы был одним из лидеров социалистического рабочего движения на германских землях. Не сказать, чтобы дело его было мирным, но и никак не радикальным, полуподпольная деятельность была практически нормой. Ничто не выдавало в нём перехода в стан анархистов, пока он не начал вести двойную игру, за началом и развитием которой, как выяснилось, уследить не удалось. До сих пор не вполне понятно, кто и зачем его подговорил, и как убедил, — для суждения доступны лишь последствия. Я, конечно, называю это анархизмом ради условности и не исключаю, что это могло быть только прикрытием и способом действия, но не отражать суть, которая выражает воззрения и совершенно противоположного лагеря. Тем не менее, в Карлсруэ под его началом развернуло деятельность предприятие по производству и хранению запасов белого фосфора и некоторых других взрывчатых и отравляющих веществ. Кстати, найденные и исследованные вами колбы в саквояже — оригинальные. И, вероятно, являются единственной уцелевшей партией. Как вы догадываетесь, тогда тоже произошёл пожар. Точнее, взрыв. В нём я не повинен, это плачевный результат неизбежно накапливавшихся технико-технологических ошибок. Во многом именно негативная оценка той мастерской и подтолкнула меня выкрасть набор. Вот только обвинять, предоставив его в качестве доказательства, было некого уже через сутки. Трупов насчитали достаточно, чтобы считать, что заговор, простите за каламбур, погорел. Но и его зачинателей стало невозможно установить, как и выяснить судьбу Бэзи. Теперь-то понятно, что фиаско он пережил, но мне всё ещё непонятно, как его доставили сюда и поставили на ноги не больше, чем за пару-тройку месяцев. Плотная слежка за ним была установлена в декабре, в январе всё случилось, а уже весной, как я понял, стало что-то происходить у вас под носом, однако вскрылось лишь во второй половине мая — и довольно причудливо. Но резюмирую: мне его нужно устранить не только потому, что он вновь представляет общественно опасное начинание, но и чтобы никто в нынешнем Бэзи не опознал прежнего и не успел связать приготовляемую с его помощью вредоносную акцию с легализующимся движением, а этой связи, уверяю вас, нет и быть не может. Также приходится учитывать вероятность, что выбран он в своё время был неспроста: немецкий агент на французской земле — сами понимаете. И упрежу ваш следующий вопрос: нет, о своём способе заработка я вам не врал, просто учтите, что он также служит возможности наблюдения за политическими группами, разнесёнными географически. И не только наблюдения, но то — в редких оздоровительно-культивационных целях. Несколько сокращая изречение лорда Палмерстона, сформулирую modus operandi так: у Британии нет ни неизменных союзников, ни извечных врагов; неизменны и извечны только наши интересы, только им мы и должны следовать. Признаю, выражение содержит толику абсурда и перенос, но тут веру я спасаю старым хрычом Тертуллианом: certum est, quia impossibile[46]. Эта же установка позволяет принять на веру и ваши утверждения. Я исчерпал доступные мне возможности объяснения целей и выгоды от действий «Сочувствующих», потому допускаю, что они лежат в вашей области ведения. Скорее всего, это пласт знания, неведомый мне, потому прошу отталкиваться во введении меня в курс дела с ответа на вопрос, касающийся и моей шкуры: как я сюда попал?
