Алессандро Надзари - MCM
— Интересно. Очень интересно. Видите ли, беспроблемная транспортировка по каналам и потокам возможна лишь по достижении определённого уровня их насыщения умбрэнергией, а в тот час он был гораздо ниже критического.
— И всё же таково моё свидетельство. Вероятно, у кого-то имеется технология совершеннее вашей. Не хотел поддеть, вывод напрашивается сам.
— Скажу так. Конкретно в этом случае существует ограничение, которое обойти нельзя: оно завязано на Луну. Пока она не поднимется до двадцати — ну хорошо, пятнадцати в предельном случае — азимутальных градусов, хоть ты приложи все силы, но дальше семи — ну, максимум десяти метров не скакнёшь, вдобавок между прыжками придётся делать паузы, а ис-дис тут не помощник. Так, теперь придётся сделать отступление, а то и три.
— Я весь внимание. Они мне пригодятся, если мы объединим силы в совместном расследовании.
— Д-да.
— Селестина, только не говорите, что я отныне пленник и не более того, а рассказываете вы это всё…
— Было приказано рано или поздно задержать вас и доставить сюда. Я надеялась, что часть этого разговора пройдёт на свежем воздухе, отталкиваться мы будем от иных оснований, а кое-что деликатно обойдём. Но тот русский не оставил вариантов. Можете это считать укрытием от его посягательств. Хотя всю прошедшую неделю он более нигде замечен не был. И, Мартин, знайте: я буду просить о перемене вашего статуса.
— Заранее благодарю. И теперь понимаю, к чему была ваша попытка надавить тогда, на аллейке Трокадеро. Итак, каково же первое отступление?
— Если взглянуть на статистику, то перемещаться по каналам и потокам в основном могут лишь женщины, хотя подавляющее число взаимодействующих на более примитивном уровне составляют мужчины. Такая причуда умбрэнергии. И всех, — я подчёркиваю, всех, — кто на это способен, мы заносим в нашу картотеку. И предлагаем работать на Директорат, если личность определённо не криминального нрава. Тем более, что с ис-дисом и флю-мируа возможности серьёзно возрастают, появляется возможность контроля и выбора, причастность к развитию и укреплению города. Те, кто отказываются, попадают в список «les Minoritaires». Это меньшинство мы берём под наблюдение, а сами его представители — мы их зовём минорами — вынуждены время от времени отмечаться. И отчитываться за проступки и преступления, которыми зачастую грешат. Да, есть миноры, которые используют способности для облегчения труда — в качестве примера приведу одного угрюмого и нелюдимого, но честного парня, работающего слесарем, вот он тихонько применяет способности для диагностики труб и соединительных швов, а другой, будучи дворником, — да, чаще всего жизнь у них не сахар, — взбивает пыль с брусчатки и прессует мусор. Но… Поджоги по прихоти, расшатывание витрин и замков, намеренная порча имущества, инсценировки страховых случаев — да-да, их нанимают, хотя и не подозревают, как они проворачивают свои делишки — куда более частые и набившие оскомину случаи. А вот опасные рецидивисты и те немногие, что отваживаются на самостоятельные, зачастую лишённые должного научного аппарата, социопатические по сути эксперименты — таких мы вынуждены наказывать и… «отключать» хирургией и новыми методами терапии… Их мы зовём, — и тут английское сознание мистера Вайткроу столкнулось с весьма непривычным эпитетом, — «minoritaires éteinte», или этантами. Фактически мы глушим их чувствительность, разрываем их связь с умбрэнергией, — одними глазами Селестина указала в сторону невнятно существовавшего соседа по палате, а Мартин начал догадываться, что к бедолаге применили какую-то технологию, значительно продвинушвуюся вперёд в сравнении со стореровской батареей и электрованнами. — Но! Но есть ещё одна категория, — а вашим языком она, пожалуй, может быть названа протокатегорией, — эмпаты. Члены Директората и миноры — все, кто способен даже не работать с урбматерией и умбрэнергией, а просто ощущать город иначе, все они изначально эмпаты. Просто для удобства эмпатами мы зовём тех, кто ограничивается минимумом, то есть созерцанием и впитыванием ощущений, кто не пытается или не способен воздействовать. Кстати, ваш случай.
— Чудесно. Отныне я хотя бы знаю своё место и ваш ранг. Но это важно для британца, так что вновь благодарен за освещение этого пункта. Госпожа де Кюивр, каково же второе отступление? — Селестина закатила глаза и помотала головой.
— Сперва небольшое дополнение к предыдущему. Взаимодействовать можно только с умбрэнергией местности, в которой был рождён. В чужом краю — лишь наблюдение и пассивная роль. Поэтому-то мне и любопытно, кто тот второй гость. Ещё и транспортирующийся, когда ему вздумается. Нонсенс. Но пойдём дальше. Знайте: урбматерия весьма консервативна. Если эмпаты просто лишаются права действия, то чуждые городу формы и конструкции, ещё и инжектированные в непродуманно изрядном количестве, попросту им отвергаются, не приживаются. И это вдвойне плохо, поскольку они не просто в разы быстрее разрушаются, но ещё и, отмирая, отравляют архитектосферу, становятся для неё токсичны. По этой же причине обычно экранируются Выставки и сеттльменты. Разница только в том, что последние всё же проектируются так, чтобы впоследствии город их принял с минимальными потерями. А вот строения Выставки действительно могут быть сколь угодно близкими к идеалу, благодаря экранированию выгорают без вреда для архитектосферы — и без физического огня. Если поднапряжётесь, то сможете увидеть этот процесс. Хотя в конечном счёте без пожаров редко когда обходилось, и не удивлюсь, если на одной из будущих Экспозиций какой-нибудь павильон будет посвящён этой тематике. Но над некоторыми, которые хотят сохранить, естественно, приходится проводить сложные процедуры.
— А что же с, хм, Аэрмадой? Вот уж дирижабли город вряд ли принял с распростёртыми объятьями.
— Скажем так, неспроста Отель-де-Вилль столь легко отдал ипподром за городской стеной, а в пределах Двадцати округов эти судна соприкасаются лишь с экранированной урбматерией, в воздухе контакта нет. Хотя истинные причины, разумеется, ведомы немногим посвящённым.
— Сейчас будет глупый вопрос, но постойте, а прибывающим на долгий срок в город нужно отметиться в полицейском управлении по той же причине?
— Ха, забавно. Но всё-таки нет, никто их каким-то хитрым способом так уберечь или экранировать не пытается. Повторю: умбрэнергия влияет преимущественно на косную материю. Грибы ей отчасти подвержены, растения ощущают её выборочно, как и животные, а вот сапиенсы преимущественно нечувствительны — один эмпат на несколько тысяч, если не десятков тысяч. Кое-что может проявляться на уровне толпы, но там специфический механизм передачи. Определённые виды инфекций-урбэнемиков ещё вот чувствительны к умбрэнергии, подпитываются ей, но мы над этим работаем. Непосредственное негативное влияние приезжие вряд ли испытают или смогут как-то отделить его от более привычных проблем при переселении — того же привыкания к климату, однако это не означает отсутствия какого бы то ни было воздействия вообще. Помните, я вам рассказывала о дактилоскопии? Так вот, папиллярные узоры, сама их форма — осадочное явление умбрэнергии. По их паттерну мы не узнаем о характере человека и его судьбе, мы оставили исследования в области хиромантии, но нам достаточно одного оставленного отпечатка, чтобы в дальнейшем всегда точно знать, где находится требуемый человек. И предвосхищая ваш вопрос, нет, тот офицер был в перчатках.
— Понятно. Что же с третьим отступлением?
— Мне просто хочется, чтобы вы знали, что наш побег дался тяжко. Но он всё же дался. Знал бы наш русский приятель, что он сам ему и поспособствовал. Он обмолвился, что наступила уже следующая дата. Для меня это означало одно: Луна взошла. Да, я бы нарушила цеховой этикет, уйдя в поток перед несведующим, но зато могла быстро отступить, если бы развитие ситуации мне не понравилось. Я слегка просчиталась по времени, так что исполнить манёвр удалось так себе: мягко плюхнулась в коридоре, когда подчинённые того офицера уже покинули свой пост и входили в дверь — хорошо, что не обернулись. Минуту спустя я вас забрала, прыжками по основным путям — я-то надеялась на лучшее — мы добрались до выставочной ограды, и, ввиду некоторых особенностей экранирования, вас, полубессознательного, мне пришлось с десяток метров тащить на себе, пока ис-дис не сообщил о пересечении канала. Ладно-ладно, на самом деле, конечно, волочить за собой. Не беспокойтесь, ваш костюм в порядке.
— Признаться, мне как-то неуютно и стыдно. Итак, это были три отступления. К чему бы вы хотели вернуться?
— Закончим с жертвами той ночи. Все они без исключения были минорами. И минорами, которые решили объединиться. Это само по себе уже занятно, поскольку они обычно сторонятся друг друга. Единственный шанс увидеть больше, чем, условно, семерых за раз — это за бутылкой пойла.
