Пожалуйста, не уходи (ЛП) - Сальвадор Э.

С тех пор, как нашла меня в мамином кабинете, она не уходила. Я возражала, но Виенна и вправду не предоставила иного выбора. Она не навязывалась; просто была рядом, и я ценю это больше, чем смогу когда-нибудь сказать.

Я оглядываюсь через плечо, в окно машины. Виенна показывает большой палец и подбадривающе улыбается.

Команда уезжает на выездные матчи в эти выходные. Энджел сказал, что если хочу увидеть Дэниела, сейчас самое время, поскольку через пару часов они уедут и не вернутся вплоть до понедельника.

Я одновременно и боюсь, и жажду его увидеть. В голове роятся мысли: что сказать, чего не говорить, но каждая мысль в голове дополняется к спутанному, тревожному кому похожих.

И вдруг все резко обрывается, когда дверь распахивается. Сердцебиение начинает отдаваться в ушах, а в животе все сжимается.

— Джози, привет? — Кай поднимает брови, но потом хмурится. — Ты же не к Дэнни?

Я выпрямляюсь, борясь с желанием развернуться и уйти.

— Да, к нему.

Он морщится.

— Его нет. Он только что уехал.

— О... где он? Мне нужно с ним поговорить.

Рядом появляется Энджел, виновато улыбаясь.

— Привет, ты не видела мое сообщение?

— Нет, телефон разрядился. Не успела зарядить, — я не планировала приезжать именно сейчас. Виенна буквально вытолкала меня из дома. Я едва успела надеть обувь.

— Это Ви? — Кай заглядывает через мое плечо.

— Да.

— Я оставлю вас, — он обходит меня, бросая на прощание легкую улыбку: — Рад тебя видеть, Джози.

Искренность в его голосе застает врасплох, хотя не должна; Кай всегда был неплохим парнем.

— Я, э-э, знаю, что должна была прийти раньше, но... вот я здесь, и мне нужно с ним поговорить. Обещаю, я больше не уйду.

Энджел тяжело вздыхает.

— Он уехал домой.

— Домой?

— Родители приехали пару часов назад. Ему было нехорошо...

— Что значит «нехорошо»?

— Заходи, — он открывает дверь шире, впуская меня внутрь.

Я вхожу в гостиную, замечая на диване несколько спортивных сумок. Энджел собирается их убрать, но я останавливаю его.

— Не надо. Просто ответь, что ты имел в виду, сказав, что ему было «нехорошо»?

— Я не говорил, потому что не хотел, чтобы ты чувствовала себя обязанной и не планировал давить на чувство вины. Но у него было две панические атаки, и Дэнни почти не вставал с постели. А с начала месяца находится в академическом отпуске.

Легкие словно сжимаются, и я смотрю на него, не моргая.

— Что? — я качаю головой, вспоминая слова профессора Карлсона: «Бейсбольные отнимает все время». — Но он не ходил на занятия из-за бейсбола.

— Университет не разглашает детали, чтобы сохранить конфиденциальность. Он переживает тяжелый период, а пресса только подливает масла в огонь. Люди наверняка воспользуются его состоянием, чтобы поиздеваться. Уверен, тебе, как спортсменке, известно, насколько люди бывают жестоки.

— Он почти не вставал с постели? — глаза наполняются слезами, дыхание сбивается.

Я должна была сделать больше. Должна была находиться рядом, как он находился рядом со мной.

— Нет, но сейчас он в порядке. Обещаю, сейчас он там, где хочет быть. Что бы ни происходило, не вини себя. Дело не только в вас двоих. Все гораздо глубже. Когда будет готов, Дэнни вернется.

Я хочу кивнуть, но не могу пошевелиться.

— Дашь знать, когда он вернется?

Уголки его глаз напрягаются, а губы сжимаются в тонкую линию.

— Собственно, именно поэтому я тебе и написал.

— В чем дело? — я вонзаюсь ногтями в ладони.

Энджел отводит полный скорби взгляд, будто не в силах произнести это, глядя мне в глаза.

— Перед отъездом он сказал... что вам лучше не видеться, — он делает паузу, снова устремляя на меня полный жалости взгляд. — Не знаю, почему он так сказал, но просто дай Дэнни немного времени и пространства, чтобы во всем разобраться, хорошо? Сейчас он не в самом лучше состоянии. Уверен, дело не в тебе.

Я чувствую себя опустошенной, и последняя искра надежды, за которую я так яростно цеплялась, угасает. Впрочем, чего еще я ожидала?

— Точно. Увидимся, — безжизненно отвечаю я.

57

Джозефина: 18-е апреля

— Готово, — Ви плюхается на модульный диван рядом со мной.

— Я бы и сама справилась, но спасибо, — я не поднимаю на нее глаз, потому что боюсь расплакаться. Прошло всего четыре месяца с начала года, а я уже плакала больше, чем за все прошедшие годы жизни.

— Не благодари. На твоем месте мне бы тоже хотелось, чтобы кто-то помог.

Я не могла прикасаться к подаркам Дэниела, не почувствовав при этом, как внутри все сжимается. Каждый раз словно хожу по лезвию ножа. Поэтому Виенна все собрала и отнесла в комнату, где он жил, пока я сидела в стороне, стараясь не смотреть.

— Тебе правда не обязательно здесь находиться. Клянусь, я в порядке. Если остаешься из страха, что я наложу на себя руки, то не стоит, — кольцо болтается на влажном пальце, пока я его верчу.

— В моей жизни тоже были моменты, когда об этом думала, — голос тихий и неуверенный, будто Ви боится признаться в этом даже самой себе.

Мы одновременно поднимаем друг на друга глаза. Я открываю рот, но боюсь сказать что-то не то, боюсь оттолкнуть ее, как оттолкнула Дэниела. Поэтому просто молчу и нервно тереблю кольцо.

Ее губы трогает печальная улыбка, взгляд становится далеким.

— Это произошло после смерти мамы. Я не могла смириться с ее уходом, потому что она была не просто мамой, а моей лучшей подругой. Все, что я когда-либо делала, все, кем стала, это... все благодаря ей, — она тяжело вздыхает, и я, долго не раздумывая, хватаю ее за руку и сжимаю. Ви смотрит на наши переплетенные пальцы, и выражение ее лица смягчается. — Я не могла быть счастливой. Пыталась, но чувствовала себя запертой в ловушке и опустошенной. И чем сильнее пыталась заполнить эту пустоту, тем глубже она становилась. Я даже не осознавала, что делаю это. Пока однажды просто не подумала: а в чем смысл? Я хотела со всем покончить, но вечно что-то мешало. Сестра просила заплести ей косички, потому что у папы руки росли не из того места, или брат просил приготовить ужин, поскольку получается на вкус, как у мамы. Они все время что-то от меня хотели, и в конце концов я поняла, что нужна им. Грусть никуда не делась – вряд ли когда-нибудь уйдет совсем, – но я научилась жить с ней.

Я плачу и не замечаю этого, пока слеза не скатывается к губам, и не чувствую соленый вкус на языке.

— Я здесь не потому, что боюсь, что ты что-то сделаешь. Я здесь, потому что понимаю тебя. Потому что, хочешь того или нет, ты не должна оставаться одна, просто не умеешь выражать чувства.

— Эй! — возражаю я с притворной обидой, но фыркаю, когда ее лицо светлеет, и Ви бросает на меня выразительный взгляд. Я убираю руку и вытираю щеки, и она делает то же самое.

— Ты же знаешь, что я права. Общение и чувства не твоя сильная сторона, но игнорировать их вечно не выйдет. Они назойливые мелкие сучки; будут всюду преследовать, пока не настигнут.

— Я и не пыталась их игнорировать. Просто не понимала, что чувствую. Так было до Дэниела. Сначала все казалось запутанным, а потом стало проясняться, — я смотрю на то место, где когда-то он подарил мне цветы. — Пустота, страх, бесконечная петля – все исчезло, будто его появление растворило тьму. Он заставлял меня чувствовать себя видимой. Заставлял чувствовать себя в безопасности. Но теперь, когда его нет... — в груди поселяется черная дыра, высасывающая из меня жизнь. — Я будто возвращаюсь с похорон, которых не помню. Снова чувствую себя в ловушке, скорбя по тому, кем мы могли бы стать. Как будто снова оплакиваю маму. Но разница в том, что он жив. Я только начала понимать, что чувствовала к ней, а теперь должна разобраться, что чувствую к нему. Я не хочу застрять в пустоте, но не знаю, как из всего этого выбраться.