Пожалуйста, не уходи (ЛП) - Сальвадор Э.

— Черт, — голос дрожит, и слезы, подступившие к глазам, перетекают через край, как только они обнимают меня. — Черт. Почему вы такие?

— Потому что мы любим тебя, Джозефина, — шепчет Ви со слезами на глазах.

Пен шмыгает носом, и мне даже не нужно смотреть, чтобы понять: она тоже плачет. Все равно ничего не вижу, поскольку зрение заволакивает пелена слез, которые никак не перестают течь.

— Мы хотели, чтобы ты услышала это от нас. Чтобы знала, как сильно о тебе заботимся.

— Я... я вас тоже люблю, — произносить это странно, но в то же время... приятно. — А теперь, если вы не против... — дыхание перехватывает. — Отстаньте от меня. Мне и правда неловко.

Обе смеются и еще раз крепко обнимают меня, прежде чем отпустить.

— Спасибо, что вы рядом. Это многое для меня значит, — я улыбаюсь им, смахивая слезы.

Виенна видела меня в худшем состоянии, а Пенелопа, несмотря на все произошедшее между мной и ее братом, остается рядом. Она знает о моем срыве, и даже несмотря на это, обе все еще здесь. Будто неважно, насколько я эмоционально нестабильна, насколько чувствую себя неловко, насколько не хватает их жизнерадостности – они все равно остаются.

Я все еще им нужна.

Для них я достаточна.

Они останутся.

21-е апреля

— Джозефина, — Моника приветливо улыбается, жестом приглашая пройти в кабинет.

Она отправила утром электронное письмо, спросив, сможем ли мы встретиться. Наверное, из-за того, что я до сих пор не дала четкий ответ и, возможно, она просто хочет сообщить, что вакансию уже предложили кому-то другому.

— Спасибо, что согласилась встретиться в такой короткий срок, — она садится, расслабленно откинувшись на спинку стула.

— Да, без проблем, — я опускаюсь напротив и вытираю ладони о бедра.

Моника улыбается.

— Буду краткой. Уверена, ты занята и вряд ли располагаешь кучей свободного времени.

Я пожимаю плечами, но не киваю. Кроме редких походов в горы и пары заданий, в моей жизни сейчас ничего не происходит. Еще есть медитация. Пен говорит, она полезна для душевного состояния. Или вроде того. Так что я стараюсь.

— Не хочу показаться навязчивой, но ты думала о предложении?

Я не успеваю скрыть удивления.

— О.

— Ты кажешься шокированной.

— Да, я думала, вы уже нашли кого-то другого.

— Нет. Я по-прежнему хочу, чтобы эту должность заняла ты.

— Почему я? Есть же куча квалифицированных кандидатов, которые, уверена, готовы убить за такую возможность.

Она чуть наклоняется вперед, закидывая ногу на ногу.

— Буду с тобой откровенна. Ты блестяще талантлива, и я не хочу, чтобы этот талант пропал даром. У тебя есть чутье, и ты самый квалифицированный, если не сверхквалифицированный, кандидат на эту позицию, но я знаю, пока ты не уверена в своей карьере и, возможно, это поможет определиться. Я знаю, ты преподаешь уроки плавания, а значит, вода все еще часть твоей жизни.

Я смотрю на нее ошеломленно.

— Откуда вы это знаете?

— Ты упомянула Росс.

Точно. Она помощница главного тренера женской команды по плаванию. Когда я решила бросить спорт, то говорила с ней, поскольку с Кристианом разговаривать отказалась. Росс пыталась меня переубедить, но после смерти мамы я была разбита и не хотела иметь ничего общего с бассейном. Похоже, тогда проговорилась о своих сомнениях.

— Ох, — я опускаю взгляд на глянцевый пол.

— Если ты действительно этого не хочешь, просто скажи «нет». Обещаю, я не буду держать обиду, — и я верю ей. Голос у нее мягкий, понимающий.

В животе неприятно скручивает, пока я мечусь мысленно туда-сюда, не зная, стоит ли сказать, как трудно решиться.

Но слова вырываются прежде, чем я успеваю их остановить.

— Может, я и хочу этого, но одна лишь мысль о возвращении в тот бассейный комплекс вызывает тревогу. С тех пор как умерла мама, мне тяжело, и я боюсь сорваться или сделать что-нибудь по-настоящему глупое. Поэтому не думаю, что подхожу на эту должность. Я ценю вашу настойчивость, что верите в меня, хотите, чтобы помогла, но морально я пока не готова.

Я дрожаще выдыхаю, ноги подкашиваются, а взгляд ускользает от ее глаз.

— Джози... — голос ее дрожит. — Мне жаль. Я не знала.

— Все в порядке. Я просто стараюсь быть честной в том, что чувствую, — хотя в действительности мне хочется спрятаться. Кожа покрывается мурашками, поскольку теперь еще один человек знает, насколько я на самом деле сломлена. Что моя жизнь разорвана в клочья, и я не справляюсь.

Моника поднимается, обходит стол и садится рядом. Я смотрю на нее в растерянности.

— Мне жаль, что тебе приходится через это проходить. И если доставила тебе боль или неудобства, настаивая на этом, прости. Это последнее, чего бы я хотела.

— Правда, все хорошо. Я просто подумала, что вы должны знать.

На ее лице появляется тень грусти.

— Спасибо, что рассказала. Но, Джози, нельзя думать, что это норма. Не бойся открываться, даже если страшно, как люди отреагируют. Твое ментальное здоровье в приоритете; не позволяй никому убеждать тебя в обратном. Чем я могу помочь?

Я молчу, не зная, что ответить. У меня еще никогда не было столько людей, которые искренне хотят помочь. Это и пугает, и приносит странное облегчение. Даже немного мутит.

— В кампусе есть психолог, Ярвис, — говорит она. — Знаю, терапия может казаться пугающей или давящей, но уверяю тебя, она замечательная. Я понимаю, как сложно бывает выражать свои чувства, особенно когда не знаешь, с чего начать, но если с кем и стоит поговорить, то именно с ней.

— Я проверяла. У нее плотный график, — признаюсь я.

— Хочешь, я с ней поговорю? — в ее глазах загорается решимость.

Сердцебиение учащается.

— Не стоит.

— Ни о чем не переживай. Я все устрою.

— Нет, правда, не нужно, — торопливо говорю я.

— Я сама этого хочу, — мягко отвечает она и кладет руку на мою. — Это вовсе не проблема.

Принимать помощь – совершенно нормально. Довольно упрямиться.

— Хорошо, спасибо.

28-е апреля

— Мне не нравится Ярвис. Не нравится терапия. Я больше не хочу этим заниматься.

Губы Пен дрогают.

— Не будь такой. Терапия пойдет тебе на пользу

— Знаю. Просто...

— Я понимаю, — говорит она, заполняя пустоту тишины, пока мы стоим перед аквариумом с медузами. — Это выматывает.

Прошла неделя с разговора с Моникой. Она не стала терять ни секунды и сразу связалась с терапевтом, поскольку уже в тот же день я говорила с Ярвис. Та сказала, что хочет видеть меня дважды в неделю. Сегодня у нас была третья встреча, и, как и раньше, я ушла с ощущением опустошения, но и вместе с чувством, будто крошечный камень – один из миллионов – убрали с груди.

Мне не нравится Ярвис не потому, что она плохая, а потому, что задает вопросы, которые заставляют слишком многое обдумывать. Она ищет первопричины, и чтобы их найти, приходится копать до самого корня. А значит, приходится копать так чертовски глубоко, что иногда хочется рвать на себе волосы. Мало того, что мы говорим о маме и наших отношениях, так приходится говорить и о Дэниеле, а одна лишь мысль о нем уже заставляет меня плакать.

А потом она указала на то, чего я раньше не понимала или не хотела понимать. У меня депрессия, борьба с дереализацией, попытки разобраться в природе горя, склонность к самосаботажу и нет понимания того, что значит любовь и как она вообще должна проявляться.

Нечего и говорить, терапия продвигается... нормально. Просто мне не нравятся ее последствия. После сеанса я остаюсь наедине со своими мыслями, чувствами, вопросами, и тогда меня немного мутит. Поэтому и оказалась в океанариуме.

Я не хотела идти. Все, что я планировала сделать, это упасть лицом в подушку и выспаться, переварить усталость, но точно не находиться рядом с Пен. Я ценю ее, но находясь рядом думаю о Дэниеле. Пен не виновата, что они родственники, но в груди все равно колет.