Пожалуйста, не уходи (ЛП) - Сальвадор Э.
Уверена, она знает, что я чувствую, но никогда не давит, за что ей благодарна.
Несмотря на противоречивые чувства, мне нужно было выговориться, и она это поняла. Поэтому вытащила меня из дома и привезла в океанариум, чтобы поужинать с Виенной. Та работает здесь, не русалкой, а кем-то другим. У нее перерыв только через час, но мы приехали раньше, потому что мне это было действительно нужно.
— Эй, я забыла бальзам для губ в машине. Сейчас вернусь. Я недолго.
— Ладно. Я буду здесь.
Я смотрю, как медузы ритмично и плавно покачиваются взад-вперед. Гляжу так долго, что перед глазами все плывет, а цвета в аквариуме сливаются в единое целое. Но в голове не тот хаос, что перед глазами, поскольку мысли о Дэниеле вновь возвращаются.
— Я скучаю по тебе, — шепчу я.
— Я тоже по тебе скучал.
Я замираю, но сердце начинает колотиться в бешеном ритме от знакомого голоса.
— Привет, Джоз.
58
Дэниел: 28-е апреля
— Я готов вернуться.
— Ты готов рассказать мне то, что боялся сказать?
Я киваю, уверенный больше, чем месяц назад.
Я хожу к Ярвис, университетскому психологу, дважды в неделю. Она милая женщина лет пятидесяти, которой хочется выложить все самые потаенные, мрачные секреты, но не терпящая лжи. Терпеливая, мягкая, и при этом видит за версту мою ложь, которую также называет маской.
С самого начала наших сессий она спрашивала, чего я боюсь. Сначала я отвечал: «Ничего», но после просто замолкал, не решаясь произнести это вслух. Она не давила, но сказала, что пока я не найду ответ, играть не смогу. Так называемый ультиматум от нее и тренера Д’Анджело.
— Я боюсь того, что произойдет, если двинусь дальше. Боюсь позволить себе быть счастливым.
Я хочу этого, но чувствую вину.
Ярвис снова и снова возвращалась к этому чувству, повторяла, моей вины в случившемся нет. Помогала искать способы справляться с паническими атаками, депрессией и тревогой. Но также научила контролировать то, что со мной происходит, и этого оказалось мало. В итоге она выписала лекарства, поскольку я страдаю от посттравматического стрессого расстройства после того, как увидел гибель Эдриана. Во мне слишком много эмоций, что годами гноились внутри, и одной медитацией с дыхательными практиками это не вычистить.
Сначала я сопротивлялся, но не потому что считал неправильным, а потому что таблетки означали признать все то, что я так долго пытался отрицать. В какой-то момент я понял, дальше так нельзя и действительно хочу выздороветь.
Прошел всего месяц, и чудес не случилось. Но тяжесть больше не кажется столь давящей, как раньше.
Мы говорили об отце и о том, как можно выстроить между нами хоть какую-то здоровую связь.
Это сработало, поскольку уже больше недели я живу у родителей, и пусть мы с отцом не стали лучшими друзьями, но неловкость исчезла.
Ярвис тепло улыбается мне с экрана.
— Это понятно, но, Дэнни, я хочу, чтобы ты запомнил одно. Ты можешь идти дальше, и это не значит, что забудешь Эдриана или перестанешь заслуживать все, чего добился. Ты заслуживаешь счастья, так позволь себе быть счастливым. Открой наконец дверь шкафа, ты имеешь на это право. Имеешь право отпустить.
Я не понимал, что загнал себя в шкаф, пока не начал говорить с Ярвис. Бессознательно сам себя туда запер, и позволил двери закрываться на все большее количество замков. Пока не появилась Джози. Я открылся ей, делился и делал то, что заставляло меня чувствовать себя живым. И, сам того не замечая, стал выходить за рамки, потому что мне нужно было не просто место для себя, а пространство для нас. Но всякий раз, когда пытался выбраться из шкафа, невыносимое чувство вины снова загоняло меня обратно.
Из-за этого все рухнуло, из-за этого терял контроль каждый раз, когда впоследствии избивал Брайсона.
Уголки моих губ чуть поднимаются.
— О, ты улыбаешься? Хочешь поделиться?
От этого улыбка становится шире.
— Помните, я рассказывал о Джози?
— О девушке, которую постоянно упоминаешь? Конечно.
Ярвис, оказывается, еще и с чувством юмора.
— Она мне тоже это говорила, — я сжимаю губы, чтобы те не дрожали. — Она делала меня счастливым. Я не чувствую, что заслуживаю ее, но она хороший человек. Вообще, даже больше, чем просто хороший. Она потрясающая. Немного язвительная, чуть колкая, но... — я смеюсь, и благодаря Ярвис даже мой смех стал громче. — Мне это нравится. Я... — я замолкаю. — Я не помнил, каково чувствовать себя живым, пока не появилась она.
— Никогда не поздно.
— Не знаю, смогу ли все исправить. Я причинил ей боль, Ярвис. Не знаю, захочет ли она снова быть со мной.
— Почему ты сразу настраиваешь себя на поражение?
— Я... я не настраиваю. Просто...
— Если не умеешь предсказывать будущее, нет причин не поговорить с ней и не сказать, что чувствуешь. Ты уже не тот человек, что месяц назад.
— Думаете?
— Уверена. Я верю в тебя, Дэнни. Самое время поверить и в себя.
— Cómo te fue123? — спрашивает мама, когда я после сеанса захожу на кухню.
Я поднимаю руки и потягиваюсь, пока в плечах не хрустнет. Никогда бы не подумал, что разговоры о чувствах могут так выматывать.
— Хорошо. Я сказал Ярвис, что готов вернуться.
Маме с папой уже были известны мои планы о возвращении. Мы говорили об этом вчера после долгого разговора об Эдриане, бейсболе и просто о жизни. Я даже не представлял, как сильно нуждался в этом – в них – пока не вернулся домой. Но они не единственное, что мне нужно.
Мама перестает помешивать в кастрюле то, что пахнет как caldo de pollo124.
— Я буду скучать. Ты же знаешь, мы всегда на твоей стороне. Что бы ни понадобилось, просто позвони, и мы приедем.
На кухню заходит папа и улыбается. Я все еще не привык к этому, но неловкость исчезла.
— Знаешь, можешь оставаться столько, сколько захочешь. Это всегда будет твоим домом.
— Знаю, но я готов вернуться. Скучаю по парням, по игре. Да и заявку в МБЛ я подал, теперь предстоят встречи, куча дел, — я отправил ее уже давно, но после случившегося не открывал почту до недавнего времени. — Ну и домашнюю работу надо наверстать.
— Estamos bien orgullosos de ti125, — губы папы растягиваются в улыбке.
— Спасибо за все, что вы для меня сделали. Без вас меня бы здесь не было, — я говорю коротко, поскольку у мамы уже блестят глаза, и я точно знаю, если она заплачет, потом заплачет папа, и уехать уже не смогу.
— Мы твои родители. Не нужно нас благодарить. Просто продолжай делать все от тебя зависящее, — мама подходит ближе. — Ох, и как только сможешь, привези Джози посмотреть нашу пекарню.
— Мы не... вместе.
— Пока что, Дэниел, пока что. Я не растила тебя таким пессимистом, — она шлепает меня по плечу, потом обнимает. — Хочешь поесть перед отъездом?
Я бросаю взгляд на папу, и тот качает головой, мол, не спорь. Он живет с ней, поэтому деваться некуда, а я свободен.
— На улице двадцать градусов, мам. Слишком жарко для этого.
Она закатывает глаза.
— Придет день, и ты будешь мечтать о моей еде, но окажешься за сотни километров отсюда.
Я смеюсь, крепче ее обнимая.
— Да, но только не по caldo.
В доме повисает мертвая тишина, едва я переступаю порог. На меня смотрят ошеломленно, но уже через мгновение во взглядах вспыхивает чистая радость. Кай и Грей вскакивают с дивана, бросаются ко мне, но Энджел встает между нами, заслоняя меня спиной, и поднимает руку, останавливая их.
— Он только вернулся. Дайте немного пространства, — говорит он, но тут же оборачивается и обнимает меня. — Ты приехал один? Почему не сказал, что возвращаешься? Мы могли бы за тобой заехать...
— Не ты ли говорил дать немного пространства? Ты его буквально душишь. Свали, — Грей стаскивает его с меня и тут же затягивает в объятия, и через секунду то же самое делает Кай.
