Пожалуйста, не уходи (ЛП) - Сальвадор Э.

Он озаряется небольшой мальчишеской ухмылкой, от которой замирает сердце.

— Ты и есть особый повод. Прозвучало не слишком банально же, правда?

Я улыбаюсь, поднимаю большой и указательный палец, оставляя между ними крошечный промежуток.

— Совсем чуть-чуть, — он усмехается, и мои губы растягиваются шире. — А блокнот зачем?

— Для всего, что хотел сказать, но не мог, пока был в отъезде, — его взгляд затуманивается. — Я... — Дэниел прочищает горло и оглядывается по сторонам. Мы здесь одни; сомневаюсь, что кто-то еще появится. Сегодня вечер понедельника. В это время редко бывает людно. — Мне жаль.

— Не нужно извиняться.

— Нужно, потому что я причинил тебе боль, а этого хотел меньше всего на свете. Я хочу – мне нужно, чтобы ты поверила. То, что сказал тогда, было не со зла. Я был расстроен, раздражен и растерян, — он зажмуривается, словно отгоняя нахлынувшие воспоминания.

Я хватаю Дэниела за руку, проводя большим пальцем по костяшкам. Его глаза открываются и опускаются на наши сплетенные пальцы.

— Все в порядке.

— Нет, не в порядке, потому что я заставил тебя думать, будто ты не делаешь меня счастливым, но это неправда. Быть с тобой – самое большое счастье в моей жизни, и именно поэтому чувствовал себя виноватым, — он выдыхает. — Я хочу быть с тобой честным. Не хочу лгать или притворяться.

Я вдыхаю, не позволяя себе утонуть в его словах, как бы громко ни кричал голос в голове, что верит.

— Хорошо, говори, — я снова и снова провожу большим пальцем по костяшкам, будто сглаживая напряжение, застывшее у него на лице.

— Вот это... — он сжимает английскую булавку, висящую на цепочке. — Было моим обещанием не убивать себя. Я хотел этого множество раз, постоянно обдумывал, пытался, но не смог довести начатое до конца. Я знал, что это убьет маму, Пен, Энджела, возможно, даже отца, хотя теперь уверен, что да, убило бы. Булавка – напоминание, что если бы я это сделал, моя боль стала бы чьей-то еще. Я не сделал этого, но мысли не уходили. Они преследовали меня... просто ждали своего часа. Пока не появилась ты.

Я дышу, хочу что-то сказать, но молчу, чувствуя, что он еще не закончил.

— Мысли были темными, но находясь рядом с тобой, разговаривая, все стало иначе. Я жил и мечтал о будущем. И это переполняло меня, заставляло чувствовать вину, потому что означало, что мне не было грустно, что больше не думал о том, чтобы с собой покончить. Быть счастливым с тобой значило, что я и правда в порядке. Быть счастливым с тобой значило, что готов отпустить Эдриана. А я не думал, что имею на это право; мне казалось несправедливым, что, в отличие от него, могу быть счастлив. Было стыдно, что не чувствую ничего, кроме счастья, потому что у меня была ты, — говорит он с тихой тоской. — С тобой я стал самым цельным и живым человеком за всю свою жизнь. Быть с тобой как начать жить заново. С тобой я снова стал собой.

Глаза наполняются слезами, а в горле поднимается ком.

— Собой? Я не испытывала твое терпение? Не доводила? Не была той, из-за кого ты терял пару лет жизни? У тебя, наверное, давление подскакивало каждый раз, когда находился рядом со мной.

Его губы трогает улыбка, а в потухших глазах вспыхивает свет.

— Нет. Ты заряжала мою душу. Это самое ясное ощущение, какое я когда-либо испытывал.

— Ох, — тихо выдыхаю я, и слезы начинают катиться по щекам прежде, чем успеваю их остановить.

Дэниел берет мое лицо в ладони и смахивает их с кожи.

Я всхлипываю.

— Прости. Мне так жаль.

— Не надо. Я в порядке, не идеально, но в порядке, — он делает паузу и добавляет: — Я хожу к терапевту. Работаю над собой, Джози. Хочу, чтобы ты знала: я стараюсь стать лучше. Лучше ради тебя, ради себя. Никакой лжи или игр. Вот он я, вот что чувствую. Я в порядке, не идеально, но в порядке.

— Прости, — говорю я, когда слезы наконец иссякают.

— Пожалуйста, не извиняйся.

— Просто мне жаль, что была слишком зациклена на себе, когда в помощи на самом деле нуждался ты.

— Чинить то, о чем и в помине не знала, не твоя работа. Даже если бы знала, все равно это не стало бы твоей ответственностью, — тихо отвечает он.

— Я все равно хотела помочь тебе, и сейчас хочу. Просто не знала как, и это сводило меня с ума, потому что ты – самое важное, что у меня есть, и осознание, что не могу помочь, выбивало почву из-под ног.

— Можно я обниму тебя?

— Пожалуйста, — шепчу я. Он без колебаний заключает меня в объятия.

— Я хочу, чтобы ты вернулась, Джози, — говорит он с отчаянием. — Скажи, что мне нужно сделать, в чем нуждаешься, и это станет твоим. Просто подумай о нас. Столько, сколько потребуется, сколько захочешь. Я подожду, только подумай о нас. Пожалуйста.

— Здесь не о чем думать, — я вцепляюсь в Дэниела, и в голосе звучит то же отчаяние, что и в его. — Я хочу нас, этого, все без остатка. Ты мне нужен. Я не идеальна и имею много проблем, целую кучу – над которыми работаю, – но я хочу быть рядом с тобой, Дэниел. Хочу, чтобы ты открылся мне и делился своей болью. Тем, что чувствуешь в хорошие дни, в плохие, и во все те, что между. Я говорила это однажды и повторю снова: не прячься, пожалуйста. Откройся мне.

— Даже в самые темные дни? — его дрожащий голос становится на октаву ниже.

Я отстраняюсь, чтобы встретиться взглядом с янтарными глазами, зажигающими огонь в моей душе.

— Я буду любить тебя даже в самые темные дни.

Дэниел смотрит на меня с недоверием, но сжимает крепче в объятиях.

— Мне нужно это еще раз услышать.

Сердцебиение отдается в висках, а губы дрожат, изгибаясь в застенчивой улыбке.

— Я буду любить тебя даже в самые темные дни. Я... я знаю, в это трудно поверить. Знаю, что никогда не была особенно, э-э, сентиментальной, слащавой или даже любящей. Знаю, я не показывала, насколько ты мне важен. Знаю, ужасно выражаю чувства, и, возможно, тебе сложно поверить, что я так глубоко привязана... — я осекаюсь, пытаясь собраться с мыслями, но слова вырываются будто из прорвавшейся плотины. — Что чувствую яростный, всепоглощающий жар внутри. Я понимаю, звучит нелепо, может, вообще бессмысленно, черт, я так нервничаю... — когда губы расплываются в широкой улыбке, уголки доходят до глаз. — Хватит так на меня смотреть.

— Ладно, — он пытается сдержать улыбку, но безуспешно.

— Я звучу как идиотка, да?

— Нет, Боже, нет, — он убирает прядь моих волос за ухо. — Ты звучишь как девушка, которую я люблю.

Сердце замирает. Я едва не услышала этого раньше, но тогда решила, что Дэниел осекся от отчаяния, просто чтобы загладить вину за сказанное по-пьяни. По крайней мере, в этом себя убеждала. Мой мозг был настроен саботировать его слова и каждое мгновение, проведенное вместе.

Но сейчас я не могу найти ни единой причины сомневаться, что Дэниел говорит правду.

— Ты веришь мне? — он проводит ладонью по моей щеке.

— Верю, — веки дрожат. — А ты мне веришь?

— Верю, детка.

Я опускаю голову на его грудь.

— Я скучала по этим словам.

— Я скучал по тебе, — он гладит меня по спине и целует в макушку. — И просто для справки, ты любящая. Никогда не думай иначе. Мне не нужно, чтобы ты громко кричала о любви или устраивала грандиозные жесты, чтобы доказать это. Я знаю, что ты любишь по тому, как обнимаешь меня, как смотришь, как впускаешь в свою жизнь, как принимаешь меня со всеми недостатками. Ты умеешь любить, Джозефина. И для меня честь быть тем, кого ты выбрала.

— Ох, — я дрожаще выдыхаю и опускаю взгляд, не желая снова расплакаться. Как же вышло, что мне настолько повезло?

Дэниел берет мое лицо в ладони, приподнимая, чтобы взглянуть в глаза.

— Я люблю тебя, Джозефина.

Я таю в объятиях, но он держит меня крепко, надежно.

— Я тоже тебя люблю, Дэниел.

— Могу я наконец тебя поцеловать? — с легкой хрипотцой спрашивает он.

— Еще спрашиваешь? Просто сделай это.

— Слава богу, черт возьми. Иди сюда, — его губы накрывают мои, и весь мир становится ясным и чертовски прекрасным.