Пожалуйста, не уходи (ЛП) - Сальвадор Э.

— Не надо, — говорю я, беря его лицо в ладони и мягко проводя большим пальцем по скуле. — Я не злюсь. Тебе было больно – нам обоим – и это заставляет нас говорить и делать то, о чем потом жалеем.

— Больно, да, но я... я работаю над этим, Джози. Правда работаю. Как и сказал тогда, я пытаюсь стать лучше; это займет время, потому что в моей голове слишком темно.

— Хочешь поговорить об этом? — Дэниел избегает моего взгляда, будто стесняясь самого факта, что произнес это вслух. Но это не важно, поскольку я никуда не уйду.

Он сглатывает.

— Там творится настоящий ад, Джози. До того темно, что временами меня тянет пожелать той же тишины, что и ты когда-то желала. Уже давно не было таких мыслей, но... это самое темное, что во мне есть. Туман, густой и черный, накатывает, когда я думаю о будущем. А иногда просто так, потому что я не чувствую, что заслуживаю хорошего. Что не заслуживаю тебя.

Я не перестаю поглаживать его по щеке.

— Если откроешься мне, посвечу фонариком, и мы вместе найдем выход.

В его глазах вспыхивают тусклый свет надежды.

— Ты сделаешь это ради меня?

— Как и всю оставшуюся жизнь, — улыбаюсь я, и Дэниел делает то же самое, слабо, но искренне. — Буду напоминать, что ты заслуживаешь всего самого хорошего.

Он плотно смыкает веки; те блестят, и Дэниел качает головой, сдерживая слезы.

— Позволь себе чувствовать, — шепчу я, касаясь его губ и целуя мягко, осторожно.

Дэниел улыбается прямо в поцелуй, отвечая с такой нежностью, что перехватывает дыхание. Через мгновение я сползаю с него, и мы ложимся. Я кладу голову ему на грудь, прислушиваясь к сердцебиению, клокочущему чуть быстрее обычного.

— Чувство вины всегда было со мной, но становилось тяжелее, когда я делал что-то, связанное с Эдрианом. В те дни, когда становилось невыносимо, думал о самой мучительной смерти, потому что был уверен, что заслуживаю именно ее. Но всегда находился кто-то, кому я почему-то был нужен, и тогда не мог, — он замолкает, барабаня пальцами по бедру. — А после начинал ненавидеть себя за то, что не решился, и злиться, потому что семья и друзья нуждались во мне, а я все равно думал о смерти. Замкнутый круг, из которого не умел выбраться. Поэтому я улыбался, ведь это было единственным, что мог делать, единственным, в чем, как мне казалось, был хорош, единственным, что не мог испортить. Не может быть больно, если улыбаешься, — он выдыхает, почти сдавленно. — А потом появилась ты...

Пальцы на бедре замирают, и его сердце, еще мгновение назад бившееся неровно, вдруг замедляется.

— Чувство вины никуда не исчезало, но становилось слабее. Казалось бы, секунду назад я проживал воспоминание с Эдрианом, а в следующее мгновение уже думал о тебе. Темная туча нависала надо мной, стоило о нем вспомнить – желание просто задохнуться было таким, черт возьми, невероятным... — голос хриплый, но Дэниел откашливается, и я переплетаю пальцы с его, сжимая ладонь. — А потом все рассеивалось, стоило вспомнить твою улыбку и карие глаза. В какие-то дни мне просто хотелось... — он резко вдыхает. — ...застрелиться, потому что чувствовал слишком сильное давление и не знал, как это остановить. Не понимал, как не чувствовать дыру в груди. Не знал, как продолжать существовать, когда его больше нет, но потом... — он сглатывает. — Я вспоминал все, что было между нами.

Мы ведь почти ничего не делали, хочется сказать, потому что это правда. Да, были моменты, особенные для меня, даже невероятные, но не уверена, что их можно назвать теми самыми, что наполняют жизнь смыслом.

Я злюсь на себя. Почему не сделала больше?

— Ты сделала более чем достаточно, — говорит он, будто слыша мою внутреннюю борьбу. — Потому что те мгновения, что мы разделили, и есть суть моего существования, — он поворачивается на бок, беря мое лицо в ладонь и смотрит сверху вниз. — Они заставили снова почувствовать себя собой и были причиной, почему я ждал каждый новый день, если он означал, что смогу прожить еще один такой с тобой.

Сердце будто расправляет крылья, а глаза наполняются слезами.

— Я тоже жду каждый день с тобой.

На его лице появляется тень печали.

— Не плачь, пожалуйста. Я не выношу, когда ты грустишь.

— Все в порядке. Обещаю, мне не грустно; просто чувствую слишком много всего. Не думаю, что смогу выразить это словами, как ты. Но буду стараться показывать тебе свои эмоции, быть рядом. Мне нужна каждая твоя версия, и ничто, буквально ничто не изменит моих чувств. Я никуда не уйду. Обещаю.

— Я очень сильно тебя люблю, — он склоняется и целует меня в лоб.

— Я люблю тебя, — я улыбаюсь.

— Думаешь, стоит сделать небольшую паузу? Все это слишком, и мне нужен небольшой перерыв.

Я киваю, потому что чувствую то же самое.

— Даже не стоило спрашивать. Мы можем делать все, что ты захочешь, — я встаю, достаю из коробки портативный плеер и маленькую коробочку, потом ложусь рядом, прижимаясь к изгибу его руки.

— Не может быть! — он недоверчиво смеется, глядя на совершенно новые наушники. Я хотела подарить их ему, но так и не успела.

— Я так и не дослушала тот диск, что ты дал, а прошлые наушники просто отвратительные. Без обид.

— Очень даже обидно, — он щиплет меня за бок.

Уголок моих губ дергается.

— Не переживай, старые наушники я бережно спрятала.

Я протягиваю ему один наушник, второй вставляю себе. Включаю плеер. Ритм доносится из маленьких динамиков, и стоит услышать первые аккорды Hot Stuff Донны Саммер, я не могу удержаться.

— Обожаю эту песню, а ты? — Дэниел сохраняет невозмутимое выражение лица, но я-то вижу, как он сдерживает смех. — Слова такие... вдохновляющие, правда?

Я смеюсь.

— Вдохновляющие?

— И... — он сжимает губы. — Возбуждающие.

Мы оба смеемся, и пока Дэниел напевает, я просто мурлычу мелодию, не зная слов.

61Дэниел

— Если еще раз выкинете нечто подобное, я кому-нибудь вмажу. И точно не Джози, — грозится Ноа, входя на кухню.

— Вмажь кому хочешь. Главное не трогай Дэниела, и мы поладим, — голос Джози столь же ровный, сколь и ледяной.

Ноа ни капли не боится Джози, но я вижу, как сильно он ею восхищается и уважает. Это отражается в его взгляде точно так же, как когда разговаривает с тренером Д’Анджело.

Они смотрят друг на друга. Никогда бы не подумал, что доживу до дня, когда кто-то сможет сравниться с его бесстрастным, пугающе холодным выражением лица, но Джози буквально точное его отражение,. Видеть Ноа таким привычно, но Джози чертовски завораживает и возбуждает одновременно.

Не пообещай мы ужин, я бы выставил их за дверь к чертовой матери. Парни, конечно, не обязаны были помогать, но все же перевезли вещи обратно в ее дом. Возможно, это решение опрометчивое, учитывая, что мы только вчера снова сошлись, но оба этого хотим – нуждаемся в этом.

Мы так и не договорили. Вчера ночью обсудили страхи, неуверенности, то, как иногда хочется спрятаться, и все, что так отчаянно пытались похоронить. Глупо, конечно, пытаться прикрыть незажившие раны крошечным пластырем. От этого ведь толку никакого, рана просто воспаляется, и остается одно: сорвать пластырь и признать то, от чего бежал.

Мы остановились только потому, что знали, сил уже не осталось и эмоционально были выжаты как лимон. День выдался долгим, и, когда начали готовиться ко сну, просто слушали диск, который я записал, а Джози обнимала плюшевого мишку, подаренного мной.

— И нас тоже? — вставляет Грей.

— А тебя разве Дэниелом зовут? — парирует она, даже не моргнув.

Я ухмыляюсь, скользящим движением обнимаю ее, и та без сопротивления позволяет притянуть себя к груди. Сначала чуть напрягается, но стоит нашим телам соприкоснуться, расслабляется.

— Какого черта, Джози? — фыркает Ноа, обиженный.

— Да, какого черта? — подхватывает Кай, заступаясь.

— Не принимайте близко к сердцу. Вы мне нравитесь, правда, но я люблю его. Так что соображайте... — она указывает большим пальцем через плечо, потом кладет ладони поверх моих, обвивающих ее живот.