Пожалуйста, не уходи (ЛП) - Сальвадор Э.

Она заключает меня в объятия.

— Расскажи, что ты чувствуешь.

— Ничего, — глухо говорю я.

— Нет, ты что-то чувствуешь. Скажи, что именно. Не бойся. Худшее, что я сделаю, это крепче тебя обниму.

Мои дрожащие губы на миг трогает подобие улыбки, прежде чем они снова опадают.

— Я... я чувствую...

— Скажи это, — мягко подталкивает она.

— Я чувствую грусть. Я чувствую злость.

— Почему?

— Злость, потому что мама умерла. Злость, потому что ни разу не сказала, что любит меня, не обняла, не сделала ничего, кроме того, что считала нужным. Злость, потому что, несмотря ни на что, я ненавижу то, как сильно по ней скучаю. Грусть, потому что я все время думаю о том, какими мы могли бы быть. Грусть, потому что ее больше нет, а я чувствую себя неудачницей. Грусть, потому что Дэниел вошел в мою жизнь, показал, какой она может быть, насколько, черт возьми, прекрасной, а теперь его нет. Грусть, потому что ему больно. Грусть, потому что нуждался в ком-то, а я сделала недостаточно. Грусть, потому что я скучаю по нему. Я... — мой голос надламывается. — Прости.

— Не извиняйся. Я здесь, чтобы помочь тебе. Помни, мы обе в клубе «дочерей с погибшими мамами». А значит, связаны. Мы скорбим вместе. Помогаем друг другу. Мы со всем справимся, — Ви прочищает горло, но я-то знаю, что она плачет.

— Ты слишком добра ко мне, — я морщусь, осознавая, что ее блузка вся в моих слезах и, скорее всего, соплях.

— Поверь, я умею быть стервой, но хожу к терапевту, Ярвис. Настоящая заноза в заднице, зато чертовски хороша в своем деле. Тебе стоит с ней поговорить. Она работает со спортсменами.

Я припоминаю, как кто-то уже советовал обратиться к ней, когда умерла мама.

— Да, я подумаю об этом.

20-е апреля

Я могла бы сжечь дом дотла, и все равно смогла бы указать точное место, где мы с Дэниелом стояли, когда он подарил мне цветы. С того дня прошел почти месяц, но я помню все так ясно, будто это случилось секунду назад.

Единственное, чего не могу вспомнить, это самого ощущения счастья. Я знаю, что была счастлива; знаю, что тогда едва сдерживала слезы от его жеста. Но сейчас не помню, каково чувствовать счастье на вкус. Я все пытаюсь поймать его, надеясь, что сумею двигаться достаточно быстро, чтобы схватить, но это похоже на попытку поймать ветер.

Я снова смотрю на экран, уставившись на переписку с Дэниелом. Кусаю внутреннюю сторону щеки, ненавидя, как сжимается горло при виде этого дурацкого имени. Не уверена, когда он успел взять мой телефон, но теперь в контактах записан как: МОЙ ОЧЕНЬ СЕКСУАЛЬНЫЙ ПАРЕНЬ.

В последний раз он написал, что выходит, как раз перед тем, как появился Брайсон.

Я на секунду закрываю глаза, потом открываю и начинаю печатать ответ. Но через мгновение стираю его и пишу другой. И снова стираю, повторяя это еще раз десять, прежде чем передумываю отправлять вообще что-либо и швыряю телефон на журнальный столик.

Сгибаясь пополам, я зарываюсь лицом в ладони и издаю громкий стон, но замираю, когда раздается звонок в дверь. Я игнорирую его, но тот звонит снова.

Я даже нормально возненавидеть себя не могу.

Подойдя к двери, я рывком распахиваю ее, полная раздражения, и тут оно исчезает, потому что на пороге стоит Пенелопа.

Я жду, что она на меня наорет или даст пощечину, но не извинится.

— Прости.

Я вздрагиваю, ошеломленная.

— За что ты извиняешься?

— За то, что была стервой. Что игнорировала тебя. Что злилась. Не должна была, но он мой брат, и я... — она выдыхает, и по щеке катится слеза.

Голос в голове приказывает оставаться на месте, но руки сами тянутся к ней, обнимают, пока наши тела не оказываются прижаты друг к другу.

— Я думала, ты ненавидишь объятия? — шепчет она дрожащим голосом.

— Пробую кое-что новенькое. Не привыкай, — отвечаю я, а через секунду между нами повисает неловкое молчание. — Ты не стерва. Ты просто делала то, что считала правильным. Как-никак он твой брат.

— Я знаю, но не понимала, что на самом деле произошло. Надумала лишнего, хотя не стоило. Прости, Джози. Я замечаю, как он к тебе относится, и видеть Дэнни в таком состоянии было тяжело... это не твоя вина. Прости.

Я глажу ее по спине, пока Пен рыдает у меня на плече.

— Пожалуйста, перестань. Еще немного, и я, клянусь, испарюсь, ведь организм не рассчитан на столько слез.

Она хрипло смеется.

— Тебе, наверное, дико неловко, да?

— Еще бы, но ничего.

Пен отстраняется, вытирая слезы.

— И все же прости, что не была рядом.

— Ты не обязана. Мы не семья, да и знаешь меня не так давно. Все в порядке. Я не из тех, кто держит обиду, — я улыбаюсь, стараясь, чтобы улыбка выглядела искренней.

Она отвечает тем же, и на щеках появляются ямочки.

— Мы, может, и не семья, но ты мой друг – один из самых близких. И я правда сожалею.

Сердце начинает колотиться так сильно, что я машинально скрещиваю руки на груди, будто это поможет.

— Перестань. Извиняться должна я.

— За что?

— За то, что сделала недостаточно. Он на многое ради меня пошел, а я не была рядом.

— Ты сделала достаточно. Правда.

— Настолько «достаточно», что он решил, будто нам лучше не видеться? В конце концов, я сама это заслужила. Сказала отпустить меня. Он просто сделал то, о чем я просила.

Она тяжело вздыхает.

— Дело не в тебе. Он вернется. Просто нужно немного время, чтобы во всем разобраться.

Я киваю лишь потому, что не хочу снова расплакаться.

— Я скучала по тебе.

— По мне? Прошло всего пару недель.

Она смеется.

— Да, по тебе. И эти пару недель были слишком длинными.

Сжатие в груди немного отпускает.

— Я тоже скучала.

Ее лицо сияет, а глаза искрятся.

— Между нами все нормально?

— И не переставало, — я заглядываю ей за плечо. — Хочешь зайти? Виенна скоро будет.

— Могла даже не спрашивать, — он проскальзывает мимо меня. — Погоди, значит, теперь я могу тебя обнять?

— Давай без резких движений.

Она смеется, и пока снимает туфли у двери, в голову приходит мысль.

— Так кто тот парень, которого ты опубликовала в «Инстаграме» без подписи? — я бы ничего об этом не узнала, если бы не Ви. Я держалась подальше от соцсетей, поскольку стоит только зайти, сразу начну искать Дэниела. — Я думала, Энджел помогает тебе найти...

Пен поджимает губы, заправляя волосы за ухо.

— Не помогает и это, э-э, не всерьез. Я просто использую его, чтобы двигаться дальше, и Энджел согласился, так что да. Кстати, ты ела? — она быстро переводит тему, избегая моего взгляда.

Это только подогревает любопытство, но я не успеваю ничего спросить, поскольку Пен снова спрашивает, ела ли я.

Хм... интересно.

Вскоре Виенна вальяжно входит в дом с едой, и как только заканчиваем ужин, они усаживаются по обе стороны от меня на диване, глядя так, будто собираются обсудить нечто серьезное.

— Что? — я делаю глоток воды.

— Мы знаем, — начинает Ви, и на лицах обеих расцветает теплая улыбка. — Мы не говорим, что любим тебя и не обнимаем, потому что знаем: тебе неприятно, а это последнее, чего бы нам хотелось.

— Но, — подхватывает Пен, — мы любим тебя и хотим, чтобы ты знала: что бы ни случилось, мы всегда будем рядом. Останемся в твоей жизни, и ты не избавишься от нас, поэтому даже не пытайся.

Это застает меня врасплох. Неожиданность заставляет кожу покалывать, а тревогу вихрем закручиваться в животе. Не потому, что я не верю, и не потому, что не знаю, как много для них значу, а как раз потому, что знаю.

— О... — переносица горит. — Я-я не знаю, что сказать.

— Не нужно ничего говорить, — тихо подсказывает Ви, сжимая мою руку. — Мы просто хотим, чтобы ты знала: мы любим тебя.

— Правда любим, — добавляет Пен. — Что бы ни случилось, мы против всего мира. Ты с нами на всю жизнь.

Краем глаза я замечаю, как Пен пододвигается ближе, и вскоре Виенна делает то же самое. Я понимаю, что они делают. Часть меня хочет отпрянуть, оттолкнуть их, не верить, что девушки, которых знаю всего ничего, и правда обо мне заботятся. Но солгала бы себе. Они бы просто не были здесь.