Запрещенные слова. Том первый (СИ) - Субботина Айя

Чутье подсказывает, что из этого дерьма выбраться малыми потерями, как было раньше, уже не получится.

Но я беру себя в руки.

Проблемы нужно решать по мере возможности их решения.

В голове вспыхивает красная лампочка, перекрывая на мгновение все остальные мысли — папа. Я могу вывезти все, что угодно, любые последствия Лилькиных тупости, но если из-за нее с папой что-то случится…

— Мам, — я поворачиваюсь к ней, стараясь, чтобы голос звучал максимально твердо, хотя внутри все вибрирует от напряжения. — Иди к отцу и не отходи от него ни на шаг. Говори с ним о чем-нибудь спокойном. О внуках, о его книгах, о погоде. Только не об этом. Поняла? Ни слова вообще. Ни-че-го.

Мать испуганно кивает, ее глаза смотрят на меня с какой-то новой, непривычной покорностью. Кажется, масштаб катастрофы, пусть и не до конца осознанный, все-таки пробил брешь в ее привычной манере драматизировать и обвинять. Она молча уходит в спальню, и я слышу, как тихонько прикрывается дверь.

Хорошо. Одним источником потенциальной паники меньше. Теперь — Лиля.

Я снова поворачиваюсь к сестре. Она все так же сидит, ссутулившись, за кухонным столом, ее плечи мелко дрожат. Пепельница перед ней уже напоминает маленький, извергающий окурки вулкан.

— Так, — я сажусь напротив, отодвигаю подальше сигареты, зажигалку и пепельницу. — Теперь давай по порядку. И без истерик. Мне нужны факты, Лиля. Только факты.

В ее глазах появляется такой первобытный ужас, что мне на мгновение становится почти жаль ее. Почти. Потому что жалость сейчас — непозволительная роскошь.

— Я… я не знаю, Майя, — снова начинает свой плач Ярославны. — Он… он такой хороший был…

— Лиля! — резко обрываю ее мелодраму. Мой голос звучит жестче, чем я планировала, но сейчас не до сантиментов. — Мне плевать, какой он был. Мне нужно знать, что он сделал. Какие бумаги ты подписывала? Помнишь хоть что-нибудь? Названия? Даты? Суммы?

Она всхлипывает, трет кулаками глаза, как маленький ребенок.

— Там… там много всего было. Игорь говорил, это для для нашего общего дела. Какая-то фирма… Общество с ограниченной ответственностью. «Мечта-Капитал»… или что-то вроде того…

«Мечта-Капитал». Мечта-Капитал. Какая ирония. Игорь, похоже, не только мошенник, но еще и с извращенным чувством юмора.

— Документы, — я стараюсь говорить максимально строго, чтобы она даже не думала снова скатиться в истерику. — У тебя остались какие-нибудь документы? Копии? Письма из налоговой? Хоть что-то?

— Он все сам делал… — Лиля мотает головой, ее светлые, спутанные волосы падают на лицо. — Говорил, чтобы я не заморачивалась, что это мужские дела. А сегодня… сегодня пришло вот это.

Дрожащей рукой сестра достает из кармана кофты несколько сложенных вчетверо листов.

Я выхватываю их, разворачиваю. Сердце ухает куда-то вниз.

Официальные бланки. Печати. Подписи. И цифры. Цифры с таким количеством нулей, что у меня темнеет в глазах. Налоговое уведомление-решение. Требование об уплате долга. Суммы недоимки, штрафные санкции, пеня…

Господи.

— Это что, все на тебе? — шепчу я, чувствуя, как ледяные пальцы страха сжимают горло.

Лиля снова разражается рыданиями.

— Я не знаю! Я ничего не понимаю! Он говорил, что это… это просто формальность… что он все решит!

— Формальность?! — Почти срываюсь на крик, но вовремя беру себя в руки. — Лиля, ты понимаешь, что ты натворила?! Ты понимаешь, что это не просто «проблемы»? Это, блядь, криминал!

Она смотрит на меня испуганными, широко раскрытыми глазами, в которых плещется непонимание. Кажется, до нее только сейчас начинает доходить весь ужас происходящего.

— Но я же ничего не делала! — лепечет как ребенок. — Я просто ему верила! Игорь говорил — и все казалось таким… правильным!

— Верила, — повторяю, как эхо. В голове стучит только одна мысль: «Нужно что-то делать. Срочно. Немедленно». — Лиля, отвечай честно. Ты получала от этого какие-то деньги? Он давал тебе что-нибудь? Покупал что-то дорогое? У тебя есть счета, куда он переводил деньги? Любые? Наличка?

Я внимательно смотрю на нее, пытаясь поймать малейший признак лжи. Если она была в доле, если хоть что-то знала… тогда все гораздо хуже.

Лиля яростно мотает головой, слезы снова текут по ее щекам. А потом в ее глаза округляются, она сует руку за шиворот, несколько раз дергает цепочку с дурацким кулоном.

Я не сразу понимаю, зачем она это делает, а когда доходит, из горла вырывается напряженный истеричный смешок. Даже сейчас она и близко не осознает о каких суммах идет речь, и что эта дешевка на ее шее — просто пыль. Хотя она же видела эти документы. Видела цифры. Это такое избирательное зрение?

Копаться в этом прямо сейчас нет ни сил, ни желания. И целесообразности — тоже. Нужно решать проблему, а заниматься перевоспитанием взрослой женщины, у которой в голове, прости господи, опилки.

— Забудь про кулон, Лиль. Какие-то другие деньги — ты брала? Игорь просил переводить какие-то суммы, прятать что-то?

— Нет! Клянусь, Майя, нет! Он только обещал! Говорил, что скоро мы будем жить как короли и что у нас будет все. А денег… денег он почти не давал. Только на продукты, на детей. Иногда…

Я верю ей. Не потому, что она моя сестра. А потому, что в ее глазах сейчас — не хитрость и не попытка выгородить себя, а только первобытный, животный страх. Страх человека, который, наконец, начинает понимать, что его обманули, использовали и подставили.

И что на этот раз она вляпалась по-крупному.

— Хорошо, — я делаю глубокий вдох, пытаясь унять дрожь в руках. — Документы. Все, что у тебя есть. Любые бумажки, связанные с Игорем, с этой «Мечтой-Капитал». Ты что-то сохранила?

Пока Лиля, подтирая сопли, убегает в комнату со словами «Да, я тут собрала…», достаю телефон. Пальцы плохо слушаются, несколько раз промахиваюсь мимо нужных контактов. Наконец, нахожу. «Кирилл Олегович Юрист». Наш корпоративный юрист. Молодой, толковый, немного занудный, но с очень светлой головой. Мы с ним не то чтобы дружим, но пару раз пересекались на корпоративах, и он всегда производил впечатление человека, который знает свое дело.

На часах — начало одиннадцатого. Пятница. Шансов, что он ответит, почти никаких. Но я все равно набираю. Гудки. Длинные и мучительные. Я уже почти готова сбросить, когда на том конце раздается сонный, немного раздраженный мужской голос:

— Слушаю.

— Кирилл Олегович, это Майя Франковская, — выпаливаю я, стараясь, чтобы голос звучал как можно более мягко. — Извините, что так поздно. У меня… у меня очень серьезная проблема. Личная. С работой этот никак не связано. Но мне в данный момент просто больше не к кому обратиться.

Пауза. Я слышу, как он там ворочается, вздыхает.

Наверное, решает, стоит ли вообще ввязываться.

— Майя Валентиновна? — в его голосе удивление. — Что случилось?

— Это… это не телефонный разговор, — я понижаю голос. — Речь идет о моей сестре. Кажется, ее крепко подставили. Очень серьезно. Финансовые махинации, фиктивные фирмы. Честно говоря, я пока сама до конца не осознаю всю степень проблемы — узнала об этом всего пару часов назад.

Снова пауза. Долгая, напряженная.

Я почти физически чувствую, как на том конце, он взвешивает все «за» и «против».

— Я понимаю, что сейчас пятница, вечер, — продолжаю с легким нажимом, не давая ему ни шанса на отказ. — Но ситуация очень сложная. Мне просто больше не к кому обратиться. Я была бы вам безмерно благодарна, если бы вы могли… хотя бы просто посмотреть документы. Завтра утром. Это было бы огромной услугой.

— Завтра суббота, Майя Валентиновна, — в его голосе все еще слышна сонная усталость, но уже без прежнего раздражения. — У меня были планы…

— Я все понимаю, — перебиваю я. — И я готова компенсировать ваше время. Просто… пожалуйста.

Он снова молчит. Я задерживаю дыхание, боясь услышать отказ.

— Хорошо, — наконец, соглашается. — Привозите документы. Завтра. Часов в десять. В «Лемур», знаете, где это?