Запрещенные слова. Том первый (СИ) - Субботина Айя

— Да, конечно. — Энергично киваю, хотя он и не может этого видеть.

— Но, Майя Валентиновна, я ничего не обещаю. Я корпоративный юрист, а не специалист по уголовному праву. Просто посмотрю, что там у вас. Возможно, порекомендую какие-то первые шаги. У меня есть пара знакомых, кто, возможно, мог бы взяться за ваше дело. Но более точнее я смогу сказать уже после встречи. Скорее всего, в любом случае не понедельника.

— Спасибо! — выдыхаю я с таким облегчением, что на мгновение слабеют колени. — Кирилл Олегович, спасибо! Вы даже не представляете, как вы меня сейчас выручили!

— Не за что, — его голос становится немного теплее. — До встречи. И… держитесь там.

Я отключаюсь.

Делаю глубокий вдох.

Первое, самое болезненно-острое отчаяние потихоньку отступает. Глупо, конечно, надеяться, что один юрист сможет решить все проблемы. Но по крайней мере, это хотя бы что-то. Первый конкретный шаг в трясине, из которой час назад вообще не видела способа выбраться.

Лиля тем временем приносит еще несколько бумаг — какие-то банковские выписки, договор аренды на квартиру, которую Игорь якобы снимал для них (и за которую, конечно же, не платил последние два месяца, о чем Лиля тоже «забыла» упомянуть). Все это — жалкие крохи, но хоть что-то.

Я собираю все в один файл, убираю в сумку.

— Так, — я снова поворачиваюсь к сестре. Она выглядит немного спокойнее, хотя руки все еще дрожат. — Теперь слушай меня внимательно. С этого момента ты никому ничего не говоришь. Никаких звонков. Никаких встреч. Поняла?

Она кивает, как послушная кукла.

— Мама с отцом. Я сейчас пойду к тете Вале, попрошу, чтобы дети остались у нее до утра. Здесь сегодня точно никто спать не будет. А ты просто сиди тихо. И завязывай с сигаретами.

Выхожу из кухни, сталкиваюсь с матерью в коридоре. Смотрит на меня с немым вопросом в глазах.

— С папой все нормально?

— Спит. Я ему укол сделала, который врачи оставили.

— Хорошо. Побудь с ним. Я сейчас вернусь.

Соседка, тетя Валя, полная добродушная женщина, встречает меня на пороге с встревоженным лицом.

— Майечка, что у вас там стряслось? Отец как?

— Все нормально, теть Валь, — пытаюсь улыбнуться, но сейчас у меня уже почти не осталось на это сил. А они еще пригодятся для разговора с племянниками. — Давление подскочило, переволновался. Врачи были, сейчас спит. Вы не представляете, как вы нас выручили.

— Да что ты, милая, какие там выручили, — всплескивает руками. — Они для меня ж как родные. Андрюша уже спит, а Ксюшенька мультики смотрит.

Я прохожу в комнату. Ксюша, увидев меня, бросается на шею, крепко обнимает маленькими ручками. Я прижимаю ее к себе, вдыхая сладкий детский запах ее волос, и чувствую, как к горлу снова подкатывает комок.

Мои маленькие, мои любимые.

До сих пор каждый день вспоминаю ее такое трогательное: «Я тебе водички принесу, тетя Майя…»

— Тетя Майя, а дедуля выздоровеет? — шепчет мне на ухо Ксения.

— Конечно, солнышко, — я целую ее в макушку. — Обязательно выздоровеет. А ты можешь сегодня у тети Вали переночевать? А то дома… немного шумно будет.

Она серьезно кивает, как взрослая.

Андрей спит на диване, свернувшись калачиком. Я осторожно поправляю ему одеяло.

— Тетя Валь, — я выхожу в коридор, — если не сложно… можно они у вас до утра останутся? Я завтра утром за ними зайду.

— Конечно, Майечка, не переживай даже. Я уже тесто поставила — завтра будут пирожки с вишнями.

Я благодарю ее еще раз, выхожу за дверь, но в квартиру заходить не хочу.

Просто стою на площадке, выдыхаю, пытаюсь еще раз переварить все, что произошло.

Сейчас даже с трудом верится, что несколько часов назад все, что меня действительно беспокоило — как вообще будет, если я пойду в кино со Славой. А сейчас, пока верчу в руках телефон и пытаюсь придумать, что ему написать, кажется, будто все это было миллион лет назад и его предложение уже давным-давно не актуально.

В голове уже минуту бьется противная мысль.

Я отмахиваюсь от нее, но она все равно туда возвращается и с каждым разом — зудит все сильнее.

Резник когда-то хвастался, что у него есть связи в налоговой. Буквально — на самом высоком областном уровне. Если бы вопрос решался где-то там, чтобы Лилька была не просто одной из дур, очередной жертвой афериста, которую просто накажут за все, потому что так быстрее, а человеком, за которого попросили…

Мне становится дурно от одной мысли, чтобы ему позвонить.

Просить.

В последний раз наша личная встреча была на собрании с представителями правительства, и после того, как Слава поставил его на место — взгляды генерального в мою сторону моментально прекратились. И его звонки — тоже. Нашу переписку я давно удалила, но все равно прекрасно помню, что последним в ней было мое сообщение с просьбой больше никогда не беспокоить меня по личным вопросам в нерабочее время. А теперь буквально собираюсь сделать тоже самое. Хотя где-то подсознательно бьется, что это — огромная ошибка, что не будет никакого мужского благородства.

Но ради сестры…

Если есть хотя бы один шанс из ста, что это может добавить еще немного бонусов в нашей будущей войне за невиновность — я должна хотя бы попытаться.

Половина одиннадцатого ночи. Я все еще колеблюсь, палец зависает над его именем в списке контактов. Завтра суббота. Он может снова уехать в свою столицу к крестнице, или племяннице, или к кому он там ездит, и тогда я упущу даже этот призрачный шанс. Нужно действовать на опережение. Хотя бы попытаться.

Набираю. Гудки тянутся бесконечно, каждый — как удар молоточком по натянутым до предела нервам. Я уже почти готова сбросить, когда на том конце, наконец, раздается его голос — сонный, но с безошибочно узнаваемой холодностью, которую я уже слышала в тот день, когда он отчитывал меня за татуировку.

— Да?

Я секунду медлю, потому что не успела придумать, как к нему обращаться.

Разговор пойдет о личном. Владимир Эдуардович? Господи, в половину одиннадцатого в пятницу и после того, как мы видели друг друга без трусов, это просто смешно.

Вова? Бр-р-р.

— Резник, — начинаю я, стараясь, чтобы голос звучал максимально ровно, хотя внутри все дрожит от предвкушения «приятной беседы». Ни на что другое я даже не рассчитываю, но все еще верю в то, что он не откажется помочь. — Это Майя. Извини, что так поздно.

Пауза. Долгая, почти издевательская. Я слышу, как он там, на том конце, шумно выдыхает.

— Франковская, — в его голосе неприкрытая ирония. — Какая неожиданность. Я уж было подумал, ты свято чтишь свои же правила относительно личных звонков в нерабочее время. Или у тебя случилось что-то настолько экстраординарное, что потребовало моего немедленного вмешательства? Надеюсь, не очередной приступ желания обсудить мою неправильную ответственность?

Его слова — как пощечины. Он помнит. И не упускает случая уколоть побольнее. Я сглатываю рвущееся наружу раздражение, заставляю себя говорить спокойно.

— Резник, пожалуйста… Это правда важно, иначе я не стала бы тебе звонить.

— Ни капли в этом не сомневаюсь.

— Моя сестра… — Делаю вдох, успокаиваю нервы. — Моя сестра попала в очень неприятную историю.

— Твоя сестра? — он картинно удивляется. — Сочувствую. Только я тут при чем? Мы с ней, кажется, даже не знакомы. Или я что-то упустил в этой насыщенной событиями неделе?

Он издевается. Откровенно, с наслаждением.

Я чувствую, как кровь приливает к лицу. Но отступать нельзя.

— У нее очень большие проблемы. Ее… ее подставили. Фиктивные фирмы, огромные долги перед налоговой. Возможно, даже уголовное дело.

Я терпеливо, не поддаваясь на его провокации, обрисовываю ситуацию в общих чертах. Стараюсь говорить сухо, по-деловому, оперируя только фактами, которые успела выудить из Лили и тех бумаг.

Резник слушает молча. Когда я заканчиваю, снова наступает тишина. Такая густая, что ее, кажется, можно потрогать.