Однажды ты пожалеешь (СИ) - Летова Мария

Он опускает подножку, упирается ногой в асфальт и снимает шлем.

Ему на лоб падает кудрявая прядь, которую в сторону отбрасывает ветер. Данияр щурится от солнца — его очки все еще у меня. Это хорошо, что он не видит моих глаз!

— Прокатишься? — мотает Осадчий головой, указывая себе за спину.

Дан протягивает мне шлем, на который я смотрю не двигаясь.

Обычно вот так тормозить — не в моих правилах, но я мнусь, ведь мне… страшно…

Я уверена, что он и близко не понимает степень моего ступора, когда произносит:

— Не бойся. Тут все отлично. Регулировка на высшем уровне.

— Кто сказал, что я боюсь?

Улыбнувшись, Осадчий поднимает на меня глаза.

— Значит, показалось, — говорит он.

Шлем в его руке все еще на меня смотрит. Я продолжаю мяться, откуда у меня вообще этот ступор?! Это просто мотоцикл…

— Диана… — мягко произносит Данияр.

— Я… — прочищаю я горло. — Я еще не составила завещание...

— Мы сегодня не умрем, — обещает мне Осадчий. — Садись, малыш…

Я отвожу взгляд от его ноги. От бедра — из-за упора, которым Дан удерживает равновесие, под шортами четко прорисовались мышцы. Я смотрю на компанию парней чуть поодаль: они наблюдают за нами, все до одного веселые.

Обвожу языком губы, снимаю очки и вешаю их на футболку. Забираю у Осадчего шлем…

Я точно знаю, что не села бы на мотоцикл ни с кем другим. Точнее, я бы не села на него, предложи это кто-либо другой. Взвесить, разобрать и распотрошить эту мысль мешает беснующийся в крови адреналин.

Я справляюсь со шлемом сама, Дан помогает усесться за его спиной.

У нас только один шлем, и он на мне.

Я чувствую тело Осадчего. Знакомое как по тактильным ощущениям, так и по каким-то еще — ментальным, энергетическим и так далее. Я обнимаю его торс руками, крепко сжимаю их… его…

— Не разжимай руки, — предупреждает Данияр.

Я и не собиралась.

Он трогается с места медленно. Медленно относительно того, что демонстрировал пять минут назад. И ощущается это тоже довольно медленно, раз я не захлебнулась страхом. В таком темпе мы пересекаем парковку, и это дает мне представление о том, насколько Дан контролирует ситуацию. Что это он управляет мотоциклом, а не какая-то инопланетная сила.

Мне кажется, что все не так страшно.

Мы доезжаем до выезда на дорогу, и, когда вливаемся в очень редкий поток машин, Дан прибавляет скорости…

Я осваиваюсь в ней быстро. Мой пульс растет как будто пропорционально, или мне это кажется, ведь все ощущения вдруг затмевает одно — бабочки в животе. Нарастающий там восторг. Острый, ни на что не похожий. Смешанный со страхом, который только усиливает ощущения, а потом смешивается с ними и в них растворяется…

Взрывается, когда Данияр добавляет еще скорости. Вовремя для того, чтобы взрыв моих ощущений стал похож на фейерверк!

Я чувствую скорость, свободу. Пустоту в голове! Свободу… Я ощущаю полет, адреналин… Держусь за Дана так крепко, что сводит руки. Если спиной он чувствует удары моего сердца, то в курсе, что у меня приступ тахикардии.

Этот полет — незабываемый! Словно скорость касается меня напрямую, и если раньше это было просто слово, то теперь я точно знаю, какое оно на ощупь!

Дан делает круг на кольце, и мы начинаем двигаться в обратном направлении. Пять минут, и они пронеслись передо мной за секунду…

Я чувствую зуд по всему телу — будто из меня рвется энергия, которую я добыла трением в контакте с жарким летним воздухом. Мои ноги нетвердые, я пытаюсь это скрыть, соскакивая с мотоцикла. Когда передаю Осадчему шлем, боюсь его уронить.

Мы встречаемся глазами.

Дан смотрит на меня пристально, словно пытается понять, действительно ли меня колбасит так, как ему кажется. Я провожу руками по волосам, приглаживая их, и молчу, а это значит, ему не показалось.

Я в восторге, и я закусываю губу, пытаясь не улыбаться как пьяная! Еще у меня адреналиновый припадок, и я дико возбуждена! Соски превратились в камни, Осадчий в курсе — мы были прижаты друг к другу достаточно тесно.

— Вернем парням игрушку? — хрипловато спрашивает Данияр. — Или себе оставим?

— Это развлечение на один раз, — хрипло бросаю я в ответ.

Дан издает смешок.

Я даже не пытаюсь заставить его поверить в серьезность моих слов.

Осадчий медленно катится к компании друзей, повесив шлем на руль.

Когда он возвращается, я уже в машине, пристегиваю ремень. Дергаю за него, чертыхаясь…

Слишком много в меня загнали энергии, либо перегорю, либо нет! Я смотрю на своего парня, чувствуя тяжесть внизу живота и сумасшедшее желание… трахаться…

Это то, чем мы занимаемся почти весь день.

Опустив жалюзи на окнах квартиры Осадчего, чтобы приглушить дневной свет, мы занимаемся сексом.

Сначала быстро, несдержанно, потому что я нетерпеливая. И хоть он пытается притормозить меня ласками, я требую свое: царапаюсь, извиваюсь, пока мне не удается вывести Данияра из себя и он не впечатывает мои запястья в диван, а потом трахает резко и стремительно.

Так, что я даже не успеваю получить оргазм, но потом Осадчий добивается своего — полного растворения в нем, полного контакта с каждой его лаской, с каждым прикосновением, с каждым толчком и каждым его сантиметром.

Я принимаю. Все это.

Дан заставляет обнять губами свой палец. Я его сосу, обвожу языком, бесстыже глядя Осадчему в глаза, когда палец он заменяет членом…

Звуки, которые наполняют комнату, — наши стоны и скрип кровати. Шепот, вскрики, шлепки. У него нет соседей сверху, зато есть снизу, но нам всегда на них плевать!

Лежа голой посреди его кровати, я способна воспринимать лишь то, как кондиционер гоняет по моей влажной коже воздух. Больше ни на что нет сил, есть только желание навсегда остаться амебой…

— Пошли поедим… — остановившись над кроватью, Данияр проводит костяшками пальцев по моей голой заднице.

Только что принесли доставку, ради этого он надел трусы.

— Да, папочка… — юродствую я.

— Звучит отстойно, — усмехается Дан. — У меня не встал…

— Не нравится быть папочкой?

— Только не для тебя, — говорит он.

— А для кого?

— Для моих детей.

— У тебя их будет много?

После секундной паузы он отвечает:

— Трое.

Тема детей — это последняя тема, которая меня интересует.

Я думаю о них только тогда, когда возникает хоть малейшая угроза забеременеть. Я боюсь этого до паники, до приступов головной боли, до тошноты.

Дети…

Боже, я бы сошла с ума, если бы забеременела!

Меня пугает одна только мысль! Я не представляю, что бы стала делать. Что делать с ребенком?! Я не имею представления! Они меня пугают. Эта… ответственность пугает. Какой-то глубинный страх, что у меня нет того, что нужно ребенку дать. Я не знаю, что ему нужно давать!

Я… перевернувшись на спину, соскальзываю с кровати и отправляюсь в гостиную как была голая…

Глава 11

Уже несколько дней мать занимается посадкой цветов вдоль окружающего дом забора. Копается и копается в земле, по крайней мере именно это я вижу каждый раз, выходя из дома.

Занятие на мой взгляд абсолютно идиотское, эти цветы не нужны никому, всем на них плевать. Я могу точно говорить за себя, что касается отца - ему плевать трижды, я не сомневаюсь в этом ни одной секунды, и, уверена, через день другой ей самой эти цветы станут безразличны.

Ей просто надоест, вот и все.

Она не пьет уже неделю.

После того, последнего скандала, не пила ни разу.

Не могу сказать, что это из разряда чего-то необычного, но такого уже давно не было.

Сегодня утром я застала родителей мирно беседующими на кухне. Такого тоже не было уже давно. Вообще-то, как раз такие вещи и кажутся мне ненормальными. Будто родители притворяются другими людьми, когда они собачатся, по крайней мере не кажутся незнакомцами!

Я бы предпочла, чтобы все осталось, как было. Понятным! Так звучат мои ивращенные мысли, но я, конечно же, не думаю так на самом деле.