Однажды ты пожалеешь (СИ) - Летова Мария

Я ненавижу, когда они кричат. Когда бьется посуда, звучат все те дерьмовые слова, которые меня с детства заставляют слушать. Неестественная тишина, которая уже неделю царит в нашем доме, - это лучше Деда Мороза, хоть бы он явился ко мне настоящий.

Отойдя от окна, я принимаюсь перерывать свой шкаф.

Завтра в доме Осадчих будет семейный ужин в честь дня рождения Платона. Можно сказать, афтепати той вечеринки, которая состоится сегодня.

Мероприятие пройдет на их даче, чтобы не тратить время и приехать в эту глухомань вовремя, я переночую у Данияра.

Я решаю пойти туда в белом святошном платье. Как очень хорошая девочка, уверена, они оценят.

Когда мы встретились с Осадчими-старшими впервые, они смотрели на меня с особым интересом. Оценивающе, как на дочь своих родителей. Я видела этот прохладный интерес. Дистанцию, которую они выстроили между нами, даже меня не зная. И я запомнила это навсегда - то, что они идеальные только потому, что хотят такими казаться, на самом деле они такие же лицемеры, как и все остальные.

Устои этой семьи меня душат. Их традиции, правила. Я не хочу им подчиняться, все во мне на дыбы встает! Именно поэтому я терпеть не могу у них бывать.

Собрав сумку с вещами, я отношу ее вниз и оставляю на банкетке у входа. Сама же отправляюсь в салон, где мне три часа делают прическу и макияж.

Я выгляжу своей журнальной версией, когда со мной заканчивают. Я всегда могу найти в себе недостаток, если захочу, но сейчас выгляжу даже лучше, чем рассчитывала.

Мне нравится прическа, нравится макияж. Он сделал глаза яркими, а прическа открывает шею и плечи, как раз для того, чтобы моя поднятая корсетом платья грудь получила максимум внимания.

Осадчий это оценит.

Закусив изнутри щеку, я смотрюсь в зеркало в полный рост. Я выгляжу даже стройнее, чем есть на самом деле, если рассматривать мою худобу, как стройность, конечно же. И я отдаю себе отчет в том, что вот так стараюсь я не для Данияра.

Мной движет черное змеиное желание увидеть лицо Толмацкой, когда она поймет, что ее поимели!

Моя неприязнь к ней не поддается логике. Я хочу, чтобы мне было на нее плевать, даже себе не могу признаться в том, почему она так меня бесит…

Я резко отворачиваюсь от зеркала. Как раз в этот момент слышу шум въезжающей во двор машины, и сегодня я не собираюсь заставлять Осадчего ждать. Двух минут общения с моей матерью ему вполне хватит. Я не хочу, чтобы они общались дольше, хотя общение у них всегда идет на ура.

Он смог бы поддержать разговор даже с трупом.

Дом сотрясает звон дверного замка.

Я быстро забрасываю в сумочку помаду и ключи от дома. Хватаю телефон и выбегаю из комнаты, даже не прикрыв как следует дверь.

Дан поднимает взгляд, когда я появляюсь на лестнице. Мое появление пропустить нельзя, я стучу каблуками, как молотком.

Он смотрит на меня, замолкнув на полуслове. Моя мать тоже оборачивается.

Все-таки, мне стоит поблагодарить Толмацкую за выбор платья, оно явно одно из самых у меня удачных.

Взгляд Данияра поднимается вверх по моим ногам, когда останавливается на лице, Осадчий все еще молчит. Сам он одет в белую рубашку, которая заправлена в джинсы, и я такой выбор полностью одобряю.

Я люблю когда он такой… слегка официальный. И… очень горячий.

Я смотрю на него, пару секунд просто смотрю… в его глаза и на него всего. И где-то глубоко под кожей у меня фейерверки. Как в тот день, когда я увидела его снова спустя кучу лет…

— Может, я вас сфотографирую? — выносит моя мать предложение.

— Не надо… — тут же взмахиваю я рукой.

Но Дан уже достает из кармана телефон и протягивает ей.

— Ага, супер, — произносит он, кивая.

Я не хочу тратить энергию на то, чтобы спорить по мелочам, но посылаю ему взгляд с претензией. В ответ он протягивает руку и ловит меня, обняв за талию. Крепко. Прижимает к себе. Крепко и тесно. Одновременно с этим прижимается губами к моим волосам чуть выше виска, делает вдох…

— Вау… — тихо произносит Дан мне одной.

Я тоже тяну носом его запах. На секунду веки смыкаются.

В последнее время что-то происходит. С ним, со мной. Его прикосновения, любые, стали упрямее и крепче. Я это чувствую. Очень остро чувствую. Будто я… теряю над ним контроль…

Я смотрю в его глаза, подняв взгляд.

Осадчий смотрит на меня в ответ, чуть приоткрыв губы.

— Три, два… — дает обратный отсчет мать.

Я поворачиваю голову, выпрямив спину и положив Данияру на грудь ладонь.

— Отправь мне, — просит мама. — Я ее распечатаю… это нужно в рамку… такие красивые…

— Спасибо, — выхватываю я из ее рук телефон Осадчего. — Не нужно.

— Спасибо… — присоединяется он, подхватывая с банкетки мою сумку.

Глава 12

Прежде чем отправиться в ресторан, мы отгоняем машину Данияра к нему, потом вызываем такси. Дан оставляет сумку с моими вещами в багажнике, решив забрать ее, когда вернемся. Платон презентовал ему ящик какого-то премиального виски, стоимость бутылки - как крыло от Боинга, так что Осадчий решил сегодня обойтись без машины.

Платон арендовал все помещение под свой праздник, им пришлось поменять расстановку столов, но от этого, по-моему, стало только лучше.

Больше пространства.

Данияр начинает раздавать рукопожатия еще на входе.

Наши ладони соединены, я следую за ним, больше занятая тем, чтобы не зацепиться за что-нибудь шпильками своих туфель, и поиск в толпе присутствующих Толмацкой - это то, что я собираюсь делать в последнюю очередь!

Я ее не ищу. Вместо этого решаю сегодня вечером светиться везде, где только можно - начинаю с фотографии в фотозоне. Я позирую от всей души, пока Осадчий разговаривает с каким-то парнем, при этом за мной наблюдая.

Если его взгляд и оставляет меня, то только на секунду. Слушая парня, он снова и снова переводит взгляд на меня, и сегодня я в чокнутом настроении отвечать ему тем же.

Каждый раз, когда ловлю его взгляд, чуть задираю подбородок. Тело само по себе становится кошачьим, пластичным, горячим!

Данияр проводит рукой по волосам, смотрит на парня. Тот жмет ему руку еще раз и уходит. Прежде, чем Дан успевает ко мне присоединиться, его перехватывает Платон.

Данияр обнимает брата, хлопает его по плечам. Они улыбаются. Видимо ссора, которая произошла между ними на выходных, закончилась.

Несмотря на то, что свет в фотозоне сильно засвечивает зал ресторана, я все же вижу Толмацкую. Желто-черное платье, которое возникает где-то в толпе. И в этот момент во мне просыпается та самая сука, которую все здесь ненавидят.

Я перестаю быть кошкой, я становлюсь хладнокровной сукой!

— С днем рождения, — говорю, подойдя к братьям-Осадчим.

Рука Данияра ложится мне на бедро, если точнее на мою задницу.

— Спасибо, — механически улыбается Платон, но задерживает взгляд на моем платье.

В его глазах мелькает замешательство, словно он решает показалось ему или нет. И тут же брат моего парня смотрит мне в лицо, в мои глаза, на что я отвечаю полуулыбкой.

Платон подносит к губам стакан виски.

Рассадка гостей у Платона свободная, я выбираю стол на шестерых в первом ряду, прямо перед сценой. Не знаю, что здесь за программа, но подыхать от скуки я все равно не собираюсь - слишком весело чувствовать у себя на затылке взгляд Алины Толмацкой, пока Осадчий помогает мне усесться за стол.

Мне в затылок словно вбивают гвоздь, но моя спина от этого становится только прямее, а настроение лучше.

Дан целует мое голое плечо.

Подавшись ко мне, еле касается, создавая мурашки.

Его рука лежит на спинке моего стула, Осадчий смотрит исподлобья с улыбкой, которая могла бы показаться смущенной, если бы я не знала его лучше.

В этом взгляде я вижу его удовольствие. Удовольствие, которое он получает, на меня глядя. И он дает мне это увидеть. Почувствовать. Ощутить мурашками от его прикосновения, легким удушьем от этого взгляда. Он благодарит меня за свое удовольствие…