Звева Модиньяни - Ветер прошлого
— Мы, крестьяне, вообще не привыкли говорить больше, чем нужно, — заметила Саулина. — Нам важны дела, а не слова.
— Но ты уже не крестьянка. И ты сумеешь найти верные слова.
— Ну, если на то пошло, я никогда не была крестьянкой. Вы ведь знаете, что Амброзио Виола мне не настоящий отец. Если бы моей матери хватило смелости последовать за тем цыганом-скоморохом, возможно, я стала бы актрисой. Или танцовщицей. Но, уж конечно, меня бы не было сейчас здесь с вами, в этой карете. Просто моей матери не хватило смелости.
Она ни на минуту не вспомнила о том, что у матери были и другие дети, семья, принципы, требующие уважения. Так уж была создана Саулина: существовала только она и цель, которой она намеревалась достичь. Все остальное не имело значения.
— А тебе хотелось увидеть своего отца-бродягу? Вдруг ты на него похожа? — полюбопытствовала певица.
— Да, мне хотелось его увидеть, особенно когда я была маленькой. Мама говорила, что я в точности на него похожа, если не считать светлых волос. Тогда я смотрелась в воду в ведре или в поилке и видела лицо своего отца. И мне смешно было видеть этого отца с кудряшками и с лицом девчонки.
— А теперь тебе больше не смешно?
— Я вообще больше не смеюсь и не плачу.
— Ты все еще вспоминаешь Гульельмо Галлароли?
Саулина не ответила и переменила разговор.
— Вы больше месяца провели в Париже, — сказала она, — и ни слова не говорите мне о Бонапарте. Я знаю, что он разогнал Директорию и стал первым консулом.
— Я с радостью отмечаю, что благочестивые сестры держат тебя в курсе мировых событий.
— Когда им не удается мне в этом помешать, — уточнила Саулина.
— И когда же, к примеру, такое бывает? — полюбопытствовала певица.
— Когда события наступают прямо на нас.
— Какие события? — спросила Джузеппина, сраженная железной логикой Саулины.
— Сестра Клотильда, — привела пример Саулина, — очень умна и хорошо разбирается в политике. Конечно, она горой стоит за австрийцев, но все-таки понимает, что австрийское владычество в Ломбардии доживает последние недели.
Глядя на свою подопечную, Джузеппина надивиться не могла на ее красоту, а слушая ее речи, поражалась ее трезвому уму. Сколько ни старалась, она не могла примирить в уме образ этой просвещенной молодой дамы с воспоминанием о маленькой безграмотной дикарке, одетой в лохмотья, грязной, с исцарапанными колючей ежевикой руками и ногами, найденной случайно в небольшом селении в нескольких милях от Милана. Из невзрачной бесформенной куколки появилась на свет великолепная бабочка с широкими крыльями и чуткими усиками; никто не смог бы предсказать, куда она улетит.
— Сестра Клотильда всегда была очень внимательна к тебе, — заметила Джузеппина.
— Она понимает, что со мной ей не приходится терять время понапрасну, — с равнодушной гордостью объяснила Саулина.
— Она очень высокого мнения о тебе, — продолжала певица.
— Я была бы лицемеркой, если бы сейчас начала скромничать.
— Но скромность украшает женщин…
— Синьора Грассини, — четко объяснила Саулина, — за четыре года я много думала, прочитала много книг и кое-что усвоила. Некоторые мудрые мысли произвели на меня большое впечатление и остались в моей памяти навек. В особенности одна. Я убедилась, что бессмысленно и невыгодно преуменьшать свою значимость. Это глупо. Только малодушные ценят себя ниже, чем на самом деле стоят. А ханжество никогда не считалось доброде-телью.
Джузеппина сделала вид, что закашлялась, вытащила из ридикюля розовый платочек и, выглянув в окно, убедилась, что снег повалил гуще. На самом деле она пыталась избежать спора, в котором ей не суждено было уцелеть. Язычок, отточенный светской болтовней, не годился для пикировки с беспощадной логикой маленькой дикарки из Корте-Реджины.
— К нам скоро вернутся французы, — сказала Джузеппина после недолгой паузы. — Ты рада?
— Слава богу, — ответила Саулина совершенно равнодушно.
— Что касается первого консула, — кокетливо продолжала оперная дива, — он по-прежнему мой лучший друг. И передает тебе свой самый горячий привет.
Саулина теперь уже хорошо понимала, что имеет в виду Джузеппина, называя Наполеона своим лучшим другом, но это признание ее не волновало.
— Он доволен моими успехами? — спросила она не столько из искреннего интереса, сколько для того, чтобы просто поддержать разговор.
— Он гордится твоими отличными результатами. Каждый раз спрашивает, как у тебя дела, — сказала Джузеппина, сжав ее руку обеими руками и глядя на нее с любовью. — Я ему обещала, что по окончании занятий привезу тебя в Париж.
— Могу я узнать, в чем причина?
— Мне кажется, что тебе больше не нужно учиться.
— Знаний никогда не бывает слишком много, — возразила Саулина.
— Ты изучила латынь, французский, естественные науки и математику.
— Ну, раз уж об этом зашел разговор, я еще умею вышивать, готовить, сочинять пригласительные записки, а также письма с поздравлениями и соболезнованиями.
— Зато ты почти незнакома с музыкой, — подхватила Джузеппина. — Почему бы нам не поехать домой и не заняться музыкой всерьез?
— Заманчивое предложение, — сказала Саулина, — но я приму его лишь в том случае, если вы мне позволите продолжить занятия и по другим предметам.
— Ты хочешь сказать, что согласна покинуть эту мрачную темницу? — обрадовалась Джузеппина, протягивая ей обе руки.
— Я хочу сказать, что при определенных условиях была бы готова принять ваше предложение.
— Ты сняла камень с моей души, Саулина! — воскликнула певица, стискивая ее руки в своих. — Мне так нужен близкий друг, — растроганно добавила она, — на которого я могла бы положиться.
Саулина в глубине души не исключала для себя возможности, которую сейчас предложила ей ее благодетельница. Жизнь в колледже давалась ей с трудом. Тупицы благородных кровей, на чьих геральдических знаках должны были бы фигурировать ослиные уши, завидовали успехам Саулины и третировали ее за низкое происхождение, хотя за нее аккуратно вносили немалую плату.
Мать-настоятельница испытывала к ней противоречивые чувства. Девчонка оказалась упрямой, строптивой, замкнутой, ревниво оберегающей свой внутренний мир от любого вторжения. Но она была полна решимости учиться и безропотно подчинялась самым суровым правилам с терпением истинного стоика, а любые трудности преодолевала с легкостью благодаря своему изобретательному уму. Она ни на что не жаловалась и ничему не радовалась, просто шла своей дорогой, шаг за шагом, ни о чем не жалея, ни с кем не вступая в споры, ни разу не оглянувшись назад.