Запрещенные слова. Том первый (СИ) - Субботина Айя

Не могу отделаться от мысли, что в эту минуту он точно так же как и я не хочет обижать меня враньем и делать вид, что верит.

— Я… я сейчас точно не готова ни к чему, Слава, — говорю я, глядя куда-то в сторону, на тяжелый, вросший в землю штырь фонарного столба. — Дело не в тебе. Я просто не готова. Ни с кем.

И, пока он обдумывает мои слова, добавляю:

— И не знаю, когда буду готова. А ты… ты не обязан ждать.

Я прекрасно понимаю, что говорю.

Прекрасно понимаю, что фактически, ставлю… точку.

Хотя вряд ли можно поставить точку в конце не написанной истории.

Тишина давит, сгущается, становится почти невыносимой. Я слышу только собственное прерывистое дыхание и гулкий стук сердца в ушах.

— Мне нравилось обсуждать с тобой книги, — все-таки прорывается истеричная попытка сердца задержать хотя бы что-нибудь. Я ненавижу себя за это, но… мне правда нравилось разговаривать с ним. Нравились даже его колкости, потому что они был настоящими, и потому что я в ответ не боялась так же честно говорить все, что думаю. И как чувствую. Мне нравилось быть живой. Позволять себе вещи, о которых я до него думала просто как о глупостях, которые мне уже «не по статусу». — И если ты не против… то…

— Предлагаешь дружбу, Би? — Слава наконец нарушает молчание, и голос у него на удивление спокойный, даже слишком спокойный, отчего по спине пробегает неприятный холодок. — Можешь хотя бы в глаза мне смотреть? Я тебя глазами точно не трахну.

Я все-таки заставляю себя посмотреть на него. В его глазах нет ни отвращения, ни разочарования. Только какая-то непонятная, темная глубина. А на лице — едва заметная, горькая усмешка, кривящая уголок его идеальных губ.

— Это глупо, прости, — почему-то только теперь доходит, насколько тупо прозвучало мое жалкое предложение «подружить как раньше» Ни черта не будет как раньше. И я знала это через минуту после того, как он Дубровский признался, что он и Шершень — одно и то же лицо. — В мире миллион красивых девушек, с которыми моно обсудить книги, так что… И все они… моложе, и…

— А тебе…? — он вопросительно поднимает бровь.

А я, прежде, чем ответить, на пару секунд залипаю на торчащую в ней штангу. И только потом доходит, что он спросил про возраст.

— Тридцать три, вот как раз было. Ну, ты в курсе.

— Ни хрена не смешно, Би, — затягивается, выпуская дым в сторону. — Я, допустим, понимаю, что у тебя сейчас все сложно. Уважаю твое право подождать, переосмыслить — ок. Но про возраст мне не заливай. В конце концов — это я тебя выебал, так что формально, твоя совесть чиста, даже если я «маленький».

Последнее слово он произносит с подчеркнутой иронией. И коротко, безрадостно смеется вдогонку.

— Френдзона, значит, Би. Точно этого хочешь? — Он смотрит на меня в упор, и в его взгляде больше нет насмешки. Только какая-то тяжелая, всепонимающая обреченность.

Нет, не хочу!

Но если я сейчас соглашусь — я никогда не узнаю, согласилась ли я потому что у нас был отличный секс или потому что я просто закинула его, как полено, в топку своего одиночества, или просто набросила его как латку на сердце. Или потому что мне действительно нужен… он. Именно он, а не повод забыться.

У меня почти не осталось сил, чтобы ответить. Поэтому я просто киваю. Через силу. Через боль, Потому, что это единственно правильное решение. Сейчас. Для нас обоих.

— Да, — шепчу я, и умоляю слезы не литься еще хотя бы несколько минут.

Он не возражает, не пытается завалить меня градом убедительных аргументов. Хотя наверняка для этого хватило бы просто еще раз меня поцеловать — и я бы к черту сдалась. И Слава как будто тоже прекрасно это понимает. Но даже не делает попыток сократить расстояние между нами. Просто стоит и смотрит.

И от этого мне становится еще хуже.

— Что ж, — он делает еще одну затяжку, выдыхает, проводит рукой по волосам, зачесывая назад выпавшие пряди. — Раз это твое решение… какой у меня выбор? Подружим, Би.

— Я не…

— Зайди в подъезд, ладно? Хочу это увидеть.

Я послушно разворачиваюсь и несусь к ступеням как угорелая.

Не потому что хочу сбежать.

А потому что хочу броситься обратно, к нему.

Потому что до сих пор до конца не понимаю, что именно я только разрушила собственными руками. Возможно, лишила себя шанса на отличный секс с красивым горячим мужиком? Или отказалась от… счастья? Подписалась на пожизненный абонемент в главный ряд откуда будет максимально охуенный вид на его личное счастье? Может даже с той брюнеткой. Может, с кем-то другим.

Я не знаю.

Но сейчас мне невыносимо больно. И одиноко.

Так одиноко, как не было никогда в жизни.

Глава двадцать девятая

Утро следующего дня врывается в мой сонный город не по-февральски ярким, почти весенним солнцем и ощущением неотвратимости. Сегодня — тот самый день «Икс», когда решится, без преувеличения, многое. И для компании, и, возможно, для меня лично, хотя в последнем я стараюсь себя не убеждать, отчаянно цепляясь за спасительную мысль, что работа и личное — это две параллельные вселенные, которые в моем случае пересекаться не должны. По крайней мере, не снова.

В огромный, залитый светом конференц-зал головного офиса «NEXOR Motors», где сегодня пройдет сначала наша внутренняя планерка, а затем и встреча с «шишками из министерства», мы с Аминой приезжаем одними из первых. Моя верная помощница выглядит так, будто всю ночь не спала, а изучала Уголовный кодекс на предмет статьи за «доведение до инфаркта своего начальника путем организации встреч с правительственными чиновниками». Я пытаюсь ее подбодрить дежурной шуткой про то, что в крайнем случае всегда можно притвориться ветошью и слиться с интерьером, но Амина только нервно хихикает и продолжает судорожно перебирать бумаги в своей папке.

Я же, наоборот, на удивление спокойна. Возможно, дело в том, что вчерашний вечер, несмотря на его скомканное и немного неловкое завершение, все-таки оставил после себя не горькое послевкусие обиды, а странное, теплое ощущение… правильности? Я сделала то, что должна была. Поставила точку там, где давно пора было это сделать. И пусть эта точка пока больше похожа на многоточие, но сам факт того, что я нашла в себе силы озвучить свои границы, почему-то придает уверенности. Даже сообщение от Славы, прилетевшее уже поздним вечером, с его фирменной язвительной шуткой в стиле: «Ну все, Би, теперь можно не тыкаться по углам и слать тебе голые фотки, не боясь спалить инкогнито)))», не выбило меня из колеи, а наоборот — заставило улыбнуться. Этот неисправимый засранец даже в такой ситуации умудряется оставаться собой. И это, как ни странно, успокаивает.

Постепенно зал наполняется людьми. ТОП-менеджеры, руководители отделов, несколько хмурых мужчин в строгих костюмах, которых я идентифицирую как службу безопасности. И, наконец, появляется команда разработчиков. Во главе — Дубровский.

Сегодня он снова в своем «неформальном» стиле: темные джинсы, простая черная футболка, поверх которой — расстегнутая серая толстовка на змейке с капюшоном. Волосы собраны в небрежный пучок на затылке, несколько прядей выбились и падают на лоб. Он выглядит расслабленным, даже немного скучающим, лениво перебрасывается парой фраз со своими ребятами, которые, в отличие от него, заметно нервничают. Я ловлю его взгляд — быстрый, почти мимолетный, но в нем успевает промелькнуть что-то теплое, какая-то едва уловимая усмешка, предназначенная, кажется, только мне. Я чуть заметно киваю в ответ, стараясь сохранить на лице максимально нейтральное выражение.

Друзья. Мы же теперь просто друзья. Которые иногда обмениваются пошлыми шутками в личке. Нормальная практика.

Резник появляется последним, как и подобает главнокомандующему перед решающим сражением. Сегодня он в идеально сидящем темно-синем костюме, белоснежной рубашке и строгом галстуке. Волосы уложены волосок к волоску, на лице — привычная маска непроницаемости. Он проходит по залу, кивая кому-то из присутствующих, его взгляд скользит по мне — холодно, отстраненно, не задерживаясь ни на секунду. Как будто я — просто часть интерьера. Еще одна ветошь. Я внутренне усмехаюсь. Что ж, Владимир Эдуардович, игра в «игнор» — это то, во что можно играть вдвоем.