Джудит Росснер - Стремглав к обрыву
Он улыбался. Я ждала, что будет дальше. В соседней комнате Андреа кричала Филиппу и Сьюзен, что они мешают ей спать.
– Я подумал, может, тебе захочется его повидать.
– Прошло столько лет, – ответила я.
Он кивнул. Я не сводила с него глаз. Он достал трубку, набил ее, раскурил.
– Тебе не понять, Руфь, что я почувствовал, когда увидел вас вдвоем в день свадьбы Теи, – сказал он, медленно затягиваясь.
Я была поражена – ничего подобного я не ожидала.
– Дело не в том, что вы вместе вернулись в зал, – продолжал он, словно говоря о ком-то постороннем. – Дело в том, как вы выглядели. Описать это невозможно. Разумеется, большую роль сыграло внешнее сходство… огромную… раньше я этого не замечал… и только тогда до меня дошло… – Он вынул трубку изо рта и уставился на нее. – Меня в тот момент чуть удар не хватил.
Сколько достоинства – ни единого намека на жалость к себе. Я хотела подойти к нему, но вспомнила о своем обмане и осталась на месте.
– Прости меня, Уолтер.
– Мне нечего прощать. Собственно говоря, в тот день я впервые пожалел тебя. Мне вдруг пришло в голову, что ты чем-то пожертвовала, когда решила выйти замуж за меня.
Я испугалась, что начну плакать. О себе? О нем? О нас обоих?
– До того дня я смотрел на все только со своей точки зрения. Считал, что вытащил тебя из грязи.
Он снова зажал трубку в зубах, но она потухла. Равнодушно положив ее в пепельницу, он сказал:
– Но ты-то, конечно, с самого начала все понимала. Ты сыграла со мной злую шутку.
Прости меня, Уолтер. Прости, если можешь.
– И я решил, что ты хоть и юная, но бессердечная особа.
– Все правильно, – сказала я. – Гадкая девчонка – вот что я была такое. А теперь? Что я такое теперь?
Он пожал плечами:
– Ну а я был просто туповатый молодой человек. Вернее, туповатый и не слишком молодой.
Мы молча смотрели друг на друга, охваченные нежностью и смущением. Почему он рассказал мне об этом? Почему все так изменилось? Из-за того, что мы побывали у его отца? Или из-за Сан-Франциско? Я присела на кровать. Он подошел и сел рядом. Взял мои ладони, поднес к губам, нежно поцеловал, опустил на колени, погладил.
– Я люблю тебя, Руфь.
Я беспомощно посмотрела на него. Я не могла ему этого сказать. Даже если бы любила.
– Прости, Уолтер. Я не могу. Не потому, что не люблю. Не умею говорить таких слов.
Он кивнул и выпустил мои ладони. В комнате стало очень тихо. Несколько минут назад я еще слышала голоса детей за стеной, но сейчас и они утихли. Я встала.
– Надо все-таки разобрать вещи.
Он не ответил. Я начала перекладывать вещи из чемодана в шкаф.
– Я что-нибудь придумаю завтра. Не хочется никого обременять. Покатаемся на старинном трамвайчике. Потом пообедаем.
После обеда позвоним кому-нибудь. Может, в Нью-Йорк. Им понравится… Как думаешь? – Я повернулась к нему, и он сделал вид, что внимательно слушал.
– Да-да, конечно, делай как знаешь, дорогая. – Взял трубку, выбил ее о край пепельницы, убрал табак. Пойду прогуляюсь. Посмотрю на ночной город. Может, зайду в бар. Не возражаешь?
– Нет, конечно.
Он постоял в нерешительности:
– Я не убегаю от тебя. Если хочешь, пойдем вместе. Буду только рад.
– С удовольствием. – Я не покривила душой.
Мы попытались вызвать няню, но все были заняты. Уолтер сказал, что я, наверное, не захочу оставить детей одних.
– Они ведь не будут знать, где мы. Если только написать Энди записку и положить на видное место…
– У ночника.
– Энди может не заметить. Но, в конце концов, ей уже одиннадцать, и даже если она сама проснется или Филипп и Сьюзен ее разбудят, она сообразит, что делать.
– Они так устали, что вряд ли проснутся, – сказала я.
– Ты права, – ответил он, обрадовавшись, что я хочу пойти с ним.
– Я переоденусь, а ты напиши записку, – попросила я.
Мы очень приятно провели в Сан-Франциско еще несколько дней. Пару раз приглашали на вечер няню и уходили куда-нибудь вдвоем, но, как правило, уставали за день и засыпали почти одновременно с детьми.
В воскресенье утром мы вернулись в Нью-Йорк, попали в чудовищную июльскую жару и сразу решили: как можно скорее уедем на озеро.
Дома нас ждал длинный список телефонных звонков, один из них – от некоего мистера Сигала, который обещал перезвонить. Это вполне мог быть Дэвид. Мы давно договорились, что, если трубку возьму не я, он назовется чужим именем. Значит, мы все-таки разминулись. Я пожалела, что не позвонила ему, пока была в Сан-Франциско. Накануне отъезда я уже начала набирать номер, но подумала, что ему это может не понравиться. Через три дня после возвращения мы уехали на озеро.
До конца июля стояла жаркая погода. Мы вели обычную загородную жизнь. Уолтер приезжал на уик-энд, а иногда и в середине недели. Нам по-прежнему было хорошо вместе, хотя бурные ночи больше не повторялись. В последнюю неделю июля неожиданно установилась холодная погода и держалась весь август. У всех испортилось настроение. Лотта, отчаявшись забеременеть во второй раз, на месяц уехала с Эдвином в Европу развеяться и оставила нам Маргарет. Ее присутствие не создавало дополнительных хлопот, хотя я, устав от бездействия, была бы им только рада. Наоборот, мне не надо было развлекать Сьюзен, когда Энди и Филипп отправлялись куда-нибудь без нее. Погода не менялась, и я не знала, чем себя занять. Набрала в городской библиотеке кучу книг, но читать не могла. От скуки принялась готовить, освоила торты и разные экзотические блюда. Борис и Таня тоже отправились в Европу и предполагали там встретиться с Лоттой и Эдвином. Все четверо прекрасно ладили между собой, несмотря на яростные споры о политике, которые иногда вспыхивали между Таней и Эдвином. Мне их не хватало: они бы рассеяли скуку очередной бредовой дискуссией. Например, о том, все ли правые психопаты.
На третьей неделе августа в среду утром приехал Уолтер, а вечером позвонил Дэвид. Я совершенно не ожидала его звонка и даже не сразу узнала голос. Потом спросила шепотом:
– Это ты, Дэвид? – Я разговаривала из кухни и не знала, далеко ли Уолтер.
– Я, твой рыцарь с Запада.
– Ты где?
– Милях в двадцати от тебя. В туристской гостинице у подножия горы. Знаешь ее?
– Сейчас приеду, – ответила я и быстро повесила трубку, услышав, что кто-то спускается по лестнице. Оказалось, это Эстер идет готовить ужин. Я спросила ее, что купить в городе, натянула свитер и выскочила из дому, не предупредив Уолтера, чтобы не лгать ему.
От нашего дома до горы Монтинок меньше получаса езды. К двум вершинам, у подножия которых находятся гостиница и подъемник, ведет узкая извилистая дорога, которую новички часто проскакивают, не заметив указателя. Я много раз проезжала мимо этой дороги, но поднималась по ней только однажды. Сейчас, к своему удивлению, обнаружила, что прекрасно все помню: извилистую полосу асфальта, на которой с трудом могли разминуться две машины, неожиданные крутые повороты; более широкую часть у подножия меньшей вершины, где расположена гостиница, а слева большую вершину и подъемник, в котором сейчас ползли наверх туристы, желавшие полюбоваться на три штата одновременно.
