Мариус Габриэль - Маска времени
– Понимаешь, что это значит? – спросил Натан Морган.
– Да, – с грустью произнесла Анна.
– Хорошо. Судье я уже показал необходимые документы. Через несколько дней назначена встреча. Может быть, ему захочется задать тебе несколько вопросов, и тогда все необходимые формальности будут выполнены. Судья предоставит тебе право пользоваться банковскими счетами матери, которые весьма внушительны. Все остальное также будет принадлежать тебе. Нам нужно как можно дольше продержаться, не привлекая внимания налоговой инспекции.
Анна оторвала взгляд от медицинского заключения и спросила:
– А какое ко всему этому имеет отношение налоговая инспекция?
– Дело в том, что статья о налогах в таком месте, как Вейл, весьма непроста. – Натан смущенно замолчал, явно не зная, как продолжить. Но через какое-то время решился. – Если твоя мать, э… скончается, то дело станет намного легче. Я не специалист по законодательству штата, но ясно, что частичная или полная передача имущества должна произойти. Налоговая инспекция хотела бы проследить весь процесс с особой тщательностью. Трудно предугадать их действия. Например, можно предположить, что они обложат тебя большой пошлиной еще задолго до полной передачи имущества.
– О Господи! – не выдержала Анна.
– Не беспокойся пока об этом. – Натан поднял вверх свои розовые ладони. – Не беспокойся. Отец должен вот-вот вернуться и заняться твоим делом. У нас имеются квалифицированные сотрудники, которые как раз занимаются налогообложениями. Поэтому, как я и сказал тебе, не беспокойся заранее.
– Натан, я сейчас буду заниматься только мамой.
– Конечно, конечно. Дай мне паспорт и свидетельство о рождении.
Затем молодой бородатый юрист покопался в бумагах и, найдя, видимо, нужную, схватился за телефонную трубку. После короткого разговора он сказал:
– Судья хочет встретиться с нами в следующий понедельник у себя в десять часов. Как ты?
– Согласна.
– Тогда последнее. В качестве официального представителя и защитника интересов твоей матери тебе полагается выделить жалованье из имущества. Судья одобрит подобный шаг. Как насчет тысячи долларов в месяц? Подходит?
– Мне ничего не нужно.
Натан поднял от удивления бровь:
– Но ты же лишилась работы?
– Она моя мать, и я не собираюсь брать у нее деньги.
– Но потребуются расходы, не говоря уже о времени, которое уйдет на уход за больной. Слишком щепетильной в таких вопросах быть нельзя.
– Я не щепетильна, я просто не хочу – вот и все.
Натан пожал плечами, явно озадаченный подобным ответом:
– Что ж – это твое дело. Есть еще вопросы?
– Есть. В квартире находится закрытый сейф. Тебе известен шифр?
– Проверю, – сказал Натан и вышел из комнаты. Через короткое время он вернулся, держа в руке изящный кейс, сделанный из крокодиловой кожи. – Это твоя мать оставила у нас в секретной комнате. Но информации о сейфе там не оказалось. – Натан положил кейс на письменный стол перед Анной. – Боюсь, что Кейт не оставила ключей от дипломата.
– Может быть, они в квартире, – проговорила Анна, беря чемоданчик со стола. Он оказался неожиданно легким, но в нем явно что-то было. Если бы его содержимое могло пролить свет на тайну, которая завладела матерью в последнее время! Однако каким легким на вес оказалось это непомерное бремя.
Вернувшись домой в Потато-Патч, Анна начала искать ключи к дипломату из крокодиловой кожи. В бюро орехового дерева ей удалось обнаружить несколько ключей без всякой маркировки, но ни один из них не подошел к изящному золоченому замку. В конце концов Анна взяла из ящика кухонного стола отвертку, взломала замок и приподняла крышку.
Внутри оказалось два свертка. Она сразу же открыла больший из них. В нем была стопка новеньких стодолларовых банкнот – всего двадцать тысяч. Слегка ошеломленная, Анна смотрела на деньги. Зачем понадобилось столько наличных денег? Во втором свертке находилось завещание. Оно было коротким и очень конкретным. В нем говорилось, что Кэтрин Келли, в девичестве Кэтрин Годболд, урожденная Катарина Киприани, оставляет все свое имущество, движимое и недвижимое, «своей любимой дочери Анне». И никаких других оговорок о возможных наследниках в этом документе не содержалось. В последнем параграфе упоминалось о необходимости католического погребения, что соответствовало вере завещательницы.
Анна убрала конверт со скорбным документом и почувствовала, как у нее на глаза наворачиваются слезы. Горячий комок застрял где-то в горле. Ей показалось даже, что мать нежно коснулась ее лица своей рукой. Отдавать себя всю в любви – это было так похоже на маму.
До этого момента Анна никогда реально не представляла себе смерть дорогого и любимого ею человека, своей мамы. В самом расцвете сил, не дожив до пятидесяти лет, – это выглядело совершенно невероятно для Кейт. И какой-то громила в огромных тяжелых ботинках ворвался в жизнь ее матери.
Впервые Анна осознала, что Кейт действительно навсегда может остаться в коме – безжизненное тело, прикованное к больничной койке.
А сегодня на севере Англии Эвелин Годболд должна лечь на операционный стол. Бедная, бедная Эвелин. Ей тоже предстоит провести по крайней мере несколько часов между жизнью и смертью.
В кейсе было еще что-то, в маленьком карманчике. Анна открыла его и вытащила авиабилет на Москву, зарегистрированный в Денвере, багажный ярлык и меню какого-то московского ресторана. Помимо этого здесь находились еще какие-то бумаги. Одна из них оказалась вырванной из записной книжки страничкой, исписанной материнским почерком:
Джозеф Красновский.
Концентрационный лагерь в Варге, Литва.
Апрель 1945 года, лагерь для военнопленных, Восточный фронт.
Май 1945 года, допрос в НКВД.
Сентябрь 1945 года, Горький.
Март 1947 года, Лубянка, Москва, предварительное следствие.
Следователи – Алексей Федоров и Михаил Вольский.
1948 год, Лефортовская тюрьма, Москва.
1949, ГУЛАГ 5431, Тамбов.
1952, ГУЛАГ 2112, Владивосток.
1956, пересыльный лагерь С-56, Ташкент.
1956, ГУЛАГ 732, Киев.
1957, ГУЛАГ 9513, Латвия.
1959?
Анна долго смотрела на эти записи, чувствуя, как мурашки бегут по спине. Прошло немало времени, прежде чем она смогла взять в руки другую бумажку. Это оказалась регистрационная карточка какой-то дешевой московской гостиницы. Наверху было отпечатано: «Гостиница «Одесса», Москва» с адресом и телефоном внизу. А еще ниже два слова оказались приписанными рукой, причем одно из них кириллицей, а другое – латинскими буквами:
РТУТЬ – Quecksilber.
Ни одно из этих слов ничего не значило для Анны. Почерк явно был не материнский. Буквы – на старинный манер, рука слегка дрожала при этом, причем русское слово выписали более тщательно, чем латинское.
