Эрин Пайзи - В тени замка
— А в наши дни…
Они продолжали сетовать о том, что уже давно прошло.
Петси, вольнонаемная рабочая с ужасными зубами, радовалась слезам Бонни. «Поделом ей, — думала она. — Эта богатая сука из золотой клетки все это заслужила». Несколько дней назад Бонни посмела ей возразить. Все женщины слушали, как Петси говорила о том, что их проблемы не имеют ничего общего с насилием мужчин, а лежат в основе капиталистического общества.
— Джо бил тебя, — сказала она Салли, — потому что занимался нудной бессмысленной работой. Он терпеть не мог свою работу. Он занимал деньги и топил свои несчастья в выпивке.
Она протянула слово «несчастья». Бонни не нравилась Петси и ее политика. Она слушала, как Петси все это объясняет.
Салли была поражена услышанным.
— Да, наверное, ты права, — осторожно сказал она.
Бонни не выдержала. Она резко вступила в разговор.
— Но Энгусу не нужны деньги — он мультимиллионер. И бил он меня не потому, что не любил свою работу. Пьет он оттого, что ему нравится находить в пьянстве оправдание своим поступкам. — Она посмотрела на Петси. — Энгус такой жестокий потому, что он образцом поведения считает своего отца. Но и это не оправдание. Он должен отвечать за свои поступки, также как и Джо за то, что избивает Салли. Ты не можешь сказать, что утомительная работа или нехватка денег — причина для того, чтобы быть жестоким по отношению к жене. Если бы это было так, каждый безработный и бездомный бил бы свою жену и детей.
Все женщины согласились с Бонни. Петси покраснела и бросила злой взгляд на Бонни.
— Богатым женщинам типа тебя здесь нечего делать. Ты занимаешь место какой-нибудь несчастной, которой некуда деться.
Бонни посмотрела на нее. До прихода сюда такое замечание потрясло бы ее. Но прожив здесь несколько месяцев, она изменилась.
— Ты не понимаешь этого, — сказала она, — любая женщина, будучи замужем за жестоким человеком, нуждается в помощи. Их мужья не дают им жить. У меня не больше денег, чем у Салли или у кого-нибудь другого здесь. Мы все в одной лодке. Энгус не многим отличается от Джо. В таком приюте ты возвращаешь уважение к себе. И теперь впервые в жизни я знаю, кто я. — Она засмеялась. — И самое прекрасное — то, что мне это нравится. Спасибо Салли, Вал, всем за то, что здесь я так много узнала о себе и своих детях.
А сейчас Петси была отомщена, она смотрела, как плачет Бонни.
Вэл, вернувшись из суда, вошла в комнату. Ее лицо было напряжено: был трудный процесс. Была сделана очередная попытка упрятать ее за решетку. На этот раз из-за того, что она укрыла мать и ее троих детей, несмотря на решение суда, вопреки тому факту, что муж был приговорен за убийство.
— Виновна, — объявила всем Вэл. — Мне нужно найти пять тысяч фунтов на адвокатов, другие расходы и уплату штрафов. — Она вздохнула. — К счастью, у меня есть друзья, они помогут, а иначе — девять месяцев тюрьмы. — Она нахмурилась. — Такой приговор — ужасная несправедливость.
Она вдруг заметила Бонни, которая стояла позади всех, подошла к ней.
— Ну, Бонни, Энгус уже, наверное, подал документы на опеку и может официально держать детей у себя. А ты не сможешь забрать их у него.
— Я тоже так думаю. Мне придется уехать с ними из Англии. Я не могу больше здесь оставаться. Он найдет меня везде. Вэл, можно мне позвонить от тебя Мици? Я знаю, что это дорого, но, может быть, она что-нибудь придумает. Америка велика.
Вэл засмеялась.
— В Америке много приютов. Может, попадешь в какой-нибудь, похожий, на наш.
Бонни вытерла глаза.
— Мне нужно будет вернуться и никуда не показываться. Может, Мици поможет мне.
Вэл пожала ей руку.
— Знаешь, Бонни, ты молодец. Я никогда не думала, что ты здесь останешься. Что заставило тебя отказаться от Энгуса?
Бонни задумалась.
— Я думаю, твои слова. Когда ты сказала, что мне не стоит винить себя за уход отца. Это открыло мне глаза. Я не должна себя больше наказывать. А также врать, откуда взялись синяки, чувствовать себя виноватой из-за детей, прощать мужа, обвинять себя — сколько можно?
— Бонни, тебе звонят, — позвала Салли из кухни, — мне кажется, что это Розмари.
— Ладно, — она поднялась и посмотрела на Вэл. — Я уйду. Я решила.
— Хорошо, — одобрительно сказала Вэл.
— Она никогда не уйдет из семьи, — сказала Петси, собираясь домой, после того, как Бонни вышла. — Ее богатое прошлое слишком хорошо, чтобы вот так забыть его.
Вэл посмотрела на нее.
— Забери все свое барахло и завтра сюда не возвращайся. Играй в политику с другими.
Петси злобно заявила:
— Есть еще приюты, где люди понимают необходимость рабочей солидарности.
— Я знаю, — ответила Вэл. — Они тратят деньги на роскошные конференции, посвященные мужененавистничеству. Я знаю, как ты пыталась прикрыть свою неприязнь политической демагогией, но в глубине души у тебя ненависть, а не любовь. Неудивительно, что наше движение гибнет.
Петси замотала длинный грязный шарф вокруг шеи.
— Я донесу на вас властям.
— Давай. Таких женщин, как я, много, и на всех не донесешь.
Дверь захлопнулась. Из кухни вышла Бонни.
— Я сказала Розмари, что приеду завтра. Сегодня я хочу побыть здесь. — Она поморщилась. — Энгус затевает праздник. На этот раз с детьми.
Вэл улыбнулась:
— Медовый месяц.
— Я знаю. Энгус всегда восхитителен, когда путешествует. Но не волнуйся, Вэл. Я знаю, что за этим последует. В каком-то смысле, — она задумалась, — только женщина, которую били, может понять все это… Я предпочитаю, когда медовый месяц заканчивается, и Энгус опять кричит и безумствует; когда он нежен и предупредителен, я теряюсь. Конечно, гораздо хуже ждать, когда он сделает первый удар после периода спокойствия… все это так странно…
— Нет, — ответила Вэл. — Единственное, в чем можно быть уверенным, так это в жестокости Энгуса.
— Розмари говорит, что он заставляет прилететь сюда мою мать. — В голосе Бонни слышалось удивление.
Вэл тоже удивилась.
— Воспользуйся этим, пусть она посмотрит, как он к тебе относится. И еще. Я не должна этого говорить, — сказала Вэл, — но присмотрись к ней хорошенько. Никто не знал, что ты прячешься от мужа, и твоя мать узнала это от него.
— Это так, но моя мать очень связана с церковью, и я всегда хотела верить в то, что она изменилась. Я думала, если она изменилась, Энгус тоже изменится.
Вэл засмеялась.
— Бонни, большинство жестоких людей маскируют свою сущность, прикрываясь религией. Я знаю многих по-настоящему опасных людей, которые вдруг клянутся в том, что они обрели Бога, но если к ним присмотреться, они такие же жестокие, как и были. Они становятся фанатиками и проповедуют дьявольский огонь и вечные муки в аду. Не думаю, что твоя мать изменилась. Она сменила курс, вот и все. — Вэл посмотрела на часы. — Мне нужно бежать на автобус. Позвони подруге, а завтра мы увидимся до того, как ты уйдешь.
