Шипы в сердце. Том первый (СИ) - Субботина Айя

— Живет у подруги, работает репетитором английского. — В придачу Дэн выдает еще с десяток ничего не значащих фактов. Судя по его словам, Кристина Таранова живет обычную, ничем не примечательную жизнь. — Сопливая девчонка, как все в ее возрасте. Напрягаться не из-за чего.

Обычная девчонка, которая променяла жизнь в Англии на съемную комнату у подружки?

Если бы я услышал это не от Дэна, то точно заподозрил бы пиздеж. Но не доверять человеку, с которым мы пришли огонь и медные трубы, у меня нет никакого повода. Может, мелкой Тарановой действительно вообще не до того, а Виктория просто разводит панику на ровном месте? Само собой еще и для того, чтобы потянуть время и сохранить нашу связь.

— Если чё — девчонка у меня на контроле, — говорит Дэн. — Будет вести себя подозрительно — дам знать. Так что не суетись. А то подумаю, что большой и взрослый Авдеев испугался ссыкухи.

Я беззлобно посылаю нахуй и его, и все его умозаключения, и бросаю телефон в карман.

Глава тридцать третья: Барби

Я захожу в дом на таких слабых ногах, как будто из меня по дороге достали абсолютно все кости и размочили суставы до состояния мармелада.

Дверь за спиной мягко захлопывается, и я на секунду замираю в прихожей, будто подводя итоги — всему, что только что было, и всему, что только что обрушилось.

Сбрасываю куртку, бросаю кроссовки на идеально чистую стойку для обуви. Странно, но это пространство — пусть с немного грубым деревом, металлическими деталями и камином в углу — кажется уютнее, чем его городская квартира. Там все слишком идеально. Здесь — по-человечески.

На кухне деревянные шкафы, массивный стол, пара висящих кружек с обугленной эмалью. Запах кофе уже не такой острый, но все еще теплится в воздухе. Я опираюсь руками о край столешницы. Закрываю глаза.

Я видела имя «Дэн» на экране его телефона до того, как Вадим ответил. До сих пор мысленно костерю себя за то, что чуть было не поддалась порыву задержать руку Вадима и орать ему в лицо: «Не надо, не отвечай!»

Дэн.

Я знаю, что Дэн умеет быть безжалостным, когда надо.

А теперь я знаю, что Вадим чувствует людей глубже, даже под масками.

И что вдвоем эти лучшие друзья — опаснее, чем напалм.

Знала это до того, как затеяла играть в кошки мышки, но весь масштаб пиздеца начинает доходить только сейчас. Когда уже абсолютно ничего нельзя исправить. Потому что любой вариант меня угробит.

И вишенка на торте — Гельдман.

Мне холодно и жарко одновременно. Паника не шумит — она ползет внутри, липкой змеей.

Это ловушка, Крис.

И я не то, что сама в нее зашла — я еще сама же ее и сделала. Поверила, что все держу под контролем. Что игра идет по моим правилам. А теперь я стою в его доме и как приговоренная на плахе жду палача — возможно, уже с приговором.

Я достаю из холодильника сок, делаю пару жадных глотков, наплевав, что это явно слишком холодное для моего раскаленного горла.

Слышу звук шагов.

Цепляюсь пальцами в столешницу, чтобы не повернуться слишком резко и не выдать свою панику, потому что, очевидно, она написана вдоль моего тела жирным красным маркером. Только выждав, когда игнорировать его появление станет слишком подозрительным, мягко кручусь на пятках.

Авдеев появляется в проеме. Улыбается. Готовым устроить мне ад на земле тоже не выглядит.

Они же могли говорить о куче других вещей, Крис, а не обсуждать, как наказать одну зарвавшуюся девчонку, которая решила, что может безнаказанно тягаться с двумя кровожадными монстрами.

На нем все еще те невыносимо сексуальные джогеры, но толстовку он стягивает — медленно, не спеша. Под ней — ничего. Просто загорелая кожа, сильные руки, торс, от взгляда на который у меня ноет живот и все, что ниже.

Вадим делает это намеренно. Бросает толстовку на стул. Просто ерошит волосы — а я буквально плавлюсь от вида его энергично работающих под кожей мускулов, вылепленных силой, характером и адовой самодисциплиной.

Ты бы сказал, что все обо мне знаешь или продолжил бы играть дальше. Держа на коротком поводке ради забавы? Просто чтобы посмотреть, как далеко я смогу зайти, прежде чем добровольно стану твоей игрушкой?

— Что ты хочешь на гарнир, Барби? — спрашивает, проходя к холодильнику, будто не замечает моего оцепенения. — Я, конечно, могу предложить классические овощи, но, если ты будешь настаивать, добавлю немного грязи и беспорядка. Прямо в процессе готовки.

— Это как? — Мой голос предательски дрожит. Я знаю, что он слышит.

— Ну, ты, например, можешь сесть на стол, открыть рот — и я буду класть туда кусочки чего-нибудь вкусного, приправляя «спокойно, Барби, это всего лишь черри, а не мой член». Поварская классика.

Я смеюсь. Тихо. Почти с надрывом. Но он продолжает — спокойно, по-хозяйски. Достает мясо, масло, специи, помидоры. Оборачивается через плечо:

— Не хочешь мне помочь, лентяйка?

— А как же позволить мне наслаждаться шоу?

— Отсюда, — кивает на место рядом с собой, — вид лучше.

Я в шутку закатываю глаза, но все-таки подхожу ближе. Запах его кожи под тонкой вуалью геля для душа буквально плавит мое терпение. Вадим делает шаг назад — теперь между нами всего пара сантиметров.

— Ты нервничаешь, Барби. — Вадим наклоняется слишком близко к моему уху. Он не спрашивает — просто констатирует, подводит черту под тем, что я окончательно разучилась прятать от него свой разъёбаный внутренний мир.

— Просто хочу заняться с тобой сексом, — дергаю плечом, как будто ничего особенного в моих словах нет. — Мы не делали этого уже часов… двадцать?

Пока я берусь за нож — большой и тяжелый, такой острый, что им, кажется, можно порезаться даже если взяться за безопасную ручку — Вадим замыкает меня в ловушке из своих рук, которые ставит по обе стороны моего тела. И хоть наша разница в росте позволяет ему оставить много свободного пространства даже в таком «манеже», Авдеев нарочно становится ближе, выжигая себя на моем теле даже через ужасно много слоев одежды.

— Возможно, коза, если будешь себя хорошо вести, я подумаю, что могу предложить тебе после ужина. — Соблазнительно игриво прямо куда-то мне в висок. — Потому что твоя жопа все еще должна мне за зубную щетку с единорогом.

— Смахивает на предложение отказаться от десерта, — мой голос предательски охрип. Можно заниматься самообманом и сделать виноватым слишком холодный сок, но это бессмысленно, потому что на самом деле все мои женские гормоны настроены на этого альфа-самца.

— Мне понравился тот, что ты предлагала у манежа, — посмеивается. — Не уверен, что хочу от него отказываться.

Я с шумом втягиваю воздух через плотно сжатые зубы… и только вовремя пришедший на помощь Вадим не дает мне рубануть по пальцам. Шершавая мужская ладонь уверенно перехватывает мое запястье, отводит его в сторону.

Мои пальцы рефлекторно разжимаются, нож с металлическим лязгом падает на мраморную столешницу и звук обрубает последние нити моего здравомыслия.

От контакта с его кожей мое тело сдается.

Спина сама прогибается, ноги тянутся на носочки, хотя это абсолютно бессмысленная попытка сравнять нашу разницу в росте.

— Очень голодная, коза? — мужской шепот переходит в соблазнительно темную тональность.

Я думала, ты никогда не спросишь!

— Раздумал жарить мясо? — говорю вместо этого вслух.

— Ага, решил отжарить тебя.

Поворачиваюсь к нему лицом, тянусь к губам, но не для поцелуя, а чтобы шепнуть:

— Еще минута — и я бы сама полезла к тебе в трусы, Тай.

— Я решил сохранить остатки твоей скромности, Барби.

Он хватает меня на руки так, будто я ничего не вешу. Просто отрывает от пола, забрасывает на плечо как законную добычу и несет сквозь кухню, мимо стола.

— После всей этой чистки лошадей, я пахну как черт, — на ходу объясняет детали нашего маршрута.

— Как альфа-версия шампуня с запахом конюшни, — поддакиваю, нарочно ёрзая у него на плече.