Шипы в сердце. Том первый (СИ) - Субботина Айя

А потом чувствую взгляд, оглядываюсь. Барби. Походит к манежу, сначала опирается на край, потом, подумав, взбирается на перекладины, как маленькая, чтобы было лучше видно.

— Не боишься испачкать курточку, коза? — бросаю ей через плечо, потому что смолчать просто нет никаких сил. Или желания? Да похуй, примерно в равной степени.

— Она серая. А пыль тут тоже серая. Так что это не свинство, а стратегическая маскировка на местности. — Крис немного подается вперед, все-таки вынуждая меня повернуться в ее сторону. — Может я тут как раз занимаюсь промышленным шпионажем, Вадим Александрович.

— Для шпиона на тебе слишком узкие штаны.

— Они обычные, а все остальное — просто плод твоего больного воображения, — фыркает, она, но я вижу пляшущую в уголках ее глаз улыбку.

— Да у меня на тебя просто встал, блядь, — подшучиваю, отпускаю жеребца размяться в манеже, а сам иду к ней. Становлюсь рядом, укладываю руки на загородку по обе стороны ее тела.

— Очень откровенно, — щурится, делая вид, что причина ее моментально покрасневших щек никак не связана с моими словами.

Раньше она не краснела так очевидно, а теперь вспыхивает буквально на любую пошлость, которые я иногда бросаю в нее, потому что выпрашивает и потому что мне тупо надо. Надо видеть, как она прикусывает губу, как сжимает под столом колени, думая, что я не вижу, как начинает поправлять волосы, тяжело дышит и покрывается смущением — таким охуенным, что я ни хрена не преувеличиваю, когда говорю, что завожусь на нее со старта сразу до трехсот.

— Что за конь? — спрашивает после короткой паузы, кивая мне за спину. — Он тебя не сожрет?

— Его зовут Оскар. И он, в отличие от некоторых, не носит в себе жажду к истерикам.

— Это ты сейчас про меня? — Она намеренно подыгрывает, делает вид, что злится.

— Иногда ты очень громко шипишь, Барби. Само напрашивается.

Она закатывает глаза, но не уходит. Даже «разрешает» мне положить ладонь так, чтобы наши пальцы слегка соприкасались. Я даю ей эту игру, потому что сегодня такое настроение, когда после злоебучей сделки, хочется просто расслабиться и снять броню. Не всю, но хотя бы защитные щитки.

— Зачем тебе вообще конюшни, Тай? Это же не бизнес.

— Не все должно быть бизнесом.

— Тогда зачем? — Ей как будто и правда интересно.

— Просто… потому что могу. Потому что иногда важно иметь под рукой место, где все честно. Где лошадь либо доверяет, либо шарахается. Где грязь — это просто грязь, а не бизнес и политика.

Она слушает молча. Ветер треплет пряди ее волос, и мне хочется поймать одну и намотать на палец. Но я просто продолжаю смотреть, как закатное солнце «поджигает» ее волосы до цвета насыщенной бронзы.

— Хочешь попробовать? — киваю в сторону соседнего манежа, где как раз выгуливают крепкого молодого жеребца. Спокойного как корова. — Он с няней Стаськи чаще общается, чем с ковбойскими ботинками. Безопасный.

— И в каком месте это прозвучало соблазнительно?

— В том, где я буду держать тебя за талию, пока ты будешь учиться сидеть в седле.

Она замолкает. Потом медленно перебрасывает ногу через заграждение, усаживаясь ровно так, когда у меня не остается выбора, кроме как положить руки ей на бедра.

— Вот видишь, — едва ли не впервые смотрит на меня сверху вниз и наслаждается триумфом, — мне не обязательно усаживаться верхом, чтобы заполучить твои руки там, где нужно.

— Отличный план, коза, и главное — целиком твой.

Мы снова пикируемся взглядами. Несколько секунд, прежде чем до нее доходит, что она снова попала в грамотно расставленные силки.

— Самоуверенный мудак. — Забрасывает руки мне на плечи, подается вперед, сползает, вешаясь на меня как обезьянка.

Реально до сих пор не понимаю, как она вывозит мою тушу. Я, конечно, сдерживаюсь, но она ни разу ни на что не жаловалась, хотя в моей жизни были женщины — заметно крупнее Барби — которые охали и ахали буквально во всех позах.

— Ты выглядишь как будто тебя срочно нужно бросить в стог сена, — говорю немного охрипшим голосом, потому что в принципе, почти готов это сделать. Хотя она почти ничем не провоцирует — просто немного ерзает жопой у меня в ладонях.

— У тебя в голове только одно, — Крис снова краснеет, но и не думает прятать взгляд.

— Нет. Еще у меня в голове кофе. Но ты всегда на первом месте.

Она смеется. Настоящим, искренним смехом. И, наверное, именно в этот момент я окончательно понимаю, что мне с ней хорошо. Не по формату, не потому что красивая, не потому что молодая. Просто… хорошо.

Мы остаемся на улице еще с полчаса. Потом я бросаю:

— Голодная, Барби? Будет стейк и овощи.

— Не слишком ли круто для вечера? — Но по глазам вижу, что такое меню как раз в ее вкусе. У нее вообще абсолютно здоровый аппетит, и для меня это тоже в «плюс» — не люблю вымученно страдающих женщин, которые выставляют салатный лист на тарелке как за повод получить медаль, но при этом хлещут вино бутылками.

— Ну или я съем кусок мяса с кровью, коза, — нарочно немного наклоняю ее на себе, чтобы она плотнее обняла мою шею, и мягко стукнулась носом об мой нос, — или мне придется сожрать тебя.

— Отлично, — ее голос становится по кошачьи мурлычущим, а задница уже выписывает в моих ладонях нетерпеливые восьмерки, — к черту мясо, я вкуснее.

Блядь.

Мой мозг моментально переключается в режим активного поиска места, где ее можно натянуть прямо сейчас.

Телефон в кармане вибрирует. Я забиваю хуй.

Перехватываю ее бедра одной рукой, другой подтягиваю за затылок, подавляя ее наигранное сопротивление, потому что в том месте, где она трется об мою руку, даже через пару слоев одежды чувствую, какая она горячая.

Ее рот принимает мой язык с жадностью, без тормозов.

Сочные губы обхватывают, посасывают, приправляют тихим стоном, который разливается вибрацией по всему ее телу — от губ до копчика.

Мы на секунду размыкаем рты с влажным звуком, но Барби тут же наклоняется к моему уху и шепчет:

— Хочу тебе отсосать, Тай.

Я открываю рот, чтобы сказать, как охуенно мой член рад это слышать, но звонок снова заёбывает. Мы пару секунд смотрим друг на друга, потом я все-таки достаю телефон.

Дэн.

Обычно он без причины не названивает в субботу вечером, тем более редко когда делает это так настойчиво.

— Это что-то важное? — Лицо Кристины меняется, становится напряженным.

— Просто дай мне пару минут.

— Можно, я пойду в дом? — Она и правда начинает очень сильно дрожать, хотя несколько секунд назад была раскаленной как печка, так, что моя ладонь до сих пор сжимается в попытке удержать тепло ее тела.

— Да, конечно.

Я прикладываю телефон к уху, наблюдая как Барби идет вдоль ограждения манежа до выхода. Ее руки висят вдоль тела, но я буквально нюхом чувствую, что ее игривое настроение моментально улетучивается.

— Ты просто пиздец как не вовремя, — говорю в динамик без приветствия.

— Стащил тебя с какой-то сучки? — смеется друг.

— Ближе к делу, — обрубаю его привычное разглагольствование. У Дэна в жизни две слабости — оружие и женщины. Обе эти темы он может обсасывать одинаково долго и одинаково нести хуйню.

— Насчет Кристины Тарановой.

Смотрю, как Барби выходит из манежа, ускоряется в сторону дома.

Оглядывается только раз — резко и мимолетно, как будто это становится неожиданностью даже для нее самой.

После того, как Вика рассказала, что вернулась дочка Таранова, я еще пару раз натыкался на эту мысль. В конце концов, решил на всякий случай подстраховаться и попросил Дэна пробить, где именно находится малолетнее тарановское «наследство» и чем она занимается. Его моя просьба слегка удивила, но мы давно дружим, и такие тонкости как «не твое дело, зачем мне это» уже давно не на повестке дня.

Дэн попросил дать время, сказал, что девчонка могла замести следы, хотя обычно ему нарыть инфу даже про супер-защищенных конфиденциальностью особ — плевое дело.