Шипы в сердце. Том первый (СИ) - Субботина Айя

— Погоди! — Я соскальзываю с тумбы, несусь в спальню, хватаю телефон и возвращаюсь уже со включенной камерой. — Все, теперь можешь позировать.

— Дать бы тебе по жопе, коза, — игриво ворчит, не строя рожи нарочно, но в целом абсолютно не сопротивляется, когда делаю пару смешных кадров.

— Это называется «арбузерство», — дразню, показывая ему самый удачный снимок.

Даже со смешной розовой щеткой во рту и зубной пастой на губах, Мое Грёбаное Величество выглядит чертовски сексуально и как концентрат брутальности.

Сердце покалывает.

Если бы у меня в голове осталась хоть капля здравомыслия, я бы удалила их прямо сейчас. Но в моей голове только единороги — такие же сумасшедшие, как и на ручке зубной щетки, которую Вадим аккуратно моет и ставит в стакан. А потом резко подхватывает меня за талию, усаживает на раковину, наклоняется и трется своими колючками об мой висок и щеку, опускаясь ниже к губам.

Целует, притягивая к себе одной рукой, второй упираясь рядом с моим бедром.

Ему всегда приходится очень сильно наклоняться даже для таких простых вещей, даже если я сижу и на возвышенности.

Мои руки сами обвивают его шею — уже знакомо, как будто вместе с охуенным членом между ног, Авдеев вложил в меня еще и парочку вирусов, которые настроили мое тело четко под его хотелки.

На этот раз Вадим целует мягко. Без надрыва, без остервенелости, с которой мы обычно срываем друг с друга остатки контроля. Просто — прижимает ближе, чуть сильнее, чем надо, наклоняет голову, так, чтобы язык мог пройтись по моим губам, и будто проверяет: впущу ли я его так легко.

Впускаю без возражений.

Как-то слишком просто, слишком быстро. Сама подаюсь вперед, отвечаю — ярко, сладко, как будто впервые. А может, потому что он сейчас не требует, а предлагает. Как будто оставляет выбор за мной — куда хочу пойти я сама?

Крепкие мужские пальцы соскальзывают мне на бедро, сжимают. Я раскрываюсь, подаю свой рот — и он целует чуть дольше, глубже, так, будто на этот поцелуй у нас есть все утро и даже чуть больше.

— Барби… — шепчет почти в губы. — Не заставляй меня снова тебя трахать. Я хочу кофе.

Я фыркаю, отталкиваю его, и мы смеемся. Оба. Так легко, будто на пару секунд вся эта внешняя жизнь перестала существовать. Я разворачиваюсь и иду обратно на кухню. Вадим идет следом, при этом лениво гладит мою спину сквозь рубашку — просто чтобы трогать, без определенного контекста.

Пока я ставлю на стол тарелки со скремблом и тостами, Вадим делает кофе. У меня здесь совсем мало места, поэтому мы все время натыкаемся друг на друга, хотя на секунду мне даже кажется, что он нарочно становится так, чтобы я задевала его то рукой, то бедрами. Он хмурится, когда пробует кофе. Моя кофемашина халтурит и варит очень некрепкий, но Авдеев не жалуется.

— Почему ты не пользуешься машиной? — спрашивает между «подходами» к яичным хлопьям. Синий взгляд становится чуть внимательнее.

Я застываю, делая вид, что не поняла.

— Игорь сказал, что ты не вызывала его с прошлой недели. В чем дело, Крис?

Он смотрит спокойно, но я все равно чувствую, как внутри стягивается что-то тугое. Потому что на самом деле я просто дулась. Не хотела. Просто вожжа под хвост попала. Называется: «На зло маме отморожу уши».

Вслух я все это не говорю, но все и так очевидно.

Вадим вздыхает, медленно откладывает вилку.

— Не делай так больше.

Я поднимаю на него взгляд. Виноватый.

— Машина и водитель — не потому, что я хочу показать, где твое место или контролировать. А потому что это твой комфорт. И твоя безопасность. А это, Крис, — моя зона ответственности.

Слова простые, но я чувствую, как внутри начинает плавиться моя так ни хрена толком и не выстроенная заново противоавдеевская защита.

— Ладно, — киваю. — Не буду.

Он снова возвращается к завтраку, откусывает кусочек тоста, а потом бросает в меня тот самый «о, боже, я уже потекла!» прищур.

— Сейчас будет какой-то пиздец… — бурчу, поднимая брови.

— Поедешь ко мне на конюшни? Сегодня.

— На конюшни? — чувствую себя тупой, переспрашивая ровно то, что он сказал.

— Ага.

— А если я боюсь лошадей?

— Будешь смотреть на них из-за моей спины, Барби.

Я немного подвисаю, наблюдая, как он спокойно грызет тост и ждет мой ответ. Как будто и правда хочет провести этот день вдвоем. Не только в кровати.

И черт, от этого у меня внутри опять что-то тает. Так что я делаю единственное, что могу — киваю и прячу взгляд над чашкой с кофе.

— Только не мечтай, что я сяду верхом.

— Ну, это совсем не обязательно, коза, — уголки его губ чуть приподнимаются, черти в глазах разжигают ритуальное пламя под вертелом, на который насажено мое сердце. — Для этого у тебя есть я.

— Вот же самовлюбленный мудак, — стреляю в него глазами, мысленно радуясь тому, что у меня обычный стол, а не новомодная прозрачная столешница, и Тай по крайней мере не видит мои плотно прилипшие друг к другу колени.

После завтрака мы собираемся ускоренными темпами.

Я смеюсь, когда ловлю в зеркале в прихожей наше отражение — он в брюках и немного помятой рубашке, которую я вернула с большой неохотой, и я — в мешковатом спортивном костюме на флисе с принтом в виде брутальной Минни Маус.

Пока едем, он разговаривает по телефону, я листаю ленту, и украдкой читаю сообщения от Дэна — он интересуется, как дела, без нажима, но с подтекстом, что лучше бы мне ответить и не вынуждать его проверять. Я отвечаю парой подчеркнуто «звонких» сообщений, даю понять, что скоро буду в норме, надеясь растянуть это «скоро» как можно на дольше. И ненавижу себя за то, что пишу это, сидя рядом с Авдеевым, буквально — на расстоянии касания.

Мы едем около часа, потому что минимум треть времени стоим в пробках.

Вадим, несмотря на утро субботы, много разговаривает о делах: названия, цифры, его сухие четкие реплики. В третий раз слышу фамилию «Дёмин», но теперь уже плюс-минус в контексте. Если бы можно было заткнуть уши, чтобы не слышать и не вникать — я бы так и сделала. Что угодно, лишь бы не понимать, что речь идет об, очевидно, очень крупной сделке, где счет идет и близко не на такие цифры, как раньше. Что-то связанное с логистикой, «золотой маршрут», который позволит Вадиму взять под контроль основные артерии грузоперевозок в Европе. И тот нидерландский транспортный хаб — это только вершина айсберга, потому что большая часть уже так или иначе у него в руках. Дальше — правильная спайка, сведение под одну структуру. Загадочный Дёмин, насколько я понимаю, как раз по этой части.

Слава богу, к тому времени, как мы подъезжаем к огороженной территории — она огромная, какая-то вообще бесконечная! — Вадим не успевает перейти к деталям. Сбрасывает, обещает перезвонить и помогает мне выйти.

Свежий воздух пьянит.

Пока идем по дорожке, навстречу спешит мужчина в годах, здоровается.

Они заводят разговор о каких-то ремонтных переделках, я, секунду помедлив, пытаюсь отойти, но Вадим перехватывает мою ладонь, сплетает наши пальцы. Сжимает, продолжая обсуждать манеж и какого-то, блин, кабана-хулигана.

А я просто иду рядом и таращусь на наши руки.

И сжимаю сильнее, чтобы убедиться, что не сплю — мы правда держимся за руки, боже. Совсем как обычная парочка. И мне от этого мурлыкать хочется, как сытой кошке на хозяйских коленях. Но просто иду тихонечко рядом, замечая — и от этого щемит в горле — что Вадим нарочно идет чуть медленнее, чтобы мне не пришлось бежать за его семимильным шагом.

— Я пойду переоденусь, — кивает на большой двухэтажный дом в стороне основной территории, — а Николай пока найдет тебе нормальную обувь.

Я рассеянно киваю.

— А как вас по имени отчеству? — спрашиваю улыбчивого мужчину, который, пока мы идем к хозяйственной застройке, показывает, где тут что: манежи, длинное здание конюшен, вольеры для животных, бассейны — их здесь несколько.

— Николай Викторович, но можно просто Николай, — он довольно простой, но явно знает формат поведения с гостями собственника. — У вас какой размер, Кристина Сергеевна? Тридцать шесть?