Барракуда - Лунина Татьяна

Небольшую пирожковую на углу Кристина помнила с детства. Кроме гордой вывески «кафе Мистраль» здесь ничего не изменилось. Те же выкрашенные в голубое стены с дешевыми эстампами, допотопные жесткие стулья, на оцарапанном пластике столов — пепельницы и керамические вазы с пластмассовой ромашкой, пара колченогих вешалок, одинокая старушка у окна в модной шапочке семидесятых и тот же аромат ванили, который вечно сюда манил. Если добавить ко всему голос Магомаева, поющего про пляшущую свадьбу, можно сказать, что Кристину пригласили в прошлое.

— Не обращай внимания на обшарпанный вид, — заметил Кирилл, снимая дубленку, — у них отличная выпечка, во всей Москве такой не найти.

— Знаю, мы с девчонками здесь часто паслись.

После кофе и роскошного пирожка с мясом, дышащего детством, Кристина посмотрела на часы. Сделала это демонстративно, потому что время шло, а толку не было никакого, кроме замечаний о погоде да вопросов о работе Жигунов ничем не разродился.

— А ты не меняешься.

— Хотелось бы. Но, к сожалению, в этой жизни меняется все.

— Кстати, о жизни. Ведь это только подготовка к смерти, тебе не кажется?

— Послушай, Кирилл, — не выдержала она, — я, кровь из носу, должна быть через час в Останкино. О чем ты хотел поговорить?

— О тебе. Почему ты не сказала следователю, что дружила с Зориной и была вхожа в дом?

— Это к делу не относится. Я приехала в тот день не в качестве друга, а как автор и режиссер будущей передачи. И не одна, заметь, а со съемочной группой.

— Ты можешь загреметь по статье за дачу ложных показаний.

— А еще за что?

— За попытку разглашения данных предварительного расследования, статья триста десять, — проигнорировал иронию законник. — Скажи спасибо своему ассистенту, у парня хватило ума отдать кассету и тем самым освободить вас всех от больших неприятностей., - Кристина презрительно фыркнула. — А вот ты, действительно, пытаешься скрыть информацию, которая может помочь следствию.

— Хорошо, — терпеливо вздохнула она, — допустим, я дружила с Надеждой Павловной и бывала у них в доме — что с того? Разве это поможет разыскать убийцу? Ты намекаешь на какие-то интересные факты. Если моя дружба с Зориной — это самое важное, что нарыли ваши сыщики, мне жаль тебя, Кирилл. С такой командой приличной карьеры не сделать, тем более, не найти настоящих преступников.

— Моя карьера в порядке, за нее не волнуйся. А вот тебе советую остыть и вспомнить не только, что я твой друг, но и все, что касается дружбы с Зориной.

— Почему вы прицепились ко мне? У Андрея Ивановича было много друзей, например, Осинский.

— Ты знала о завещании? — спросил вдруг в упор Жигунов.

— В общих чертах.

— А именно?

— Надежда Павловна собиралась завещать мне старинные украшения — фамильные драгоценности. В свое время она хотела даже их подарить, но я отказалась.

— Почему?

«Детка» пожала плечами.

— Не знаю. Наверно, я не Гобсек, чтобы в одиночку млеть над сокровищами. Когда мне эту роскошь носить? В свет выхожу очень редко, все как-то больше в эфир, но там надо сверкать не камнями.

— А чем? — впервые улыбнулся Кирилл. Вот улыбка его осталась такой же: искренней и открытой. Однако поддаваться ее обаянию старая знакомая не собиралась.

— Послушай, у меня в запасе максимум полчаса. если можно, задавай вопросы по делу, и я постараюсь выложить все, как на духу, идет?

— Я, конечно, мог бы ответить, что здесь вопросы задаю я, — снова улыбнулся Жигунов, — но среди пирожков это было бы смешно. Хорошо, попробуем уложиться в твой максимум. расскажи мне об этой семье.

И она рассказала все. Припомнила собственное знакомство с Зориными и первого мужа — кого признавал лучшим другом хозяин, второго — которого крестила и обожала хозяйка, поведала о дворянских корнях потомка графского рода Ландсборро, описала по памяти старинную шкатулку и ювелирные раритеты в ней, доложила о необъяснимой тревоге, тщательно скрываемой от всех президентом фонда, о внезапном желании Зориной засветиться в эфире, вытащила на свет давно преодоленную тягу архитекторши к спиртному и обожание, с каким архитектор относился к жене — выложила все, что знала. Утаила только по непонятной для себя причине подслушанную ссору в «светелке». И сразу поняла, что предала. Потому что выдала не факты — душевное состояние этих людей и их отношение к тем, кого оба считали своими друзьями. Стало мерзко, противно и стыдно.

— Надеюсь, теперь я свободна?

Жигунов вдавил дымящийся окурок в выщербленное дно пепельницы.

— Почему ты все время стремишься к свободе, Кристина? Ведь это химера, обман, идеал одиночек. Нормальному человеку нужен человек, а не иллюзии.

— Тогда почему ты до сих пор без обручального кольца?

— Наверное, потому, что не могу назвать себя нормальным, — ответил он поднимаясь.

В разгар подготовки к эфиру позвонила секретарша и передала просьбу руководства зайти в кабинет.

— Хорошо, после вечернего эфира.

— Лев Осипович хочет видеть вас сейчас, — внушительно пробасила Наталья, многозначительно выделив последнее слово. Сорокалетняя холостячка с необъятными формами, мужскими повадками, низким голосом и неизменной «Примой» в зубах боготворила своего начальника и трепетала перед ним осиновым листом. С другими же была достаточно сурова и при малейшем ослушании начальственной воли тут же заносила ослушника в черный список, чтобы после мстить изо всех секретарских сил. В каком нафталиновом комоде откопал Лев сие басистое чудо — не знал никто, но присутствие в приемной этого цербера делало жизнь гендиректора СТВ намного спокойнее.

— Хорошо, через пять минут буду, — вздохнула Кристина.

Талалаев давно оставил первый канал и пестовал свое детище на пару с Лихоевым, правой рукой и генеральным продюсером. В последнее время ходили упорные слухи, что СТВ собирается сражаться за премию Тэффи, но в каких номинациях — никто не знал. Однако не это волновало сейчас ведущую «Арабесок». Ее бесила Женечка — сопливая двурушница, которая вымогала взятки, нагло используя имя Кристины. Наверняка, Лев уже знает о синей тетради, но редактор по-прежнему мельтешит перед глазами. Вот об этом, пользуясь случаем, и хотела поговорить Окалина.

— Ждет, — рявкнула могучая вассалка, не отрываясь от компьютера.

— Спасибо, — улыбнулась Кристина и толкнула дверь к сюзерену.

Талалаев разговаривал по телефону, приветливо кивнул, указал на стул. Через минуту с кем-то попрощался и нажал кнопку на рабочем столе. Тут же на пороге возникла Наталья Петровна.

— Наташенька, нам, пожалуйста, чайку. Или кофе? — вопросительно посмотрел на Кристину.

— Лучше кофе, без сахара и, если можно, какой-нибудь бутерброд, — она и не думала скромничать, потому как прихоть начальства сожрет ее обед. Теперь уже до конца рабочего дня не выкроить ни минуты.

— Лишилась из-за меня обеда? — усмехнулся Лев Осипович. — Наташа, сделай нам, будь добра, по паре с ветчиной и сыром.

Наталья послушно кивнула и выдворилась за дверь.

— Как жизнь?

— Нормально.

— У тебя всегда нормально, а сюрпризы преподносишь чаще других, — он выдвинул верхний ящик стола и сунул под нос «бухгалтерию» Грантовой. — Что мне прикажешь с этим делать?

— А что подсказывает совесть?

— Совесть — штука дорогая, ее могут позволить себе только нищие, — выбил сигарету из пачки, щелкнул зипповской зажигалкой. — Ну не могу я ее уволить, тебе это понятно?

— Вполне. Как и то, что в таком случае уволюсь я.

— Послушай, она действует на нервы, мозолит глаза? Никаких проблем! Будет работать с Лажухиным, а тебе дадим другого редактора, согласна?

— Нет.

— Почему?

— Не могу работать в одной команде с человеком, который загадил мое имя.

— Прекрати, это не серьезно! Откуда такая щепетильность? Ты же журналистка, должна быть прагматичной и знать, что наша профессия далека от романтики. К тому же, Грантова будет в другой группе.