Барракуда - Лунина Татьяна

…Без пяти семь она нажимала кнопку звонка зоринской квартиры. Рядом стоял оператор с камерой, за спиной топтался ассистент режиссера с кассетами и прочими причиндалами, необходимыми для съемки. Дверь не открывали.

— Не дергайся, позвони еще, — посоветовал Николай. Опытный оператор знал свое дело отлично и ненавидел суету, чем здорово отличался от суматошных собратьев. Кристина чувствовала себя с ним, как за каменной стеной, и каждый раз просила заказать только Аристова, предпочитая отменить съемку, чем взять другого. Она снова приклеилась пальцем к черной кнопке и давила, не отрываясь.

— Может, спят? — предположил ассистент. Митечка только начинал свою карьеру и носился торпедой по останкинским коридорам, умудряясь выполнять все поручения разом. Двадцатилетний Митя был тайно влюблен в знаменитую коллегу, никогда не поднимал глаз при разговоре с ней. Ассистент умом не блистал, хотя мог похвалиться старанием. Впрочем, других качеств от него никто и не требовал. — Давайте я попробую, у меня легкая рука.

— Попытайся, — отступила в сторону Кристина, сдерживая раздражение. Она начала подозревать, что Зорина, старательно оберегающая свой дом от чужих глаз, попросту решила отказаться от съемки. Однако тут же отбросила нелепую мысль, вспомнив, с каким уважением относилась Надежда к работе других. Так бесцеремонно поступить она не могла никак.

— А здесь открыто, — удивленно доложил Дмитрий, толкнув стальную дверь, обитую коричневым дерматином.

— Пошли, — первой переступила порог журналистка, — только обувь снимите, у них домработницы нет.

Неладное почувствовалось сразу. Тяжелый спертый воздух с примесью чего-то горелого и тошнотворно сладкого, валявшаяся на полу «Московская правда», чей-то монотонный голос, талдычивший о президентском здоровье.

— Телевизор, — почему-то шепотом сообщил ассистент режиссера.

— Значит, хозяева там, — бодро объявила Кристина, ненавидя себя за фальшивый оптимизм. — Надежда Павловна, это мы! — и шагнула в гостиную За ней нестройным гуськом потянулись двое.

В большой комнате, где так уютно всегда сиделось, был полный разгром. Черепки битой посуды, загаженный блевотиной роскошный ковер, растоптанные дагерротипы предков в овальных рамках, искромсанная картина, подаренная когда-то художником своей крестной, — из изуродованного дорогого багета торчат острием гвозди, перевернутый столик с отломанной изогнутой ножкой, раздавленные живые розы среди крупных фарфоровых осколков. Но самое страшное касалось не вещей — людей, вернее, того, что от них осталось. К глубоким уютным креслам, куда любила иногда забираться с ногами «детка», были привязаны двое: мужчина и женщина с кляпами во рту, оба — без одежд. Женское тело утыкано аккуратными темными пятнами размером с копейку, вокруг еще оставалась воспаленность обожженной кожи, на груди мужчины багровело «козел» с кровавым зевом жирного восклицательного знака. Вместо лиц и голов у обоих — месиво, смотреть на которое выше человеческих сил. У Кристины потемнело в глазах.

— Снимай, — приказала она оператору.

Дмитрий зажал ладонью рот и выскочил из гостиной.

— Ты в своем уме? — опешил Аристов. — Здесь даже ментов еще не было, они же нас за яйца подвесят, если узнают про такую съемку.

— Я сказала: снимай, — прошипела она. — Оглох? Мудак старый, когда мы еще раскопаем такой материал?! Это же настоящая бомба!

Журналистка быстро подключила микрофон, камера послушно зажужжала и Кристина стала наговаривать текст. Слова находились легко, надо было только абстрагироваться от ситуации. Как хирургу, который режет больного и не ахает, что руки в крови, просто каждый в этой жизни делает свое дело — вот и все. По спине струился холодный пот, микрофон вдруг выскочил из влажных рук и закатился за диванную ножку. Окалина наклонилась поднять и застыла в скрюченной позе, как разбитая радикулитом старуха.

— Коля, сними, пожалуйста, кабинет и кухню. Выбирай то, что может умилить.

— А ты?

— Я сейчас, иди.

Оператор молча направился в кухню, а Кристина присела на корточки и уставилась на окровавленный башмак — старинную бронзовую пепельницу, подаренную когда-то другу. К тупому металлическому носу приклеился длинный светлый волос. Она, точно слепая, пошарила рукой и сунула находку в карман. Потом вышла в прихожую, сказала.

— Звони в милицию, Митя. Да не вздумай доложить, что мы снимали, — а после выключила телевизор, быстро спустилась вниз.

Зимний день короток, темнеет рано. Двор был пуст, только у детских качелей стояла веселая баба с оранжевой морковкой вместо носа и ведерком на верхнем шаре. Кристина подошла к снежной красотке, приподняла кокетливую железную шляпу и накрыла ею башмак…

Глава 22

— Привет!

— Здорово, сестренка! — завопил в ухо радостный голос. — Ты куда пропала?

— Дела, — туманно пояснила Кристина.

— Слушай, подваливай к нам, а? Светка такой обед сварганила, закачаешься, даже пирог испекла! Жена у меня по выходным сама кухарит, — похвастался Шалопаев. — Я ей предлагаю: пойдем в кабак, на хрена тебе эта возня у плиты? А она ни в какую. Ты, говорит, и так целыми днями жуешь всухомятку, в ресторанах не с друзьями обедаешь, а обсуждаешь со своими партнерами дела за обедом, даже не чувствуешь вкуса еды. Это, говорит, вредно для желудка, так и язву недолго нажить. А мне, говорит, нужен здоровый муж, чтоб за мой зад держался, а не за свой живот. Ну не дуреха? — хвалился заботой довольный муженек, постоянно ссылаясь на женины слова. — Книжек кулинарных накупила, рецептами обзавелась. В какой-то бабский клуб записалась, их там учат, как мужиков жратвой удержать, сечешь? А что меня удерживать, я теперь и так никуда не сбегу, — он молол языком, как отбивал чечетку, без передыху и напоказ.

— Я подъеду.

— Молоток! Когда?

— Могу хоть сейчас.

— Заметано, ждем! А тебя ждет сюрприз, — и первым повесил трубку. То ли чтоб «сестренка» не успела передумать, то ли самому успеть с докладом к ненаглядной поварихе, чтобы та не ударила в грязь лицом перед гостьей. А «сестренка» тупо слушала короткие гудки и удивлялась многоликости человека.

Только поднялась с кресла, как затрезвонил телефон.

— Добрый вечер!

— Здравствуйте, простите, кто говорит? — этот звонок она ждала почти неделю, уверенная, что абонент непременно объявится.

— Если я так же начну лицемерить, разговора не получится.

— А ты уверен, что я нуждаюсь в этом разговоре, Кирилл?

— Думаю, да.

— Для чего?

— Надо бы кое-что обсудить.

— Твои коллеги продержали нас больше двух часов и, кажется, все обсудили. Допрашивали рьяно, правда, иголки под ногти не загоняли, наверно, решили, что пока нет нужды.

— Проверяешь мое терпение на прочность?

— Господи, конечно, нет! Но согласись, подозревать съемочную группу в садистском убийстве глупо.

— Насчет всех не скажу, а вот в отношении тебя всплывают интересные факты.

— Ты серьезно? — опешила Кристина. — Всерьез считаешь, что я могла убить?

— Для следствия важны не мнения, а факты.

— Это же полный бред!

— Как посмотреть.

— Ладно, давай встретимся. Послезавтра у меня есть время с девяти до одиннадцати утра. Подходит?

— Вполне, — помедлив, ответил Жигунов.

— Где?

— В Нескучном саду устроит?

— Послушай, Кирилл, что за детские игры в шпионов? Почему мы не можем поговорить у меня дома?

— Не можем.

— Черт с тобой, — вздохнула Кристина, — нет так нет, встретимся, где скажешь, — ей хотелось быстрее покончить с этим. В конце концов, зимняя скамейка в Нескучном — не раскаленная сковорода в преисподней. А если сейчас заупрямиться, можно запросто очутиться в аду. Звонок Жигунова заставил вспомнить весь тот кошмар: обезображенные трупы, подозрительный тон нагловатых оперативников, их недоверие к ответам, угрозы статьями за дачу ложных показаний и сокрытие улик. После этого сломался ассистент, послушно предъявил кассету. Если б не этот трусливый щенок, ночные новости взорвали бы эфир и еще больше повысили рейтинг канала. Такое, что тогда наснимали, не увидеть нигде. А потом пусть судят, кому охота, не страшно.