Барракуда - Лунина Татьяна

Татьяна Лунина

Барракуда

Пролог

2060 год

Зажилась! Так, видно, чувствует себя старая черепаха. Уставшая от долголетия, одинокая, никого не радующая, едва ползающая под своим осточертевшим панцирем. Без потомства, без друзей, без врагов.

Трясущаяся рука с пигментными пятнами пошарила на прикроватной тумбочке, нащупала стеклянный флакончик, поднесла к подслеповатым глазам. Первая буква на этикетке прочитывалась, как и последняя, легко и дублировала последнюю «н», между ними — размытые темные лошадки. Но суетиться не стоит: и так ясно, что в этой абракадабре скрывается единственный за последние годы друг и помощник, не предавший пока ни разу. Пальцы, давно утратившие ловкость, привычным движением ухватились за выступавшую из цилиндрического тела крышку. Черт! На дворе двадцать первый век, а лекарства пакуют, как и сто лет назад, таким еще бабушка пользовалась. От неуклюжих манипуляций «дружок» содрогнулся, наклонился, выскочившая пробка освободила из заточения белых близнецов, и таблетки нитроглицерина рассыпались по пледу. Старуха равнодушно оглядела непокорную братию, выбрала одного, небрежно сунула под язык. Хотела собрать остальных да запихать обратно, но передумала и без сожаления отбросила предавшего «друга». Она никогда не давала спуску предателям, не спустит и сейчас, так и сдохнет, видать, непрощенкой. Не прощать, правда, уже некого, все ушли, а живую грешную плоть вокруг давно заменила стеклянно-пластмассовая тара. Лежащая подтянулась на локтях, поерзала спиной, стараясь сдвинуть выше подушку, и, обессилев, откинулась назад. Проклятая старость! Отдохнула, переждав, пока стихнет в затылке боль от таблетки, взяла с тумбочки пульт и, не глядя, нажала указательным пальцем на кнопку. Все одно — мутотень! Нынешние «звезды» скакали по каналам заводными паяцами, расхлябанными и пошлыми. Она принялась играть кнопками, словно клавишами пианино, с усмешкой наблюдая за жалкими фигурками. Боже мой, кого расплодил экран! Внуки старых кумиров, пудривших всем когда-то мозги и стеснительно набивавших карман, любовницы новых, без стеснения обиравших страну, безголосые геи-певцы, мужиковатые певички, хрипевшие под фанеру, жеманные актеришки и развязные актрисули, шепелявые ведущие, картавые комментаторы, безграмотные журналисты, бездарные писаки с ворохами «негритянской» макулатуры — пластмассовая дешевка с претензией быть человеком. Комнату заполнили чужие фальшивые голоса, послушные аплодисменты, угодливый смех, обрывки пустых фраз, музыка, от которой вянут уши. Старуха с досадой выключила звук, продолжая лениво смотреть на картинки. Нет, лучше наблюдать за рыбами, чем за людьми! На экране замелькали узкие чешуйчатые тела. Оператор отлично передавал их напряженность, готовность к броску, алчность и хищническую красоту. Серебром отливала в воде чешуя, маленькие ленивые глазки таили угрозу. Завораживала грация движений, изящество, обманчивая беззаботность. Она прибавила громкость. «…высочайшее искусство охотника. Барракуда нападает внезапно, реакция мгновенна и непредсказуема, никогда не знаешь, что может раздразнить эту стайную хищницу, — вещал голос за кадром. — Барракуды питаются рыбой, зараженной токсином, случается, нападают и на людей».

«Еще как случается!» — ухмыльнулась старуха. Давно забытый азарт вспыхнул в ней, заставляя забыть боль, грызущую одряхлевшее сердце. Она протянула руку к тумбочке, воровато — школьницей — цапнула открытую пачку, вытащила длинную тонкую сигарету, щелкнула зажигалкой и с наслаждением втянула в легкие дым…

(Детская считалка)

«Большое общество, составленное исключительно из прекрасных людей, по нравственности и интеллигентности равно большому, тупому и свирепому животному». Карл Густав Юнг

Глава 1

1982 год

Звонок будильника — молотом — бил по голове. Раскалывал бедный череп, словно медным пестиком — грецкий орех, выворачивал мозги, взрывал барабанные перепонки. Не будил — убивал. Голова болела невыносимо. Мутило. Физические страдания дополняли муки душевные. Как она могла?! Стыд, позорище! Как людям теперь в глаза смотреть? Какое счастье, что сегодня ночная съемка и родители в отпуске. Папа в обмороке валялся бы — увидь он свое «солнышко» в таком состоянии, а маме, вообще, был бы фул финиш.

Кристина Окалина не притрагивалась к спиртному ни разу. Даже на выпускном только изображала опьянение, чуть прикасаясь губами к вину и «нечаянно» расплескивая мерзкую кислятину. А вчера… Что на нее нашло? И что за дешевый способ — пытаться стать своей! Уважение зарабатывается трудом, а не совместной попойкой. Она спустила ноги — чугунные — с кровати и, держась за стенку, побрела в ванную. О, Господи! Ее стошнило прямо там, слава Богу, успела — в раковину, не на чистый, сверкающий импортной плиткой пол. Так, где-то она читала, что в таких случаях помогает контрастный душ. Переключая краны с горячей и холодной водой, мученица попыталась восстановить в памяти вчерашние события. День до вечера помнился замечательно. Еще бы не помнить! Это не работа — подарок судьбы. Танька Макарова недаром чуть не лопнула от зависти, когда узнала, где трудится Окалина. Три месяца и двенадцать дней в «Экране», а никак не привыкнуть к свалившейся на нее (а точнее, на операционный стол) удаче. В памяти проявился вечер, когда четыре месяца назад сияющий отец за ужином (редкий случай — вся семья за одним столом) весело сообщил.

— Все, Криська, не вешай нос, прорвемся! На днях оперировал с перитонитом одного мужика. Бедолага отдавал концы, его счастье, что попал ко мне, а не к Васюкову. Маш, ты помнишь Кольку Васюкова из параллельной группы? Он теперь к нам приткнулся.

Мама, отправляя в рот кусок сочной пышной котлеты, неопределенно хмыкнула.

— Так вот, — продолжил отец, — оказалось, что вытащил я с того света самого Васина, большую телевизионную шишку, — он невинно посмотрел на дочь и хитро улыбнулся, заметив в ее глазах вспыхнувший огонек. — Беднягу скрутило так, что ребята со «Скорой» доставили его куда поближе, в обычную районную больницу, то бишь к нам, грешным, и…

— Разве таких людей там лечат?

— Счет шел на минуты, милая. А для грешников лучше спастись на земле, чем потеряться по дороге в рай, — хохотнул довольный отец и бросил на кусок «Бородинского» приличную горчичную лепешку, покрыв ее сверху десертной ложкой хрена.

— Кристина, когда ты научишься слушать, не перебивая? — это мама, как всегда с поучениями.

— Научится, какие наши годы! — пошутил отец, смакуя гремучую смесь. — Так вот, при выписке он все пытался всучить мне конверт с деньгами, но я не взял. У таких брать — себя подставлять. Я, конечно, благородно отказался. Хотя, если честно, деньги бы нам сейчас не помешали.

— И сейчас, и потом, — философски заметила жена.

— Так вот, — проигнорировал «философа» отец, — благодарный товарищ Васин, сраженный наповал моей честностью, оставил свои телефоны, рабочий и даже домашний — мало ли что. А пару дней назад, когда Криська пролетела, не приземлившись, над МГУ, я набрался наглости и позвонил ему. Нельзя ли, дескать, пристроить к вам моего ребенка? Полбалла всего не добрала на журфак. Девочка неглупая, будет учиться на вечернем, с детства мечтает о телевидении, скромная — ну, et cetera, дамы.