Барракуда - Лунина Татьяна

Все дальнейшее случилось в секунды. За спиной раздался топот. Рядом оказались двое. Молодые, спортивные, молчаливые. Лиц не разглядеть. Повалили на землю. Один вдавил голову в траву, мордой в мокрый холодный «бархат», другой рвал с плеча сумку. Кристина остервенело за нее цеплялась: кому охота «дарить» казенные деньги? Получила по ребрам, по рукам, по спине. Не сдавалась, брыкалась дикой лошадью. Потом что-то шарахнуло по голове, и наступила темнота…

Глава 3

1986 год

— Окалина, ты мне будешь нужна!

Ассреж дернулась погасить сигарету и пристроиться к режиссеру хвостом.

— Не сейчас, — остановил Ордынцев. — Через полчаса спущусь в бар. Возьми чашку кофе и жди в греческом зале, — приказал и тут же пошагал дальше по коридору.

— Кофейком на пару балуетесь? — хитро прищурилась Ольга.

— Слушай, почему ты все стараешься опошлить? — вспыхнула Кристина. — Как будто сама кофе с ним не пьешь!

— Не заводись! Я под рукой нахожусь, а ты метишь под сердце. Это небезопасно. Евгений, конечно, личность, факел! Но огонь может здорово обжечь, если подобраться слишком близко.

Она молча пропустила мимо ушей идиотский намек, с Ольгой спорить, что лысого причесывать.

— Солнце мое, спустись с небес, — продолжала зудить Хлопушина, — посмотри на Элеонору. Бедная баба до сих пор очухаться не может, ходит, как потерянная. Думаешь, почему? — «солнце» не ответило, внимательно наблюдая за вороной, важно расхаживающей под окном. — Бросил ее Ордынцев! Бабник твой Евгений Саныч, об этом вся Москва знает. В его постели разве что пионерки да пенсионерки не побывали, — чесала зубы Ольга. — И я по-дружески предупреждаю: не лезь в пекло.

«Просвещенная» с интересом посмотрела на сплетницу.

— Спасибо за информацию, я подумаю, — и, развернувшись на сто восемьдесят, поплыла к бару.

От злости ее распирало, точно чебурек в кипящем масле. Надо же такое придумать! И кем эта Хлопушина себя возомнила? Кассандра доморощенная! Да Ордынцеву через пару-тройку лет полтинник стукнет, у него виски седые, он умница, каких поискать, талантлив от Бога и обаяния до черта. Кто она перед ним? Пигалица, пигмейка, муравей у собора! Что между ними может быть? Чашка кофе в баре и куцее «спасибо», как премия в квартал. Нет, Олечке явно пора в желтый дом — мозги как следует прочистить. Кристина вспомнила то собрание, почти три года назад, когда известный режиссер неожиданно встал на защиту сопливого беспечного помрежа. «Умный собьет замок и выкрадет лошадь из стойла, — сказал тогда Ордынцев, — мудрый поленится. Я предлагаю не пороть горячку». В итоге, она отделалась «строгачом», на пару с Гриней. Но у Оськи лапа наверху мохнатая, да и сам не промах — с него по-любому как с гуся вода. А вот ее могли в два счета турнуть, и рука бы ни у кого не дрогнула. Странную фразу про лошадь молодая помощница зарубила себе на носу, и хоть не все в ней было понятным, сделала девизом. Теперь прежде, чем шагнуть, она еще поленится, поразмыслит хорошенько, стоит ли делать этот шаг.

Удар подонков по голове вышиб иллюзии и заставил смотреть на жизнь трезвее. Кристина Окалина дала себя зарок: никогда не быть сговорчивой. Не вникать в чью-то ситуацию, не входить в чужое положение — думать прежде всего о собственный интересах. Ведь не поддайся она в тот раз уговорам директора, не пришлось бы иметь столько проблем. Преподанный урок усвоила крепко и не отступала от заученной истины ни за какие посулы. Народ вокруг оказался понятливый, перемену декораций заметил сразу. Поворчали, пофыркали, однако с дурацкими «выручи» больше не приставали. Она знала: за глаза обзывали молодой да ранней, эгоисткой, карьеристкой, но за твердость зауважали и признали в ней силу. Последнее было важнее всего. Кроме того, добро не есть добродетель — это Кристина испытала на собственной шкуре.

Выпустили одну картину, вторую, а через полгода Ордынцев взял их с Ольгой на третью: Хлопушину — вторым режиссером, Окалину — своим ассистентом. Может, и не взял бы, да выручил, как всегда, случай: уволилась прежний ассистент режиссера. Рыжая Батманова вылечила, наконец, своего дипломата и укатила с ним в Стамбул. У бедняги был какой-то перелом позвоночника, Кристина в подробности не вникала. Батманова была гордячкой, дружбу водила с парочкой редактрис из выпуска, своих близко не подпускала. У Кристины она вызывала симпатию и сочувствие. Еще бы, пережить такое — не пожелать и врагу. Если у невесты в день свадьбы жених, спасая чужого ребенка, попадает под машину, а после — калекой — на больничную койку, что бы делали вы? Наверняка, кляли бы судьбу и обливались слезами. Юлька, в отличие от многих других, не сдалась: рыскала по всей Москве, выискивала врачей своему ненаглядному. А уж когда Батманова, промучившись полгода, приволокла откуда-то с Кавказа чудодейственного дедка из аула, и тот поставил на ноги парня, народ просто выпал в осадок, об этой истории молчал разве что только немой. Даже Ордынцев как-то обмолвился, что сам напишет сценарий и поставит фильм — о любви, способной творить чудеса. Кристина вздохнула, не понимая, с чего вдруг все это всплыло в памяти. Во всяком случае, она получила шанс, упускать который теперь не намерена. А за доверие, оказанное Евгением Санычем, она признательна очень и, конечно же, докажет всем, что решение режиссера не являлось ошибкой. По правде говоря, Фортуна уже сейчас перестала показывать зад, начала смотреть ласково в лицо, но предупреждала: гляди в оба и варежку не разевай.

В уютном зальчике, прозванном телевизионщиками «греческим», вкусно пахло кофе, бубнили голоса, народу, на удивление, оказалось немного, и найти свободный столик не составило труда. Она бросила сумку на соседний стул, еженедельник — на стол и, бдительно наблюдая за собственностью, пристроилась у стойки.

— Добрый вечер, Зиночка! Три кофе в песке, пожалуйста. Один сейчас, два чуток позже, ладненько? Минут через пятнадцать Евгений Саныч подойдет.

Девушка в голубом нейлоновом халатике дружелюбно улыбнулась и кивнула. Ордынцева знал каждый, и близость к его знаменитой особе была тем волшебным ключом, который мог отпереть любую дверь. Такое открытие для дочери рядовых врачей оказалось приятным. Но злоупотреблять этим она не собиралась: не стоит суетиться позади чужой славы. Заработай собственную, тогда и выставляйся.

Потягивая кофе, будущая «звезда» прикидывала, как бы ловчее избавиться от «хвоста», который на ней висел. Английский Окалина знала неплохо, но одно дело — болтать дома с Челышевым, другое — вникать на экзамене в дурацкие перфекты.

— Разрешите присесть?

От неожиданности нерадивая студентка вздрогнула и подняла глаза. У столика, расплываясь во весь рот, высился столбом незнакомый верзила. Худощавый, в модном костюме, при галстуке, с аккуратной короткой стрижкой. В другое время можно и позволить себе такое соседство, но сейчас подойдет Ордынцев, ни к чему ошиваться здесь посторонним.

— Занято, — сухо ответила она и снова уткнулась в записи.

— А вы все такая же колючая, Кристина?

— А мы разве знакомы? — удивилась колючка.

— Вы позволите присесть? Я не отниму больше пары минут. Но объясняться стоя — не совсем удобно, согласны? — он таращился на Кристину, ровно чукча на клубнику: с восторгом и опаской, словно не верил своим глазам, как это чудо тут оказалось.

И «чудо» сжалилось.

— Я жду режиссера, но две минуты у вас есть, — обронила снисходительно. И вдруг улыбнулась ни к селу ни к городу.

— У вас хорошая улыбка, так улыбаются люди с чистой совестью, — заметил допущенный, опускаясь на соседний стул, его длинным ногам явно не хватало простора, и он выставил их в проходе. О внезапную преграду тут же споткнулся парень со стаканом чая и горкой бутербродов на тарелке. С верхнего свалился кусок колбасы и плюхнулся в чашку Кристины.

— Черт! — разом чертыхнулся пострадавший дуэт.