Дикая сердцем - Такер К. А.

Рой ковыляет в дом, оставляя меня разбираться с грандиозными планами Мюриэль по приготовлению джема.

Глава 30

Когда я выпрыгиваю из грузовика во дворе Роя в пятницу утром, солнце стоит уже высоко. По прогнозам, температура воздуха будет около двадцати шести градусов, что всего на несколько градусов ниже, чем в Торонто.

Рой выходит из своего дома с кружкой кофе в руках, когда я иду к его крыльцу, и выглядит чуть менее взъерошенным, чем в последние несколько дней. В сарае, ожидая, когда их выпустят, блеют неугомонные козы и кудахчут куры. Где-то вдалеке жужжит бензопила, распиливающая дерево.

Рой глубоко вдыхает.

Я уверена, что он тоже чувствует запах дыма. Я уловила его слабый аромат сразу, как только вышла из дома. Сначала я решила, что это какой-нибудь костер неподалеку, но сейчас установили такие строгие ограничения из-за пожаров, что никто ничего не жжет. По радио подтвердили, что дым доносится от пожаров, бушующих более чем в ста пятидесяти километрах к югу от нас, ветром.

Когда Джона выходил сегодня утром из дома, он сыпал проклятиями. Ветер сводит на нет все их усилия по тушению, раздувая пламя, которое уже уничтожило почти двести пятьдесят квадратных километров леса в районе Лебединого озера. Единственный плюс ветра в том, что он должен хоть как-то улучшить качество воздуха, которое уже было признано «нездоровым».

Рой хмурится, глядя на мое лицо, волосы, одежду – пару джинсов и бледно-розовую футболку, которую я не надевала слишком давно.

– Чего это ты так нарядилась?

Я предполагаю, что он имеет в виду мой макияж и волосы, которые я завила на бигуди, чтобы сделать несколько пляжных волн.

– У тебя прием в больнице, помнишь?

– Что, твой пилот уже недостаточно хорош? Хочешь подцепить доктора?

Я одариваю Роя безучастным взглядом.

– Ты же в курсе, что мы живем в двадцать первом веке? Женщины уже давно не прихорашиваются, чтобы найти мужа. Они могут хорошо выглядеть и потому, что хотят этого сами.

Рой издает непонятный звук, но больше ничего не говорит.

Я протягиваю ему тарелку с клубничными кексами.

– Вот. Испекла прошлым вечером. Думаю, они хорошо получились.

Рой рассматривает тарелку, прежде чем принять ее.

– Похоже, ты удивлена этому.

– Скажем так, мой послужной список в выпечке не очень хороший. Но Джоне они, кажется, понравились.

Пока он собирался, съел три штуки.

– Я не завтракаю. – Суровые глаза Роя на мгновение бросают взгляд на меня, а затем возвращаются к тарелке. – Но, может быть, я попробую один через некоторое время и скажу тебе, если он окажется ужасным.

– Я знала, что могу на тебя рассчитывать. Кстати, мне стоит спросить, как то жаркое, которое я принесла вчера?

Теперь я приношу Рою ужин каждый вечер. Он перестал жаловаться на то, что я захожу к нему на кухню, чтобы поставить еду, а контейнер с предыдущего дня всегда вымыт и ждет, когда я его заберу.

Рот Роя трогает крошечная ухмылка, намекающая на веселье.

– Оно было ничего.

– Что ж… отлично. – По крайней мере, кажется, я начинаю сносно готовить. – У нас около часа, чтобы закончить все утренние дела, прежде чем мы отправимся в больницу.

Палмер находится в пятидесяти минутах езды, по другую сторону от Уасиллы. Я заранее съеживаюсь, готовясь к упрямому отказу Роя и собираясь размахивать телефоном перед его носом и угрожать позвонить Мюриэль.

– Там полкофейника кофе. Угощайся, если хочешь.

С этими словами Рой скрывается в доме, оставляя меня улыбаться этому незамысловатому жесту гостеприимства, на который я бы посчитала Роя неспособным всего несколько дней назад.

* * *

– И чего они так долго тянут, – рычит Рой. – Этот идиот техник чуть не убил меня, делая рентген, а теперь они заставляют меня просиживать свою задницу без дела целый день. Пустая трата времени.

Я бросаю извиняющийся взгляд на нахмурившуюся женщину, которая сидит напротив нас. К счастью, ее сын, которому не больше семи и нога которого полностью находится в гипсе, похоже, не обращает внимания ни на что, кроме экрана своего айпада.

– Прошло только полчаса, Рой, – говорю я с вынужденной терпеливостью.

Когда Саймон сломал ключицу, я просидела с ним в приемной семь часов. А если бы мой отец согласился на курс химиотерапии, то врач рекомендовал ему восьмичасовую программу, длящуюся пять дней в неделю. Тридцатиминутное ожидание – это ничто.

Мне хочется сказать об этом Рою, но я знаю, что это ничего не изменит.

– Давай я пойду и спрошу их. А ты оставайся здесь. – Я понижаю голос до шепота: – И, может, ты перестанешь материться при маленьких детях.

Я оставляю хмурого Роя и направляюсь к регистратуре. Медсестра отвечает на телефонный звонок, но из-за угла с папкой под мышкой как раз выходит врач, который осматривал руку Роя, – белый мужчина лет пятидесяти с кустистыми бровями и вздернутым носом.

– Здравствуйте, извините, я хотела уточнить: результаты рентгена Роя Донована уже готовы? Он становится немного… нервным.

Доктор натянуто улыбается.

– Он не слишком-то рад находиться здесь, а? Я как раз собирался пригласить его в кабинет. Скажите, ваш отец всегда такой?

– Она мне не дочь! – гавкает Рой из-за моей спины.

Я вздрагиваю и бросаю на Роя недовольный взгляд за то, что он так подкрался ко мне.

– Я его соседка. Но да, он всегда такой. Мне каждый день приходится сражаться с ним, чтобы он разрешил мне помочь ему по хозяйству. – Есть что-то приятное в том, чтобы пожаловаться этому доктору на Роя, особенно когда я замечаю, как глубокомысленно он хмурит брови от неодобрения.

– У меня такое чувство, что рука заживает хуже, чем я надеялся…

– Ну а я больше не собираюсь сюда возвращаться, док, так что вам лучше разобраться с этим сейчас, – огрызается Рой.

Доктор обменивается со мной многозначительным взглядом.

– Я хотел сказать, что, думаю, мы можем вправить вам руку сегодня. Он принимал лекарства, которые я прописал для снятия боли?

– Да, – отвечает Рой одновременно со мной.

– Даже не распаковал.

Если бы взглядом можно было убивать, то от этого злобного взгляда Роя меня сразу бы отправили в морг.

– Ты что, шпионишь за мной? – рычит он.

– Вы уверены, что она не ваша дочь? – смеется доктор, не обращая внимания на враждебный тон Роя. – Ладно. Сейчас мы наложим вам гипс и отпустим вас.

* * *

Когда мы проезжаем указатель у въезда в Трапперс Кроссинг, уже середина дня. Поездка прошла спокойно, Рой поочередно хмурился то на дорогу, то на темно-синий стекловолоконный гипс, который наложили на всю его руку – от костяшек пальцев до самой подмышки.

– Как долго врач сказал тебе его носить? – осмеливаюсь спросить я.

– Шесть-восемь недель, если я не буду делать глупостей.

– Например, отказываться от помощи окружающих? – легкомысленно говорю я, но затем быстро добавляю: – Не страшно. Твоя рука могла оказаться раздробленной. Если бы тебе понадобилась операция, то ты бы пролежал в этой штуке несколько месяцев. Не волнуйся, скоро ты снова сможешь вырезать свои деревянные фигурки.

Он ничего не отвечает, и я предполагаю, что на этом наш разговор закончился. Я кручу циферблат радиоприемника, чтобы найти станцию с приятной музыкой.

– И выстругивать.

– А?

– Некоторые из них не вырезаны, а выструганы. Это другое.

Я выжидаю момент и, когда Рой не продолжает, спрашиваю:

– В чем разница?

– При резьбе используются разные инструменты. Зубила, стамески, токарные станки. А при выстругивании только нож.

– Я не знала, – медленно произношу я.

– Ну… теперь знаешь.

– Когда ты начал ими заниматься?

– Давно уже. – Снова следует долгая пауза, и когда я уже решаю, что теперь разговор точно окончен, Рой произносит: – Мне было восемь. Мой отец часто сидел на крыльце после ужина со своей трубкой и свежим брусочком липы. Он дал мне попробовать. Я укололся тут. – Он вытягивает левую руку, чтобы показать зазубренный шрам на ладони.