Дикая сердцем - Такер К. А.
А затем ковыляет по своей дороге.
– Знаешь что, Рой? Пошел ты! – кричу я в окно.
– Может быть, ты послушаешь меня в следующий раз, когда я скажу тебе держаться подальше! – ворчит он в ответ.
– Ты победил! Я больше не буду приезжать к тебе! – От эмоций мой голос становится хриплым. Затем, через несколько секунд, я добавляю: – И мне плевать, если этот медведь сожрет тебя по дороге!
– Не волнуйся, не сожрет. Я слишком горький на вкус.
Я резко сдаю назад, а затем торможу, чтобы не врезаться в дерево. И мчусь домой, расшвыривая шинами камни и пыль с дороги.
Глава 31
– Привет, – хриплю я.
– С днем рождения тебя… с днем рождения тебя… – поют мне в ухо мама и Саймон: Саймон – без выражения, мама – высоко и ритмично.
Я улыбаюсь, несмотря на пульсирующую головную боль за виском.
– Ты еще не встала? – спрашивает мама, когда они заканчивают свою серенаду.
Я бросаю взгляд на часы на тумбочке. Сейчас почти девять.
– Джона дал мне поспать подольше.
Я переворачиваюсь на спину, щурясь от дневного света, который образует яркие щели по краям темных штор. Вторая половина кровати оказывается пуста. Джона должен был разбудить меня в семь, чтобы мы пораньше вылетели из дома, но этот план был составлен до того, как я открыла бутылку вина вчера вечером, ожидая его возвращения с работы.
– Вы знали, что употребление алкоголя в горячей ванне может оказаться смертельно опасным? Им нужно писать это на этикетках.
А может, они и пишут. Этикетки я всегда просматриваю лишь беглым взглядом.
– Удачно отметила свой двадцать седьмой день рождения? – спрашивает Саймон, и в его британском говоре сквозит веселье.
Я снова стону, прикрывая глаза рукой.
– Кажется, да.
На меня накатывают воспоминания о прошлой ночи. О том, как Джона вернулся домой в десять после того, как весь день заливал водой пожары. О том, как я, выпив три бокала калифорнийского каберне, чтобы притупить свой гнев на Роя, – и после чего мои запреты слегка подзабылись, – выхожу из джакузи, чтобы встретить его на подъездной дороге, обнаженная и пытающаяся соблазнить, не обращая внимания на комаров. А дальше все развивалось быстро.
Или наоборот, покатилось к чертям, в зависимости от того, как на это посмотреть. У Джоны, несомненно, была хорошая ночь.
Я морщусь, видя огромный комариный укус на своей руке. Могу только представить, сколько их еще на моем теле. Свой день рождения я проведу с чесоткой и таблетками «Бенадрила» в обнимку.
– Наш подарок тебе на день рождения уже в пути, – с волнением сообщает мне мама. – Нам очень жаль, мы пытались устроить все так, чтобы его доставили вчера. Но курьер подтвердил, что он будет у тебя в течение часа, так что постарайся быть дома до его прибытия.
Этим они разжигают мой интерес.
– Мне нужно будет за него расписаться?
– Нет, но ты определенно не захочешь оставлять его на своем крыльце на все выходные, – шутит Саймон, отчего раздается звонкий смех моей матери.
– Вы странно себя ведете. Это лимонный пирог?
– Подожди – и увидишь!
– Что бы это ни было, я уверена, что мне это понравится.
Это точно будет лимонный пирог. Они «устраивают мне сюрприз» каждый год, с тех пор как местный пекарь научился делать масляную глазурь без масла. Но смогут ли они вообще доставить его сюда из Торонто?
Конечно, моя мама найдет способ. Ее целеустремленности я могу только поаплодировать.
– Мы бы очень хотели быть сейчас с тобой, дорогая, но ты же знаешь, какой этот июнь со всеми его свадьбами, выпускными и балами. Такой же загруженный, как и дни святого Валентина.
– Не переживайте. Я помню.
В этот месяц, когда моя мама дома – а это бывает нечасто, – Саймон прячется в своем кабинете, а я хожу вокруг нее на цыпочках.
– У тебя есть предположения, куда вы поедете с Джоной? – спрашивает Саймон.
– Нет, но он обещал, что санузел там будет в доме.
Хотя в данный момент я была бы совсем не против отправиться в какое-нибудь отдаленное место, где не будут работать ни телефоны, ни телевизоры, по которым передают новости о бушующих пожарах. Туда, где Джона станет полностью моим, где он будет говорить приятные вещи, делать романтические жесты и напомнит мне, почему я готова бежать за ним хоть на край земли.
А то в последние дни мне кажется, что так оно и получилось.
Я отчаянно хочу провести эти выходные с ним, что кажется даже абсурдным, учитывая, что мы живем вместе.
– Ну, я уверена, что он тебя побалует. – Мама снова ехидно смеется, так, будто она знает что-то, чего не знаю я.
Я даже представить не могу, что он подарит мне на этот раз. Должна ли я готовиться к очередной его шутке? Типа той рождественской охотничьей куртки?
Кулон с самолетом ему будет трудно переплюнуть. Если только он не сделает мне предложение.
Мой желудок подпрыгивает от предвкушения. Прошло уже больше месяца с тех пор, как мы были в той лесной хижине, моего испуга по поводу беременности и потенциально катастрофического отказа двигателя. Я его не спрашивала, а он не намекал.
Но это, несомненно, сделало бы этот день незабываемым.
Я прощаюсь с мамой и Саймоном, а затем громко зову Джону.
– Ты обещал мне кофе в постель!
Он даже специально попросил меня продемонстрировать, как пользоваться кофемашиной, и записать все шаги по приготовлению моего латте.
Мне никто не отвечает.
– Джона?
По-прежнему тишина.
В моей памяти всплывает смутное воспоминание о том, как рано утром звонил его телефон. Я помню низкий хриплый звук его сонного голоса, когда он ответил, но потом я мало что помню.
Я поднимаюсь с постели и, пошатываясь, иду в ванную, намереваясь принять долгий горячий душ, чтобы смыть хлорку с кожи и выпарить алкоголь из своих пор.
Меня останавливает записка, приклеенная к середине зеркала.
«Прости, мне позвонил Сэм. Срочный вызов. Буду через несколько часов. Обещаю. С днем рождения!»
Я перечитываю записку несколько раз, чтобы убедиться, что я не прочитала ее неправильно или что я все еще не пьяна, а в моем желудке в это время оседает тоскливое чувство. Тот телефонный звонок был от Сэма. Он позвонил, чтобы попросить Джону выйти на работу в его выходной.
И вместо того, чтобы сказать, что он не может, вместо того, чтобы сказать, что у меня сегодня день рождения и что он обещал провести эти выходные со мной, Джона дал согласие и приклеил эту записку на стикере к зеркалу ванной.
Несколько часов, как же. Когда он хоть раз возвращался через несколько часов? Он может запросто отсутствовать весь день.
Но ведь там бушует ужасный пожар, убеждаю я себя, пытаясь унять грызущую боль в груди и ком в горле. Уничтожающий лес, убивающий животных, вынуждающий людей покидать свои дома.
То, чем занимается Джона, очень важно, говорю я себе, даже когда по моим щекам текут горячие слезы, а меня саму захлестывают волна боли и разочарования.
Самое болезненное во всем этом – то, что я ни капли не удивлена.
* * *
Я плотнее натягиваю покрывало на себя, как ради удобства, так и для того, чтобы укрыться от легкой прохлады, держащейся в тени нашего крыльца, даже несмотря на растущую на улице температуру, и прислушиваюсь к звуку шин по гравию, с которым наш пикап ползет по подъездной дорожке. Джона прилетел домой полчаса назад, и приближающееся урчание двигателя Вероники принесло мне одновременно облегчение – и что он добрался до дома в целости и сохранности, и что еще относительно рано, – и новую волну меланхолии. Я не знаю, что он делал в ангаре после приземления, но точно не бежал ко мне со всех ног.
Это дало мне слишком много времени, чтобы зациклиться на своих мыслях и неуверенности, препарировать все приятные воспоминания: выходные, когда Джона прилетел через весь континент, чтобы сказать мне, что не может жить без меня; утро, когда он отважился отправиться через горы в метель и увез меня в тот домик на Рождество; все наши ранние утра, когда мы сплетались телами на простынях и делились нашими светлыми планами на будущее.
