Бывшие. Я (не) могу тебя забыть (СИ) - Бауэр Алика

И так… Макаров врет.

Он что-то помнит.

Глава 9

«Буквы в конспекте расплываются перед глазами в мутных пятнах. Все во мне было напряжено в ожидании. Не выдерживаю, и вопрос сам срывается с губ.

— Ну и как прошло? — звучит сквозь стиснутые зубы.

Артем не отрывался от экрана телефона.

— Что прошло?

— Знакомство. С твоей... невестой, — выдыхаю, а сама чувствую привкус кислоты на языке.

Он коротко хмыкает, все так же увлеченно листая ленту.

— Да нормально. Аленой зовут. Грудь, кстати, ничего так.

Внутри у меня все обрывается и мгновенно превращается в ледяную глыбу.

Он же говорил, что этот ужин — пустая формальность для успокоения родителей. Уверял, что какая-то навязанная невеста ничего не изменит в его чувствах. А теперь она уже «нормально». Всего одно слово, а ощущение, будто тебя предали.

— Ну так иди к ней, к своей «ничего такой» невесте, — шиплю, отчаянно сглатывая комок в горле.

И тут он наконец откладывает телефон.

— Эй, ну ты чего, — его голос звучит мягче, и сильная рука обвивает мою талию, вытягивая меня из моего укрытия. Он вынимает из моих пальцев ручку, откидывает в сторону конспект. — Мне никто не нужен, кроме тебя, поняла? Никто.

Его губы касаются родинки у меня на большом пальце. Все мое тело отзывается на это прикосновение мелкой, предательской дрожью.

Я не хотела влюбляться. Не сейчас и уж тем более не в него. Все они, мажоры, одинаковы: ослепят вниманием, вскружат голову, а потом, едва на горизонте возникнет подходящая партия из их круга, от тебя отмахнутся, как от надоевшей игрушки. Я сопротивлялась изо всех сил. Каждое утро я приказывала своему глупому, наивному сердцу: «Не вспоминай Макарова. Не оборачивайся на его улыбку». Но с каждым днем я таяла, как снег под весенним солнцем. Влюблялась не в слова, а в поступки. В эти простые, бытовые чудеса, которые он творил для меня.

— Таким, как ты, верить нельзя, — шепчу, уткнувшись лицом в колени, пряча от него свое смятение.

Артем мягко, но настойчиво приподнимает мое лицо. Его губы касаются моих. Страстно, но в то же время до невозможности нежно. Мягко, что застываю в моменте. Растворяюсь в его руках, превратившись в безвольное, счастливое облачко, готовое плыть за ним куда угодно.

Он отрывается, чтобы заглянуть мне в глаза. Проводит большим пальцем по моей щеке, смахнув одну-единственную, успевшую скатиться слезу.

— Я лучше сдохну, Лерка, чем когда-нибудь тебя предам.

Слова звучат тихо, но с такой стальной, неоспоримой уверенностью, что в них нельзя было не поверить

— Ты все равно разобьешь мне сердце, Макаров.

В моих словах уже нет обиды, а лишь горькое, щемящее предчувствие.»

Мне нравилась атмосфера библиотеки. В воздухе стоял запах старых переплетов и воодушевление моего маленького ученика.

Арсений, высунув кончик языка, старательно выводил в тетради: «red», «blue», «green». Наблюдаю за ним, но краем глаза мое внимание притягивает к себе другая фигура. Алена. Его мать.

Она устроилась на диване в паре метров от нас, погруженная в книгу. Ее просьба присутствовать на занятии прозвучала не как проверка, а как мягкое любопытство, и я не стала возражать. Теперь, украдкой изучая ее, я понимаю, почему когда-то выбор пал именно на нее. Она была не просто красива. Утонченная, как фарфоровая статуэтка, с нежными чертами лица и врожденной грацией, которую не купишь ни за какие деньги. В ней была та самая «порода», которой так добивалась Екатерина Владимировна для своего сына. И глядя на нее, я с горькой ясностью принимаю, почему Артем не смог устоять перед таким безупречным фасадом.

Время от времени Алена отрывалась от чтения, и на ее губах расцветала слабая, почти изможденная улыбка, когда Арсений отвечал на мои вопросы. Улыбка была теплой, но давалась ей как-то с трудом. Сегодня она выглядела особенно бледной и хрупкой, будто стеклянной. Казалось, одно неловкое движение и она рассыплется на тысячи осколков.

— Хорошо, — тяну, просматривая исписанные строчки аккуратными буквами. — К следующему занятию выучи вот этот стишок про цвета. Так тебе будет легче их запомнить. И повтори правописание.

— Стишок, межу прочим, я уже знаю, — с высоко поднятый подбородком заявляет мальчик.

Алена откладывает книгу, улыбнувшись своему ребенку.

— Устал, милый?

— Нет, мамочка. Но больше не хочу заниматься.

Алена тихонько засмеялась, и звук этот напомнил мелодичный перезвон хрустальных колокольчиков.

— Ты молодец. Отдыхай.

Арсений, словно вихрь, срывается с места и с восторженными криками несется к выходу, но на пороге сталкивается с высоким силуэтом отца.

— Смотрю, вы уже закончили? — Артем легко подхватывает сына на руки.

— Да! Я сегодня молодец!

— Ну беги тогда к бабушке, она тебя заждалась.

Пока Артем общался с сыном, я старательно собирала свои конспекты, чувствуя себя незваным зрителем в этой идиллической семейной сцене. Но избежать наблюдения было просто невозможно.

Артем подходит к жене. Та с той же усталой, но безмерно любящей улыбкой протягивает ему руку, и он принимает ее в свою, как драгоценность.

— Ты как? — его вопрос звучит тихо, со вселенской заботой в каждой букве.

— Все хорошо, — она попытается приподняться, но ноги на каблуках вдруг подкашиваются, и Алена слегка покачнулась.

Это длилось всего секунду. Но Артем реагирует мгновенно. Его рука уверенно обвивает ее талию, а вторая крепко обхватывает локоть, не давая ей упасть. В этом жесте нет паники. Лишь выверенная, привычная сила. Он держит ее так, словно она была самой хрупкой и важной вещью на свете. Для него.

Вдруг Алена оборачивается ко мне.

— Валерия, я рада, что мы встретили вас. Арсений бежал сегодня на занятие с удовольствием, а не из-под палки, как обычно.

Я почти не слышу похвалу в свой адрес, наблюдая, как из ее носа медленно, по капле, потекла алая струйка крови.

— Ох… У вас кровь, — шепчу, почувствовав, как сжимается сердце.

Алена проводит пальцами под носом и смотрит на красные следы на подушечках. Она попытается улыбнуться.

— Ничего, бывает.

Она выглядит так, будто совершенно не удивлена этому. Артем тут же достает свой носовой платок из кармана брюк и протягивает ей.

— Пойдем, тебе лучше прилечь, — он нежно, но уверенно повел жену к выходу, не отпуская от нее ни на шаг больше.

Остаюсь стоять посреди библиотеки, смотря им вслед. И ловлю себя на том, что в груди шевельнулось что-то… колючее. Не ненависть. Не злость. А та самая, старая, как мир, горькая зависть.

— Я же говорила, что ты разобьешь мне сердце.

Глава 10

«— Скажи, что ты точно уверена, — его губы, обжигающие и влажные, скользят по моей шее, оставляя за собой след из мурашек. А пальцы, непослушные и торопливые, лихорадочно справляются с пуговицами блузки.

В этот миг, поддавшись наваждению, я готова прошептать что угодно, зная, что он услышит каждое слово.

— Да, уверена…

Неужели это случится? Здесь, в его доме? Пока его родители за границей? Они наверняка узнают, что я была здесь. И не раз. И уж точно догадаются, чем мы занимались в его спальне, на этой широкой кровати, пахнущей им. Но мне плевать. Их мнение обо мне уже не изменить в лучшую сторону.

— Ох… — стон срывается с губ сам собой, когда его горячий язык обжигает кожу на груди сквозь кружево топа.

Глаза сами собой закатываются.

Медленно, словно боясь спугнуть миг, он стягивает лямки топа, обнажая мои плечи, потом ключицы, пока ткань не замирает где-то под ребрами. Он приподнимается надо мной, и из его груди вырывается сдавленный, почти болезненный вздох.