Если бы не ты (СИ) - Ви Чарли

– Пока ничего, – пожимаю плечами.

– Ну-ка, дай.

Всучаю ему свой старенький мобильный, который тут же издаёт жалобный звук разряженной батареи. Предупреждает, что пятнадцать процентов осталось. Вот же гадство.

Добрыня задирает руку над собой. Прикрывает глаза рукой, пытаясь рассмотреть на экране шкалу связи.

– Бля*, – цедит сквозь зубы. – Какого хрена здесь до сих пор нет связи? Уже больше километра прошли.

Я лишь тяжело вздыхаю, удерживая “я же говорила” за зубами. Сейчас не время умничать. Да и вообще я была бы рада ошибиться, но про этот кусок дороги давно говорили, что связь не ловит. Кто-то даже истории рассказывал про старую заброшенную деревню. Деревенские легенды переходили из уст в уста и добавлялись новые подробности. Поэтому правдивой истории уже никто не помнил. А водители всё равно не гнушались ездить этой дорогой.

Добрыня возвращает мне телефон и отходит в сторону.

– Сейчас дальше пойдём, – сообщает мне, наклоняется и зачерпывает снег ладонью. Растирает его по лицу.

Я даже передёргиваюсь от этого. Мне в отличие от него совсем нежарко. Ноги уже давно замёрзли, особенно раненная.

Потом подходит ко мне и присев на корточки, стягивает ботинок с больной ноги. А когда его просто обжигающе горячие пальцы начинают растирать стопу, я едва сдерживаю стон. Никогда не думала, что просто обычное растирание может быть таким приятным.

– Как ты? – интересуется Добрыня.

– Нормально, – киваю я. Хотя ни черта ненормально. Хочется есть, пить, мне холодно. Болит всё тело. Ужасно хочется домой под тёплое одеяло.

Уже и измена Артёма на фоне последних событий не кажется чем-то ужасным. Сейчас я бы даже истерить не стала, просто залезла бы в кровать с ногами, завернулась в одеяло. А может, сначала чаю горячую кружку налила бы и бутерброд бы сделала, с толстым куском колбасы. Эх, мечты...

У меня даже рот слюной наполняется от ярких картинок.

Но жаловаться сейчас бессмысленно. Добрыня и сам не меньше меня хочет и есть и дома оказаться. Так зачем ему моё нытьё. Лучше промолчать. ЗАставляю себя улыбнуться.

– Должно же нам когда-нибудь повезти, – мой голос звучит бодро, и это радует.

– Должно, конечно, – кивает мой спутник, дышит в снятый ботинок, чтобы его согреть дыханием, и водружает его на место, а следом берётся за другую ногу. – Только нам решить надо. Идём дальше или возвращаемся к машине, – тихо произносит Добрыня, не глядя на меня.

– А если не вернёмся, то придётся ночевать посреди тайги на открытой местности.

– Ну да. А если вернёмся, получается, зря прошли столько. А вдруг до трассы не так уж и далеко, – поднимает голову и смотрит пристально.

– На часах ещё полдень, ты думаешь реально к вечеру до трассы дойти?

– Не знаю. Врать не буду и обнадёживать тоже. Если захочешь вернуться, значит, вернёмся.

– А ты как сам считаешь? – спрашиваю его и слежу за лицом. Я хочу знать его мнение, интуиция подсказывает, что Добрыне можно доверять. Он ни разу не впал в истерику, рассуждает довольно логично, таким и должен быть лидер. И если он сейчас скажет, что надо идти дальше, я даже спорить не буду. Хотя оказаться ночью в лесу страшно. В машине нас, хотя бы металл от ветра защищал. А здесь…

– Я бы не останавливался. Мне кажется, осталось немного. Даже если до вечера не дойдём, то завтра точно связь поймаем.

– Главное только, чтобы батарея продержалась, – мрачно замечаю я.

– Выключи телефон. Вечером включишь и проверим появится связь или нет.

В его словах есть логика.

– Кстати, а где твой?

Добрыня достаёт из верхнего кармана куртки брендовый смартфон. Я его заметила ещё на автовокзале.

– Мой уже давно сдох. Батарея у них ни к чёрту.

– Жаль.

Горечь в груди расползается чёрным пятном. Стараюсь не думать о плохом. Но тревога уже начинает давить на нервы. И с каждой минутой всё сильнее.

– Ну что? Полегче стало? – Добрыня надевает ботинок на ногу. И я с сожалением ёжусь. В его руках было спокойнее и теплее.

Окажись на его месте Артём, он бы мне уже все нервы вытрепал. Он всегда был паникёром ещё больше чем я. Поэтому чаще всего я принимала роль успокаивающего и ободряющего. Добрыня же ведёт себя как настоящий мужчина. Хотя почему как? Он и есть мужчина, сильный, волевой. Просто я уже забыла, когда встречала таких. Недаром говорят, что человек познаётся в беде. И пока я размышляю о нём и его мужском поведении, Добрыня заново впрягается в импровизированные сани и тащит меня вперёд.

Движемся медленно, с остановками. Без меня ему намного проще было бы идти, чувствую себя обузой. И чтобы хоть немного принести пользу, набираю в бутылку снег, а её грею телом. Всё-таки пить из бутылки куда приятнее, чем жевать снег. Ещё на раз просматриваю свою сумку. И к огромной радости нахожу батончик. Маленький, но блин я рада и ему. Жду следующей остановки, чтобы поделиться с Добрыней. Он-то вообще устал, столько сегодня сил потратил.

Сумерки наступают как-то внезапно. Стоит только солнцу скрыться за верхушками деревьев, как сразу становится темно.

– Может, привал? – окликаю Добрыню.

Он, не останавливаясь, оборачивается.

– Думаю, ещё надо немного пройти.

– Ты устал. И так весь день идёшь.

– Чем больше пройдём, тем быстрее дома окажемся, – следует ответ.

Проходит ещё час, когда Добрыня всё-таки останавливается, подходит ко мне. Я протягиваю ему бутылку.

– Наколдовала, что ли? – усмехается он и жадно припадает к бутылке.

– У меня ещё батончик есть. Будешь?

Но вместо ответа молчание, смотрю на Добрыню. Он вглядывается в даль. Тоже смотрю туда же. В темноте среди стволов деревьев виднеется что-то большое и тёмное.

– что это? – спрашиваю его, от страха горло перехватывает.

– Не знаю. Но похоже на сарай какой-то. Надо проверить, – понизив голос, отвечает Добрыня.

– Ты уверен?

– Нет. Но проверить надо. Если сарай, то там и заночуем.

Глава 10. Я первая дежурю.

Когда подходим ближе, чёрная квадратная тень превращается в заброшенную сараюшку. Уж не знаю, что здесь она делает, но очень даже кстати сейчас. Хоть ночевать не под открытым небом. И то радует.

– Лежи здесь, я пойду проверю, – шепчет Добрыня.

Я напряжённо слежу за его широкой спиной, как она удаляется, а потом исчезает в чернеющем отверстии.

Жутко становится. Ещё и ветер в верхушках деревьев завывает. Шорохи доносятся из леса. Сразу все мистические истории, которые я слышала в детстве, вспоминаются. И про банника, и про ведьм, одно успокаивает: зимой они вряд ли в лес попрутся.

Секунды отсчитываются тягуче медленно, а Добрыня так и не появляется. Если с ним, что случится я ведь и спасти не смогу, даже абсолютно здоровой, только ногу его поднять смогу, а двинуть с места вряд ли.

Кажется, проходит целая вечность, когда наконец в чёрном проёме появляется его силуэт.

– Ну что? – не выдерживаю и спрашиваю.

– Место есть, пол правда прогнил в середине, но если далеко не проходить, то можно устроиться.

На подготовку к ночлегу Добрыня готовится основательно, заносит дверь от газельки внутрь, ночевать, очевидно, придётся на ней, чтобы на заснеженном полу не спать. Разводит костёр там, где пола доски уже окончательно сгнили, выламывает остатки от пола, чтобы в костёр подкидывать. Потом припирает дверь поленом. Вскидываю на него глаза. Жутковато становится от этого жеста, как будто в этой глуши нас кто-то может преследовать.

– Хищники, – отвечает на мой немой вопрос.

– Ты видел кого-то? – громкость голоса мгновенно снижается до минимума.

– Нет, но осторожность не помешает.

– Ну да,– соглашаюсь я, немного успокоившись.

Сижу на двери, протягиваю руки к огню и как же приятно, оказывается, чувствовать тепло. Я почти в норме. Ещё бы кусочек мяса или хлеба перехватить и вообще можно было бы не жаловаться. В желудке пусто, и от этой пустоты даже слегка подташнивает.