Если бы не ты (СИ) - Ви Чарли
– А сколько ждать? День? Два? Неделю? Ты уверена, что они до нас доберутся раньше, чем мы околеем здесь, примерзая жопами к металлу?
– Ну нет, лучше же переться в неизвестном направлении. Это, вообще-то, тайга. Ты знаешь, сколько людей потерялись в этих лесах? мой дядька так за ягодами пошёл и потерялся, месяц блуждал, питался ягодами и вышел через двести километров от своей деревни. И это хорошо ещё, что осень была. А сейчас, если ты не заметил зима. Надо держаться хоть какого-то убежища. Нас всё равно будут искать, – с жаром возражаю, но в ответ вижу кривую усмешку.
Он реально меня бесит. Как можно не знать элементарных вещей? Я ещё со школы помню правила поведения в экстренных ситуациях. Да и сама, сколько уже прожила здесь. А он? Что он вообще знает о лесе, тем более зимнем?
– Слушай, Алесь. Оттого, что мы сейчас здесь стоим и ругаемся, лучше нам не станет. Поэтому я предлагаю тебе дать осмотреть твою ногу. Если она действительно сломана, я понесу тебя на себе. Но здесь я тебя не брошу. ДАже не думай. А проверить, ловит ли связь где-то поблизости, всё-таки надо. Ты не думала, что может через сто метров уже связь будет?
– Не будет здесь никакой связи, ни через сто, ни через пятьсот метров. На этом участке дороги всегда так было, – не хочу сдаваться. Но если честно нога уже затекла, а другая ноет ужасно. Хочется уже, наконец, сесть и отдохнуть.
– Мы далеко не пойдём, – примирительным тоном уговаривает Добрыня. Из-за этого чувствую себя сейчас неразумным ребёнком.
– вот только не надо со мной вот так разговаривать, – бурчу в ответ.
– Что тебя опять не устраивает? Прекращай уже и иди сюда.
Снова протягивает мне руки. Со тяжёлым вздохом хватаюсь за его руки. И тут же оказываюсь в его крепких объятиях. Вскрикиваю.
– Не бойся, не уроню.
Глава 8. В путь
Добрыня стелет на снег войлочное одеяло в зелёную клетку, неизвестно откуда взявшееся. Наверно в кабине где-то было, на нём жёлтые масляные пятна, но сейчас это не важно. Важнее не отморозить себе пятую точку.
Усаживаюсь сверху, расстёгиваю джинсы, а вот стянуть их с себя не могу. Чтобы приподняться, надо на ногу опереться, а она жесть, как болит.
– Помоги, – жалобно прошу Добрыню, и он приподнимает меня словно куклу, пока я снимаю джинсы с бёдер.
На бедре в нескольких местах фиолетовые гематомы, причём с обеих сторон. Неудивительно, как нас мотало по салону, то могло быть и хуже. А вот голень на правой ноге отекла.
– Здесь или перелом, или трещина, – сообщает Добрыня со знанием дела, ощупывая мою ногу. Я морщусь, но терплю.
– В любом случае надо шину наложить. И желательно ногу не беспокоить.
– А ты медик? – спрашиваю его, чувствую, как панику подкатывает к желудку. Внутри всё скручивает от страха.
Если неправильно срастётся, кость заново ломать придётся. И ладно, если так. А вдруг вообще без ноги останусь.
– Нет. Не медик, но представление имею, – отзывается Добрыня и смотрит на меня. – Так. Это что такое?
Не знаю, что там у меня на лице написано, что он обнимает меня и начинает успокаивать.
– Всё будет хорошо. Поняла? Мы здесь ненадолго. Если надо будет, на себе потащу. Я тебя не брошу. Слышишь?
Киваю, понимаю, что он не видит.
–Да. Поняла, – и всё равно в носу щиплет от подступающих слёз. А ещё потому, что он гладит меня по волосам, как когда-то делала мама. И от этого ещё больше реветь хочется. Но нельзя.
Нельзя Алеся! Слышишь? – уговариваю себя. – Слезами горю не поможешь. Надо быть сильной. Нечего себя жалеть, а то совсем расклеилась.
Упираюсь в грудь Добрыни ладонями.
– Всё хорошо. Уже всё нормально. Мне бы одеться, а то ноги замёрзли.
– Блин, точно, – Добрыня бросает на мои ноги короткий взгляд, и мне становится неловко.
Расселась перед незнакомым мужчиной в нижнем белье. У меня точно с головой не всё в порядке.
Добрыня же снова приподнимает меня и помогает надеть джинсы обратно. Ещё около получаса у него уходит на то, чтобы зафиксировать мою ногу между двух палок.
Без движения холод начинает пробираться под куртку, тру ладошки, дую на них, и внутрь куртки, чтобы хоть немного согреться.
Не представляю, как я пойду с ним. Прыгать на одной ноге совсем не вариант, даже если Добрыня будет меня поддерживать. Вот если бы санки были.
А сам Добрыня ходит вокруг газельки. Молчит, только подбородок потирает.
Есть хочется и пить. И нога болит. Я даже не знаю, что хуже боль в ноге или в желудке от голода. Зачерпываю ладошкой снег, катаю небольшой снежок.
Снег здесь белый-белый, чистый, наисвежайший. Надкусываю свой снежок, представляя себе, что это мороженое.
Неожиданно, с другой стороны газельки доносится скрип. Потом удар. Ещё удар. Я пытаюсь наклониться, выглянуть, чтобы посмотреть, что там происходит, но всё равно ничего не видно.
Приходится встать на колено и осторожно ползти, чтобы не повредить ногу.
Выглядываю из-за машины, и передо мной открывается странная картина. Добрыня стоит рядом с кабиной и со всей силы давит на дверь.
– Что ты делаешь? – спрашиваю его.
– Дверь ломаю, – отвечает он, на секунду замирает и с новой силой начинает выламывать дверь.
– А зачем?
– Тебя посажу и буду везти, – раздаётся треск и дверь подаётся.
О, а это неплохая идея, странно, что я даже не подумала об этом. Только тогда верёвка нужна. А где её взять?
Пока Добрыня доламывает дверь, я решаю порыться в салоне, чтобы осмотреть вещи и что вообще у нас ещё есть.
Двигаться приходится медленно, но это лучше, чем сидеть без движения. Колени только быстро устают.
Вода в бутылке полностью замёрзла, чего и следовало ожидать. Благо снега полно, хотя бы от жажды не умрём. А вот из еды вообще ничего. Только крошки от булочки остались.
Я всегда в дорогу с собой бутерброды делала, колбасу брала и огурцы. Первый раз поехала без еды, и вот именно в этот раз бутерброды бы сейчас очень пригодились.
Итого у нас есть бутылка с замёрзшей водой, одеяло, коробок спичек, книжка сканвордов (пригодится когда костёр будем разжигать), и пара отвёрток. Вот и всё. Негусто. Закидываю всё в свою сумку, кроме одеяла, его я на дверь постелю.
И верёвки нет. Может в кабине у водителя ещё посмотреть, но дотуда я не дотянусь. Это только Добрыню просить.
Он как раз подтаскивает дверь ко мне и предлагает испробовать новый вид транспорта.
– Ну попробуй, – кивает на дверь.
Я забираюсь на неё.
– Вполне сойдёт. Только как тащить будешь? – спрашиваю его.
– Я там в кабине под креслом трос буксировочный нашёл. Его перекину и нормально будет.
Так и делаем. Добрыня впрягается словно лошадь в сани и тянет за собой. Металлическая дверь скользит легко. И солнышко так здорово светит, даже немного припекает, прогоняя холод.
– Добрынь, только давай, как договаривались, недалеко будем отходить. Хорошо?
– Хорошо, – откликается мой послушный конь.
Даже хихикаю про себя. Хотя сейчас совсем не до смеха, но это скорее что-то истерическое. Эмоций слишком много и их как-то надо выпустить, иначе они прорываются либо слезами, либо неуместным смехом.
– Ты телефон-то достала? – спрашивает Добрыня.
Точно, телефон. Достаю его из кармана, снимаю блокировку, чтобы смотреть, появилась ли сеть или нет. На экране всё так же глухо, сеть отсутствует. А к тревоге добавляется ещё одна, у меня всего двадцать процентов заряда осталось. Я ведь даже зарядить телефон не подумала перед отъездом. Ещё и в игры играла, когда ехали.
Остаётся надеяться на удачу. Может, кто-то из нас всё-таки в рубашке родился, и мы сейчас сеть поймаем.
Газелька остаётся позади, уменьшается в размерах всё больше, от неё широкой полосой виднеется след от двери.
А связи всё так и нет.
Глава 9. Идём дальше
– Ну что? Алесь? – спрашивает Добрыня, подходя ближе. От него словно от паровоза пар валит. Устал бедняга. Мне даже неловко, что из-за меня ему напрягаться приходиться.