Правило Шестьдесят на Сорок (ЛП) - Уайлд Элли К.

— На днях я разбирала его вещи и нашла в ящике коробочку от «Тиффани⁸». Коробочку от «Тиффани»!

— Замечательно, — отвечает кто-то другим, сухим и безразличным тоном.

Я понимаю, что и ему, как и мне, этот банкир с драгоценностями глубоко безразличен.

Но блондинка не унимается.

— Ты все еще одинока, да? Долго будешь искать вторую половинку?

Вопрос звучит как удар хлыстом.

Его резкость заставляет вздрогнуть. И ответ, вырвавшийся из бездны молчания, все меняет:

— Не беспокойся обо мне.

Черт. Черт.

Этот голос я узнаю среди миллионов. Его последние слова звучат в голове три года, всплывая всякий раз, когда нужно развеяться или когда тоска по дому становится невыносимой. Они ударяют в солнечное сплетение с такой силой, что я едва не сгибаюсь, но удерживаюсь, не желая выглядеть жалким.

Потому что это была она.

Их разговор продолжается, не замечая бури, разразившейся внутри меня за тонкой стеной. Последний раз я видел ее в глубоких тенях коридора на открытии «Ниволи». Тогда она стремительно направилась к нам, ко мне и инвестору — тому мерзавцу, о сделке с которым я жалел каждую минуту, — и обрушила град ледяных слов, оставив после себя ощущение абсолютной, сокрушительной силы.

После того, как он ушел, я ощутил дикое желание прикоснуться к ней, почувствовать кожу, прижать к стене и сделать то, что нам никогда не следовало бы делать в зале, полном незнакомцев. Но, разумеется, я ничего не сделал. Она исчезла, словно читая мысли. Как будто боялась, что, задержись еще на мгновение, все эти запретные желания материализуются в реальность.

Образ Джуди Холланд преследует меня уже три года. И вот она здесь. Здесь. Почему, черт возьми?

— Тебе почти тридцать, да? — спрашивает ее блондинка, чье имя вылетело у меня из головы.

Сердце колотится, готовое вырваться из груди.

— Тебе какое дело? — отвечает Джуди с едва заметным раздражением.

Соберись, напоминаю я себе. Черт, соберись.

— Я просто беспокоюсь о тебе. Ты тратишь время, словно его целая вечность, — продолжает блондинка, тон приобретает высокомерные нотки.

Выйди и сделай свою работу. Сейчас же.

Я грубо распахиваю дверь, врываясь в зал.

— Как бы ни была увлекательна эта беседа, — громко говорю я, — разве не пора перейти к чему-то более продуктивному?

Она резко оборачивается, и я оказываюсь лицом к лицу с Джуди.

Вернее, не совсем лицом к лицу — я примерно на тридцать сантиметров выше. Но она выглядит точно так же, как в памяти. Миндалевидные карие глаза, полные выразительности, которые всегда выдавали ее эмоции во время последней совместной работы. Темно-шоколадные волосы до талии, густые и прямые, заправленные за ухо. На ухе — маленькие сережки, которых, кажется, не было три года назад. Выглядит чертовски привлекательно. Я заставляю себя смотреть ей в лицо, подавляя искушение изучить фигуру, не желая знать, сохранился ли тот изгиб талии, что врезался в память.

— Привет, я Джуди, — говорит она с искренней улыбкой, приближаясь ко мне. — Я работала над запуском «Ниволи». Ты, наверное, меня не помнишь.

В этот момент хочется рассмеяться, но я слишком занят, пытаясь понять, что происходит — это сон или кошмар.

Она протягивает руку, а я смотрю на нее, как полный идиот, не делая попытки пожать. Я не уверен, что смогу прикоснуться к ней, не испытав при этом сердечного приступа.

— Где Валерия? — спрашиваю я, звуча глупо.

Я ее обидел. Она прячет руку в карман, и я чувствую, как краска заливает шею. Теперь сомнений нет: все, что обо мне говорят, правда — я просто мудак.

— Я здесь, я здесь! — словно по волшебству появляется Валерия. — Извините за опоздание. Застряла на переезде. Тео, помнишь Джуди? Рада сообщить, что она заменит меня. Проект будет в надежных руках.

И тут я понимаю: я попал в настоящий кошмар.

— С нетерпением жду нашей совместной работы, — говорит Джуди, уверенность возвращается к ней после слов Валерии.

Скажи что-нибудь. Черт, скажи хоть что-то!

Но слова застревают в горле — я словно окаменел. Стою, уставившись на нее, как на призрака. Она снова улыбается, улыбка становится шире, носик слегка приподнимается, и это выглядит так чертовски мило, что сердце сжимается в болезненном комок.

Скажи что-нибудь. Черт. Что угодно.

Наконец, собравшись с силами, я киваю в сторону Валерии.

— Давайте начнем.

Отлично. Замечательный старт.

Следующие двадцать минут я вожу их по залу с голыми гипсокартонными стенами, показываю кухню, провожаю обратно и через широкий арочный проем в обеденный зал, стараясь говорить как можно меньше. Кажется, я вот-вот надену берет и начну все это пантомимировать.

Основную часть разговора ведет Валерия, объясняя Джуди и блондинке (Карли, как я выяснил) задумку индустриального стиля. Они высказывают идеи, обсуждают размеры, выглядывают в окна, любуясь рекой.

Я бы соврал, сказав, что не представлял, как будет выглядеть встреча с Джуди после столь долгого перерыва. Но ни один из безумных сценариев не включал в себя ситуацию, когда ее голос, доносящийся словно из эфира, лишает меня дара речи. Вернувшись, я твердо решил случайно столкнуться с ней, проверить, не создал ли в своем воображении ложного кумира после последней встречи. Я никогда не предполагал, что она найдет меня первой и заставит язык полностью отказаться от службы.

Теперь она стоит посреди обеденного зала, неподвижная. Но голова медленно поворачивается, изучая пространство, замечая невидимое, погрузившись в какое-то полудремотное состояние.

Возможно, она так же безумна, как и я.

Я приближаюсь к ней, напрягая все силы, чтобы произнести хотя бы фразу, прежде чем она уйдет, и я буду вечно себя ненавидеть. Но невидимая преграда останавливает меня, едва я оказываюсь рядом. Черт, как же чудесно она пахнет! Что это? Мандарин и лайм? Шампунь или что-то еще…

Она бросает на меня взгляд, ожидая, что я заговорю. Но я молчу, и ее лицо немного теряет выражение. Она откашливается.

— Слушай, — мягко говорит она, и, собравшись с духом, я заставляю себя встретиться с ней взглядом. Черт, тело меня изводит: во рту пересохло. — Я знаю, что прошло много времени, но хочу извиниться за последнюю встречу. Я просто… не смогла проигнорировать то, что тот человек говорил о «Ниволи» и о тебе. Я хотела что-то сказать, но перегнула палку. Уверяю, такого больше не повторится. Думаю, мы отлично поработаем вместе над этим проектом.

А я уверен, что рассыплюсь в прах, если проведу рядом с тобой еще хоть секунду.

Она умоляюще смотрит на меня. При таком взгляде я бы прыгнул с моста, если бы она попросила.

Поэтому я пытаюсь. Рот открывается, готовый наконец заговорить, но прежде чем успеваю что-то сказать, Валерия зовет ее, указывая на окна.

* * *

Несколько минут я смотрю на электронное письмо, не в силах уловить смысл ни одного слова. Пальцы невольно тянутся к другому сообщению, в надежде на прояснение, но вместо ясных фраз я натыкаюсь на бессвязный поток слов, не складывающихся в осмысленное целое. Мозг застыл в немом хаосе, неспособный переварить даже простую фразу: «Привет, Тео».

Ты смешная, бормочу себе под нос, с глухим щелчком закрывая ноутбук. Что бы мне такого сделать, чтобы отвлечься от нее?

Я нахожусь в огромной квартире, которую, казалось бы, ни один холостяк не заслуживает. Сегодня здесь особенно холодно и сыро, или, может быть, просто холоднее обычного. Я думаю о том, чтобы уменьшить обдув кондиционера, но вместо этого с усилием поднимаюсь с низкого дивана, бросаю полено в камин и разжигаю огонь.

Разводить камин в разгар лета — чистейшее безумие, но я делаю это ради тепла, привычки, уходящей корнями в детство. С тех пор, как мы с мамой и Пенни дополняли работу слабых радиаторов в старом доме холодными зимними вечерами. Запах горящей древесины занимает почетное место среди моих любимых ароматов, после запаха блинчиков с маслом и влажной весенней травы.