Кристина Щукинская - Лабиринты
Вера засмеялась совсем не старческим дребезжащим смехом. Легко, игриво, мелодично.
- Вы давно в курсе? - тихо спросила Ксения, понимая - сейчас внутри ее обжигает стыд.
- С самого начала. Андрей воодушевленно рассказывал о девушке, которую на могиле отца встретил. Не чокнутая поклонница, а вполне милая, спокойная, горюющая по-настоящему. Костя пару раз обмолвился о том, что Анька в пролете, у Вадима зазноба есть, с которой "всё серьезно". Сам он ко мне приходил, размышлениями делился. Имен не называл. Ничего конкретного, но было видно - есть та, кем я не стала.
Взгляды женщин пересеклись. Ксения судорожно всхлипнула, замотала головой. Как можно поверить в то, о чем запрещала думать себе и тогда, и последующие годы? Вадим четко дал понять - между ними лишь "секс". Странное слово, для человека из той страны, означающее нечто порочное, пагубное, нехорошее априори. А теперь ей утверждают обратное. Рушат все установки, барьеры. Убирают стены, коими она оградила себя много-много лет назад.
- Не веришь мне? Зря. Я сумела тебя вычислить. Андрюшка... Он видел то, что хотел.
- Я, я... Вера Петровна, я не заслуживаю... Вы зря так со мной, - сквозь слезы прошептала Ксения. - Простите...
- Это что за новости? Ты мне дочь, хоть мы с тобой в одном клубе имени Метлицкого состоим. Сестры то ли по счастью, то ли по беде. Честно скажи: хорошо с ним было?
Ничего не оставалось, как лишь кивнуть головой, сглатывая соленые слезы. По-другому выразить отношение к Вадиму было просто невозможно. Столько слов крутились, столько хотелось сказать, но слезы, приглушенные рыдания мешали.
- То-то! Не знаю, каков Вадим был в последние годы. Мне он еще зеленым, но ретивым достался. Всё на руках носил, стихи читал, охмурял знатно. Да и в быту можно было на него положиться. Я увидела, что мы ему мешаем, когда время пришло. Решила отпустить. Я о разводе ему сказала. Не он от меня удрал, как принято считать. Слышишь? Я его опустила. Прошло чувство первое. Пора была искать что-то новое. Взрослое. Без иллюзий. Единственное, на чем Вадим настоял - никакого официального брака до совершеннолетия Андрея. Отец он один. Никаких мужиков, двойственности, отчимов. И хоть с нами не жил, но помогал так, как у других баб с мужьями не было. Я не особо стремилась снова замуж. Хотя были ухажеры. Романы случались, даже с актерами. Я тогда на "Мосфильме" считалась одной из лучших помощниц по подбору кадров. Мужики через меня хотели роль получить. Помотала я им нервы, Ксюха! Развлечение то еще было.
Ксения недоуменно смотрела на мать Андрея. Не видела еще ее такой. Даже тогда, в советское время, когда она впервые перешагнула порог ее квартиры, где стены были увешаны портретами Метлицкого. Это был его храм. Место, где память о нем хранилась в первозданном виде без утайки, купюр, без "эффекта ореола". Еще тогда, будучи молодой девушкой, она уже хотела поговорить по душам, максимально откровенно с первой женой Вадима. Сказать, что понимает ее, в надежде на взаимность. И не смогла... Задушила порывы, поддалась страхам... А теперь всё оказалось зря. Хрупкий хрусталь иллюзий лопнул, больно поранил осколками, оставил незаживающие рубцы на сердце.
- Хорош реветь. Я вот что подумала. Негоже тебе в таком виде по телевизору мелькать. Чтобы ты не сказала, всё равно будет выглядеть оправданием. Да еще не сдержишься. Майку за патлы оттаскаешь.
Телеведущая хмыкнула, пытаясь утереть слезы тыльной стороной ладони. Представилась картина: она и госпожа Самохина в прямом эфире затеяли настоящую свару, до которой далеко базарным торговкам. Рейтинги взлетят до фантастических отметок. Нет уж, такой радости телезрителям она не доставит. Не потеряет себя. Не ринется в вульгарную драку, хотя, ой, как хочется!
- Ксюша, теперь надо думать, как выпутываться будем. Наши проблемы могут стать всеобщими. Я знаю, каково это. Через развод проходила. А в те годы это считалось первым грехом из множества надуманных. Сколько грязи выслушала, отбивалась, как могла. - Вера вздохнула. Выпалила: - На эту чертову программу пойду я. Не спорь! У меня с Анькой давние счеты. Еще со дня похорон. И книжку ее поганую пора разнести в пух и прах, так сказать, официально. Устрой мне проход на съемки. Как-нибудь договорись, чтобы я в массовке оказалась. А там дальше - дело техники. Потребую микрофон и выдам на-гора им всё. Пусть сами в помоях утонут!
Глядя на довольную Веру Петровну, Ксения и не вздумала возражать. Только на душе защемило от тоски по былому. Как никогда, сидящая перед ней женщина напоминала другую - любимую бабушку, не боящуюся преград, испытаний, кривотолков за спиной.
- Поспи, приди в себя. Всё образуется, Ксень. Мы все с тобой.
Свекровь грациозно поднялась с кресла, не спеша покинула комнату, оставив женщину в одиночестве посреди золотистых сумерек, меркнущих с последним лучом заходящего солнца. Спальня погрузилась в темноту. Свет включать абсолютно не хотелось. Наконец-то, ночь не пугала. По углам не мерещились призраки прошлого. Душа словно сбросила железные оковы, держащие ее столько лет в темнице страха. Сон мерно забирал в свои объятия...
***
Парой слов капелькой нежности
Я тебя, я тебя...
Одного до бесконечности
Как огня, как огня...
Пальцы нежно скользят по обнаженному плечу, ласкают кожу, дарят трепет. Губы касаются прикрытых век. Ее голова покоится на груди мужчины. Он сильный, настоящий, теплый, живой.
Нет и не было той давней грозы в городе, молний, рвущих фиолетовыми всполохами темные небеса. Облака не клубились в выси. Ее душа не разрывалась на части от невыносимой боли. Она не видела, как танцуют на ветру веточки ив, не сидела на скамейке с безучастным видом. Не ощущала косых струй дождя. Не шла в обнимку с молодым парнем по обители мертвых. За ними не следили осенние звезды и ангелы с надгробий. Она еще не знает, что это ЕГО сын.
Снова прикосновение - легкое, бережное, дразнящее. Сердце бьется учащенно, дыхание прерывается. Его объятия. Ощущения сильного тела. Покой окутывает пеленой. Истома накрывает волной. Каждая клеточка тела сейчас нежится в его объятиях.
- Мне так с тобой хорошо. Я чувствую себя в безопасности, - ее голос тих, покорен, нежен.
