Рон Фауст - Когда она была плохой
Глава пятидесятая
Шанталь сидела в кокпите, когда я возвратился на яхту. Теперь браунинг был в ее распоряжении. Габриэль варила кофе. Клетка с Блаем висела на прежнем месте.
Я сел напротив Шанталь.
— Хорошо спала?
— Мертвым сном. Который час?
Я взглянул на циферблат своих часов.
— Всего лишь двадцать минут одиннадцатого.
— Что нашел на острове?
— Ничего.
— А что ожидал найти?
— Ничего.
— Стало быть, твои ожидания оправдались.
— Да, уже в который раз.
— Удивительно, как мы с тобой, хоть и не всегда, умеем ладить.
— Действительно.
— Но тебе чего-то недостает.
— Мне недостает твоей криминальной натуры, Шанталь, вот и все.
— Ты думаешь о предстоящей ночи? Если что-то случится?
— У нас есть «браунинг». Обойма в пистолете, запасная обойма и несколько отдельных патронов, а еще подводные ружья, но я сомневаюсь, что от них будет прок. Я изготовлю коктейль Молотова — бутылки с горючей смесью. Пара взрывов может решить дело, если они подойдут близко.
— Габриэль что-то говорила о прожекторе.
— Правильно. У меня есть чертовски мощный прожектор. Я не знаю, какая у него сила света в свечах, но светит он как дьявол. Он может быть полезным на оживленных морских путях — будет светить в небо, и танкеры и грузовозы поймут, что кто-то терпит бедствие. Да и пиратов можно ослепить на расстоянии двухсот ярдов.
— Но мы ведь не будем использовать его на таком расстоянии?
— Нет. Мы дадим им подойти. Но не слишком близко.
— Хорошо. Мне нравится эта идея. Давай вытащим прожектор на палубу, после того как попьем кофе.
— Я хорошо стреляю из пистолета, — сказал я. — Я считаю, что он должен быть у меня, а ты будешь управлять прожектором.
— Ты так думаешь? А я полагаю, что прожектор мы доверим Габриэль.
Из каюты донесся смех Габриэль:
— Габриэль так не считает. Габриэль говорит «нет».
— Габриэль, — крикнула Шанталь, — когда в конце концов будет кофе?
— Я опрокинула кофейник, — откликнулась Габриэль. — Сейчас варю снова.
— Господи! Судя по тому, какая она растяпа, она вполне может быть твоей дочерью, Старк.
После кофе я спустился в кают-компанию и прошел в переднюю каюту. Прожектор и батарея находились в рундуке под койкой. Я открыл люк. Шанталь стояла на палубе.
— Тяжелый? — спросила она.
— Батарея довольно тяжелая. Но терпимо.
Ее лицо виднелось в проеме люка. Я передал ей прожектор и пятьдесят футов изолированного шнура. Шанталь на момент отодвинулась от люка, но тут же вернулась на прежнее место. Батарея была не то чтобы слишком тяжелая — просто у меня не было рычага, и было очень неудобно толкать ее вверх, в проем люка. Шанталь не спешила принять батарею. Мои руки стали дрожать от напряжения.
— Шанталь, ну что же ты? — сказал я.
И в следующий момент я почувствовал, как что-то холодное коснулось моего левого запястья, затем раздался щелчок; то же самое повторилось с моим правым запястьем. Я услышал смех Шанталь.
— Да освободи ты меня по крайней мере от этой чертовой батареи! — сказал я.
Шанталь, продолжая смеяться, приподняла батарею и откатила ее в сторону.
Я стал на койку и просунул голову и плечи в люк. Я был в наручниках. От цепочки наручников шла тяжелая цепь, другой конец которой был прикреплен к бортовому лееру. В первый момент я не столько испугался, сколько испытал чувство унижения и стыда. Было ли это простой шуткой? Стоя надо мной, на таком расстоянии, что я не мог до нее дотянуться, Шанталь продолжала смеяться. Если человек так весело и непринужденно смеется, должно быть, он не собирается строить козни. Подошла Габриэль и, увидев меня в наручниках, тоже стала смеяться.
— Очень остроумно, — сказал я.
— Я целый день размышляла, как мне надеть на тебя эти наручники.
— Хорошо, а теперь сними их.
— Нет.
— Ну так хотя бы ослабь их. Они слишком тесные.
Она снова рассмеялась.
— Знаешь, Дэн, я хранила эти наручники много лет и даже не надеялась, что когда-нибудь мне так повезет и я надену их на тебя. Ты помнишь эти наручники, Дэн? Помнишь Аспен и что ты сделал со мной, когда я была в них?
Габриэль смотрела на меня и улыбалась.
Мною вдруг овладело какое-то дурацкое веселье.
— То, что я сделал, тебе самой до чертиков хотелось.
Шанталь наклонилась и быстро ударила меня по лицу. Она быстро отскочила, и мне не удалось схватить ее за запястье или за щиколотку.
Шанталь и Габриэль ушли на корму. Я слышал их препирательства. Габриэль недоумевала, сердилась и требовала, чтобы Шанталь освободила меня. Это уже не смешно. Зачем ты это делаешь? Я не понимаю. Мне это не нравится. Дай мне немедленно ключ от наручников. Но Шанталь не утруждала себя какими бы то ни было объяснениями. Она просто сказала, чтобы Габриэль заткнулась. «Тебя это не касается. Это между нами старые счеты. Это имеет отношение к прошлому и к будущему. И замолчи».
Шанталь включила топовый огонь, красные и зеленые ходовые огни и свет в кают-компании. (Что она делает? А если появятся пираты?)
Длина цепи позволила мне выбраться на палубу. Я сел, прижавшись спиной к борту. Наручники были страшно тесные — у меня стали неметь пальцы.
Казалось, что мы были заключены в какой-то шар из света. Было такое впечатление, что окружающая темнота приобрела материальность и силу и давила на нас, словно пласт воды. В свете проносились комары и москиты. Красные и зеленые ходовые огни, казалось, горели в черных глубинах воды.
Габриэль продолжала протестовать. Она была растерянной и не на шутку сердитой. Почему? Почему?
Меня обрадовало, что Габриэль непричастна к случившемуся. Ее просто использовали вслепую. Она вряд ли способна помочь мне в ближайшие часы, но по крайней мере не будет против меня. Внезапно вдали три раза подряд зажегся свет фонарика. Шанталь в ответ просигналила огнями яхты. После этого послышалось тарахтенье старого двигателя. Похоже, того самого, что и днем, когда лагуну навестили двое чернокожих.
Шанталь и Габриэль сосредоточили все внимание на приближающемся судне. Руки мои основательно затекли, но мне удалось извлечь из кармана ракетницу и поместить ее между ног.
Через некоторое время двигатель заглох, и в круге света появилось судно — то самое, с теми же чернокожими парнями, один из которых находился на носу, а второй — у румпеля. Между ними сидел Майкл Крюгер. Я не сразу узнал его. Он здорово постарел с того времени, как я в последний раз видел его в Пуэрто-Валларте. Крюгер был похож на человека, который лишь недавно перенес длительную и серьезную болезнь и еще не вполне поправился. Он был страшно худ; волосы совершенно седые; глаза ввалились. Наши взгляды встретились, и его рот растянулся в зловещей хищной ухмылке.
