Шипы в сердце. Том первый (СИ) - Субботина Айя

И, возможно, я наконец перестану чувствовать, что все держится на моих собственных костях.

Мой телефон мигает. Я мельком смотрю на экран — уведомлений нет. Я же писал ей вчера. Вроде не поздно. Ответа — нет.

Ладно.

В комнате пахнет кофе, но пить его уже невозможно. Горький до одури, как будто вместо воды добавили спирт. Один из юристов шепчет в ухо, что голландская сторона готова уступить, если мы откажемся от пени за просрочку. Я беру планшет, пролистываю документ. Переписываю абзац. Протягиваю обратно.

— Вот. Или так — или сделка рассыпается. Я пообещал своей четырехлетней дочери прочитать сегодня сказку на ночь — а я не нарушаю свои обещания.

Намек на то, что я собираюсь свалить и оставить их без своих ста миллионов действует магически. Через час мы жмем руки, и я отхожу в сторону, снимая пиджак и наконец позволяя себе сесть на подоконник.

Черт, как же я вымотан.

На экране — по-прежнему ничего.

Разблокирую телефон, открываю диалог. Последнее сообщение — мое.

Она не ответила.

Наверное, я заслужил.

Да, я мог бы написать раньше. Ответить быстрее. Я мог бы не выглядеть как ублюдок, которому на нее наплевать. Но когда одновременно тянешь на себе контракт, команду, сроки, суммы, точки на карте и мой «золотой транзитный проект», в голове не остается места для того, чтобы чувствовать.

Но я скучаю по ней.

Не как идиот с букетом. Не как по воспоминаниям о теле. А как по чему-то… живому и дикому. Выворачивающему меня наизнанку. Даже если я не сразу понимаю, что именно меня бесит — ее молчание или понимание, что именно оно меня и бесит.

Я печатаю: «Ты обиделась? Я правда не хотел, чтобы ты это так восприняла. У меня здесь ад, Крис. Но сегодня все закрылось, прилетаю в семь, но вечер обещал дочери. Хочешь — давай куда-нибудь сходим завтра. Выбирай куда»

Отправляю.

И убираю телефон.

Взлет по графику — мягкий, как по маслу. Я откидываюсь в кресле, срываю галстук и впервые за сутки позволяю себе закрыть глаза.

В салоне тихо. Только легкий гул турбин, и голос бортпроводницы, спрашивающей, принести ли кофе. Я отказываюсь. Мне не нужно больше кофе. Мне нужно сорок минут тишины. И, возможно, сон — хотя бы по верхам, чтобы не ощущать собственного тела.

Пытаюсь не думать. О сделке — больше не нужно, она закрыта. О планах на следующую неделю — рано. О Барби… тоже не нужно, но она все равно возникает. Вскользь. Как остаточное послевкусие — капризное и злое, застрявшее ко мне своим молчанием даже сильнее, чем теми пошлыми фотографиями, которыми она так любит меня дразнить.

Мне все-таки удается задремать и проснуться за полчаса до посадки. Умываюсь, переодеваюсь. Собран, спокоен, по-деловому холоден. Крис не писала. Уже почти сутки. Приземляемся в восемнадцать двадцать. Обычно я люблю рулить сам, потому что люблю, но сегодня даже на это нет сил. Поэтому меня встречает водитель.

После секундного колебания, спрашиваю Игоря, отвез ли он уже Кристину домой. Сегодня пятница, до шести в офисе сижу только я и еще парочка таких же трудоголиков. И Барби как раз в их числе. Но если она уже дома — плюну и поеду к ней. Ненавижу телефонные молчаливые истерики.

— Игорь, ты уже отвез Кристину домой?

— Вадим Александрович, Кристина Сергеевна не пользуется машиной.

Замечаю его слегка дернувшиеся плечи.

— Давно? — предполагаю, что пару дней точно, но чисто чтобы охуеть окончательно.

— Еще с прошлой недели.

Я ловлю напряженный взгляд Игоря в зеркале заднего вида. Никаких указаний насчет того, что он должен отчитываться, куда, откуда и во сколько он возит и забирает Кристину я ему не давал. Мне такая херня, как ебучий тотальный контроль просто даже в голову не приходила никогда — как-то всегда надеялся на женское здравомыслие. Барби казалась мне именно такой — дерзкой и оторванной, с определенно социальной ролью в образе, но в целом здравомыслящей, способной отличить нормальные отношения двух взрослых людей от подросткового эмоционального токсикоза.

— Все в порядке, Игорь, если ты не нужен Кристине — ок.

Откидываюсь на спинку.

Голова гудит просто как улей. Я железный дровосек, но когда нужно выбирать между необходимым моему телу отдыхом, чтобы оно и дальше могло нормально функционировать, и истериками маленькой девочки, на которую я, по ходу, сделал слишком большую ставку, то…

Короче, в пизду. Разбираться с этим сейчас я точно не собираюсь.

Дома тепло. Стаська выбегает встречать меня в пижаме с фламинго, бросается на руки, прижимается щекой. Как всегда, пахнет детским шампунем со вкусом жвачки, и я изображаю голодного тигра, пытаясь откусить у нее кусочек пузика. Она смеется, пищит и мое сердце моментально оттаивает, потому что ее глаза светятся, как фонарики.

— Папа, у нас будет сказка про ведьму и кота? — спрашивает строго, глядя на меня синими, абсолютно такими же, как и у меня глазами. Мистика.

— Конечно, будет, — отвечаю и поднимаю ее на руки.

— А что ты мне привез? — тут же ловко выкручивается и спрыгивает на пол, бегая вокруг сумки как любопытный лисенок.

— А ты себя хорошо вела, м? — Смотрю сначала на нее, потом на няню, но та только нервно поджимает губы. — Ладно, вопрос риторический. Пойдем, посмотрим, что я там не глядя схватил с полки.

Вопрос подарков дочери — он всегда только на мне, никаких перепоручений помощнице, даже если работа ебёт, не переставая, три дня подряд.

Барби я тоже кое-что привез.

Следующих несколько часов — только она. Кубики, пазлы, глупые истории, много смеха и немного молока с печеньем. Укладываю ее около десяти, читаю сказку и когда Стаська начинает зевать, укрываю и просто лежу рядом пару минут. Дочка просит не выключать ночник и ерзает, намекая, что меня в ее кровати слишком много, чтобы она там разместилась в своей любимой позе — поперек. Мысленно выдыхаю, потому что спать вот так, не боясь оставаться одна в комнате, она начала не так давно. Да и подаренный Лори ночник просит отставлять включенным, кажется, просто потому что любит засыпать под россыпи звезд на потолке.

Я остаюсь у двери, пока Стася не начинает дышать ровно. Смотрю. Вдыхаю. Держу внутри себя чувство, что ради ее спокойного безмятежного сна я бы выкопал Таранова из могилы и еще раз туда его уложил, даже собственными руками, если бы это был единственный способ избавить мир от такой мрази.

Принимаю душ, выхожу оттуда в одних трусах и заваливаюсь на кровать.

Проверяю телефон еще раз, но Барби продолжает упрямо играть в молчанку.

Ладно, хули там. Она же реально… маленькая. До этой выходки я как-то вообще болт забил на ее возраст и нашу разницу в годах в целом. Кому какое дело на этих тринадцать лет, если нам в остальном ок, и самое главное — нам есть о чем поговорить, а не существовать в рамках встреч для секса. Охуенного, кстати, секса. Даже сейчас, заёбаный в край, я все равно чувствую, как мой внутренний Цербер скребет лапой под дверью и пускает голодную слюну. Типа, ну давай, хозяин, рванем, поебёмся, она же тоже хочет…

Набираю ее номер. Гудки. Гудки. Гудки.

Вдох-выдох.

Спокойно, Вадим, она просто слишком много намечтала насчет тебя, а ты недостаточно ясно объяснил. Надо объяснить еще раз.

Хентай: Я же просил не устраивать молчаливые протесты, Барби.

Жду. Минуту. Три.

На часах почти одиннадцать, но она читает сообщение и… все равно тянет время.

Барби: А ты, видимо, устраиваешь квест «угадай, с кем я в постели»?

Щёлкает что-то внутри. Не от злости — от разочарования. Потому что больше всего на свете после предательства, я не переношу, когда из меня делают несмешного, неспособного держать свое слово клоуна.

Хентай: Я максимально затраханный работой, Крис. Если ты в состоянии справиться с детскими обидками и спокойно поговорить — набери меня. Если хочешь устроить сцену — не сейчас.

На этот раз она отвечает почти мгновенно.

Барби: А ты хочешь, чтобы я сидела и ждала у моря погоды? Чтобы ты вспоминал обо мне между полетами и сделками? Или пока у тебя есть более приятная кандидатура для времяпрепровождения?))))))