Шипы в сердце. Том первый (СИ) - Субботина Айя

— Ты где сейчас живешь? — напирает Дэн.

Мне страшно, что одновременно с этим вопросом он достает телефон и как будто ждет моего ответа, чтобы кого-то набрать.

— У подруги, — отвечаю быстро и спрятав глаза. — Школьная подруга, Настя. Помнишь, я тебе рассказывала?

Он чуть хмурится. Не помнит. Неважно.

— А с работой как?

— Пока так, эпизодически. Подрабатываю репетитором английского.

Он подается вперед, опирается локтями на стол.

— Хочешь, я помогу? Тин, вообще без проблем. Могу тебя к себе забрать, хоть моей личной помощницей.

Когда к горлу подкатывает первый горький ком, я мысленно до боли и синяков скрещиваю пальцы, молясь, чтобы это не был очередной приступ тошноты.

Он кажется таким настоящим. Таким… чертовски искренним, заботливым. Готовым душу вывернуть — лишь бы девочке-сиротке было хорошо и легче дышалось под этим злым солнцем. Только за всем этим фасадом — регулярные встречи с женой (сейчас она уже даже почти не маскирует, что он в ее сторис совсем не случайно появляется сначала в десять вечера, а потом — внезапно! — в семь утра. Но все ради сына, само собой. И я абсолютно уверена, что между делом у него есть еще кто-то, возможно даже не на постоянной основе, а как виртуальный питомец — пока не забудешь покорить, а потом — следующая. В словах Дэна — ни одного долбаного слова правды.

И он — как будто Авдеевская изнанка.

Лицо, которое Его Грёбаное Величество не показывает только потому, что опаснее и лучше маскируется. Но они — суть одно и то же. Оба этакие хозяева жизни, оба могут ссать в глаза этим бесконечным «я с тобой честный, вот моя забота», а потом — в постель, отдавать бывшей жене просроченный супружеский долг или держать в телефоне какую-то неприкасаемую священную «Лоли».

Ты к ней улетел, Тай? Или никуда вообще не улетал, а просто валяешься с ней в постели в какой-то другой квартире, о которой мне, твоему ручному питомцу, даже не положено знать?

Эта мысль обрушивается на меня внезапно. В секунду. И злость перекрывает приступ удушливой тошноты.

Хотя, какая, нахуй, злость.

Это ревность, Крис. Долбаная самая настоящая ревность!

— Тина, я… — заводит Дэн, но на этот раз я все-таки одергиваю руку.

— Дэн, — я улыбаюсь и стараюсь, чтобы взгляд был прямым. — Мне не нужна помощь. Я не в полной жопе, серьезно. И точно не хочу быть твоей помощницей и мелькать у тебя перед глазами. Все нормально. Я не хочу тебя втягивать. У тебя и так куча дел.

— Но и встречаться со мной ты, очевидно, не горишь желанием. — Он умеет подмечать. Это его работа, его хлеб. — У тебя кто-то появился, Тина?

Я отвожу взгляд. Смотрю на витрину. На отражение улицы. На снег. На черта лысого, но перед глазами все равно Авдеев. С растрепанными волосами, голый и с губами, влажными от наших слишком взрослых поцелуев.

— Господи, Дэн, — я мотаю головой, наконец-то придавая голосу оттенки иронии нужной тональности, — я просто перелетела с одного материка на другой, начинаю жизнь заново. У меня, прости, в приоритете попытка встать на ноги и выспаться, а не скачка по членам.

Ни один мускул на его лице не расслабляется.

У него есть определенное чутье. А может, я просто слишком сильно «пахну» его лучшим другом?

Дэн отпивает от своего кофе и в эту небольшую передышку, пока он не смотрит на меня своим фирменным сканирующим взглядом. И молчит. Так изнуряюще долго, что меня начинает подкручивать от желания просто бросить ему в лицо очень злое и нервное: «Что, блядь?!»

— Я так понимаю, адрес ты мне свой не дашь, — озвучивает Дэн абсолютно верные выводы.

— Мне нужно… немного выдохнуть, — вру ему в глаза.

— Да я понял — встать на ноги, успокоится, придумать, как нас совмещать, чтобы мы однажды не столкнулись с одинаковыми букетами у тебя под дверью. — Последнее он говорит с откровенным стёбом, уже как бы закрепляя тот факт, что у меня все-таки кто-то есть.

И между строк звучит: «Тинка, лучше просто молчи — не будь смешной».

Я молчу. Смотрю на свое отражение в остывшем кофе.

Он точно там с ней. Даже если и правда в Нидерландах — с ней, с неприкасаемой «Лоли» или «Лори» или как еще он ее зовет, когда они остаются вдвоем и раздевают друг друга слишком быстро и жадно, потому что соскучились.

Как набрасывалась на него я.

Я ненавижу эту встречу и Дэна, потому что до него я даже как-то… не сопоставляла исчезновение Авдеева с горизонта с тем, что он может быть просто с другой женщиной. Слишком поверила, его «Ты будешь моей Единственной».

— Увидимся через неделю, — говорит Дэн, и успевает перехватить мою руку, когда я тянусь к сумке, чтобы расплатиться за кофе.

— Дэн, я…

— Через неделю, — припечатывает он. — И не игнорируй мои сообщения и звонки, Тина, или я решу, что с тобой что-то случилось и тогда… ну, ты в курсе, да?

Я поджимаю губы.

Я, конечно, в курсе, что сейчас он спрашивает про мой адрес исключительно символически. Он же сам сделал «Кристину Барр», найти меня в этом огромном мегаполисе — и даже, в теории, в любой точке на карте — для него задача пары дней.

Зачем ему это? Если отбросить всякую невероятную чушь вроде того, что ему есть хоть какое-то дело до моей жизни, ответ очевиден — он просто не наигрался. Смотрит на меня как на приз. Как на красивую игрушечку, которая продолжает его динамить, но теперь с припиской: «Динамлю тебя не потому что «нетакуська», а потому что меня ебёт кто-то другой». Вероятно, он пока все же допускает, что я не вру и у меня действительно никого нет, но теперь будет держать руку на пульсе. Пара пропущенных звонков, зависшие на сутки без ответа сообщения — и он просто выроет меня из-под земли. И тогда…

Я нервно провожу языком по сухим губам.

Потому что в первую секунду думаю о том, что «… и тогда я сразу его потеряю», имея ввиду, конечно же не Дэна, а Его Грёбаное Величество. И только потом — думаю о последствиях своего разоблачения.

— Хорошо, конечно… — Изображаю улыбку, в которую пытаюсь впихнуть невпихуемое — восторг от заботы, смущение, попытку сохранить видимость независимости и намек, что я благодарна ему за терпение. Кажется, получается неплохо, раз напряженная складка между бровями Дэна медленно разглаживается.

Не зря училась, Крис, молодец, вот тебе «Оскар» за лучшую женскую роль в этом кафе.

— Извини, мне уже пора, — бросаю взгляд на телефон, прикусываю губу как будто последнее, чего мне в эту минуту хочется — это уходить.

Беру сумку, забрасываю на плечо. Секунду медлю, но потом беру себя в руки, врубаю холодное «это просто вендетта, детка, ничего личного», подхожу к нему, провожу ладонью по колючей щеке, глядя сверху вниз с «влюбленными сердечками в глазах». Перевоплощаюсь не в дерзкую Тину, которая дразнит, не дает, но рассматривает, а в Кристину, которая выбита из колеи, но старается быть сильной девочкой. Которая про «конечно «да», просто, дай мне время», потому что мне действительно нужно это долбаное время.

Не прыгнуть к нему в койку.

А сделать то, что я должна сделать в память об отце, а потом — совершить прыжок. Но в неизвестность с пометкой на каждом утре: «Возможно, сегодняшний день станет твоим последним».

Из кафе я на автопилоте еду в танцевальную студию.

Это просто какой-то джекпот, что сегодня я здесь практически в одиночестве, потому что всех моих подруг свалил какой-то вирус, а еще одна девушка, которая занимается с нами, просто ушла в другой конец зала и мы с ней как будто даже на разных орбитах.

Я полна решимости выколотить из себя всю романтическую чушь одной изнуряющей тренировкой. Взять — и завернуть в танец все самые сложные трюки, испытать тело на прочность, вколоть в сердце дозу адреналина и расслабиться. Переодеваюсь, собираю волосы в пучок — смешной и нелепый. Смотрю на свое отражение — и вижу там какое-то дно.

Господи.

Похлопываю себя по щекам. Привожу себя в чувство.

Но взглянуть на пилон, как внутри уже все рушится.