Шипы в сердце. Том первый (СИ) - Субботина Айя

— И гулял он целый век, — вслух, болезненно клацающими зубами, — по скрюченной дорожке.

Я вталкиваю ладони в уши, чтобы не слышать. Но все равно слышу.

Как она кричит: «Кристина, пожалуйста, Кристина, помоги мне!»

Мама?

Нет, черт. Не мама.

Я сижу на полу, на кафеле, и впервые чувствую, что я не взрослая женщина. Я ребенок. Напуганный. Одинокий.

И мне не с кем поговорить.

Глава двадцать седьмая: Барби

Встретиться с Дэном все-таки приходится.

Через неделю, которую я — слава богу! — провожу без Авдеева. Сначала пару дней мы даже в офисе на сталкивались, и держали связь на редких сообщения, потом он умотал в Нидерланды — кажется, разбираться с тем транспортным хабом, который очень хотел, чтобы Его Грёбаное Величество вложил в него деньги.

Я очень по нему скучаю.

Так сильно, что утром утыкаюсь лицом в подушку и от невозможности с ним целоваться начинает болеть во рту. Как будто порезала язык, и он безобразно кровит, и ничего не в состоянии замазать эту боль — ни очередная чашка кофе, ни жутко мятная жвачка.

И меня разрывает от этого противоречия, потому что с одной стороны расстояние между нами — лучшая защита для моей души, все еще слишком оголенной после той панической атаки. Если бы он притронулся ко мне на следующий день — даже если бы просто был рядом глаза в глаза — я бы точно сдалась к чертям и во всем ему призналась. И пусть бы распял меня или что угодно. Я даже о последствиях такого поступка не думала в тот момент — хотелось просто… без игр, без фокусов… Посмотреть, насколько Мое Грёбаное Величество все еще где-то человечен внутри.

Потом иллюзия спала. Желание срывать с себя покровы — улетучилось как дым, оставив пепелище и горечь. Но легче не стало, потому что ему на смену пришла тоска. Такая сильная, что ее не получается выколачивать ни работой, ни изнуряющими тренировками, ни даже пилоном, хотя танцевальная студия всегда была моим лучшим антидепрессантом. Тоска по тому, что мне даже его сообщений с каждым днем становится катастрофически мало. И я отчаянно придумываю поводы, чтобы ему написать, стараясь придать им хотя бы капельку смысла. Потому что на самом деле хочется просто написать ему… столько гигабайт романтической чуши, что я начинаю презирать саму себя.

И очень вовремя, потому что в двери кафе, где мы с Дэном договорились увидеться, как раз появляется его рослая фигура, напоминая мне, кто я и почему из этих розовых соплей ничего не получится. Разве что красивый сопливый веночек на мою могилу — очень может быть, что вполне реальную.

— Тинка… — Дэн тянется ко мне, выдергивает со стула, словно тряпичную куклу — под руки и сразу на себя, практически отрывая носками от пола, потому что тоже высокий и здоровый.

Ну не даром же они с Авдеевым такие зашибись друзья — будь Дэн хотя бы немного меньше, рядом они бы смотрелись как клоуны в цирке.

Я старательно верчу головой и упираюсь в его грудь ладонями, избегая прямого попадания его губ — в мои. Хорошо, что наш с ним «флирт» всегда держался на вот этих «я убегаю — ты догоняешь», и сейчас в моем поведении нет ничего необычного. Хотя я чувствую себя так, словно на мне лежат все авдеевские предохранители и любое прикосновение ко мне посторонних мужских рук — удар током под кожу, по самым чувствительным местам.

Долбаный Авдеев.

Я все-таки выворачиваюсь из его рук, делаю шаг назад, хотя хочется рвануть на выход и просто раствориться в толпе. В горле снова предательски спазмирует, но я держусь, хоть и буквально на последних силах.

Он качает головой и снисходительно хмыкает. Все еще считает себя взрослее и опытнее, и поэтому позволяет мне бегать. Типа: «Ну ладно, можешь дразниться, пока я добираю свое на стороне и леплю из тебя форменную дуру». И в этом мое главное спасение — еще хотя бы какое-то время я смогу корчить из себя «нетакуську». Но этого времени с каждым днем становится все меньше. А мой гениальный план не то, что не продвинулся — он тупо улетел в минусовую степень.

— Привет, — выдавливаю из себя первой, натягивая на лицо улыбку смущенной скромняжки. Ему это нравится — моментально теряет голову.

Сегодняшняя встреча — не исключение. Красивые губы Дэна растягиваются в соблазнительную улыбку, пока он разглядывает мой вид: джинсы, ботинки, розовая шутка из искусственного меха, собранные в высокий хвост волосы. Я знаю, что ему нравится вот этот налет дерзкой девчонки, и раз уж я не могу дать ему доступ к телу, то подержу еще хотя бы какое-то время вот этой игрой: смотри, но не трогай.

Дэн садится напротив, изучает мою наполовину пустую чашку от капучино.

Когда походит официантка, просит кофе и воду — он всегда пьет именно так, чередуя попеременно.

— У тебя все хорошо? — пристально изучает мое лицо.

Нет, блядь, у меня и близко не все хорошо!

Я хреново сплю, потому что которую ночь подряд пытаюсь найти Авдеева на второй половине кровати. Потому что я могу полчаса залипать в телефон, набирая ему десятки сообщений, так ни одного и не отправив. Потому что наш последний секс буквально разорвал меня на куски, и даже спустя неделю я все еще пытаюсь собрать себя заново.

А самое хреновое, что раз Дэн все это видит — значит, я и близко к этому не близка.

— Это все из-за разницы в часовых поясах, — выдавливаю трагическое, как будто вся проблема действительно только в этом. — До сих пор никак не могу привыкнуть, открываю глаза — и не могу понять, в какой части света нахожусь и почему на часах уже шесть, если мой внутренний будильник показывает полночь.

Дэн кивает. Сильно подозрительным по этому поводу не выглядит, но я не даю себе ни секунды на расслабление. Он опасный, он с Авдеевым заодно, именно он, как я предполагаю, помогал сделать так, чтобы машины моего отца «случайно» слетела с гладкой как стекло дороги без опасных поворотов и потом «странным образом» сгорела до рамы, не оставив никаких значительных улик. Он помог мне стать Кристиной Барр, но с такой же легкостью он может вывести меня на чистую воду. Например, однажды просто распустив при Вадиме свой длинный язык.

Меня пробивает мелкая дрожь, когда я вдруг понимаю, никакой тонкой грани балансирую. Буквально как на лезвии.

Хорошо, что можно убрать руки на чашку и скрыть предательски дергающиеся пальцы.

— Как дела, Тина? — Дэн протягивает руку через стол, дотрагивается до моего запястья. Я не одергиваю руку, чтобы лишний раз его не злить и не давать повода устроить тридцатиминутную встречу в феерический разбор полетов.

Я делаю глоток кофе и ставлю чашку обратно на блюдце. Звук соприкосновения фарфора до отвращения громкий. Или это у меня в голове все слишком обострено?

Он смотрит на меня. Не жадно, как Авдеев. Он просто делает это…. долго и пристально. В этом взгляде есть что-то придирчивое, как будто он пытается понять, где на моем теле кнопка «назад».

— Ты похудела, — говорит снова, потому что ответ на свой предыдущий вопрос так и не получил. — У тебя скулы торчат, Тина. Ты нормально ешь? Да блин, ты вернулась в страну и даже ничего мне не сказала, как будто мы — чужие, на хрен, люди!

Я едва не закатываю глаза. Не потому что вопрос глупый, а потому что не могу ответить честно. Потому что не могу сказать: «Да я вообще запихиваю в себя еду через силу, раз в день, если не забуду». А еще у меня начали случаться приступы рвоты — в любое время суток, возникающие за секунды и совершенно без вариантов по сдерживанию. Я помню, что мы с Вадимом всегда предохранялись, но все равно купила тесты. Все три — отрицательные, что абсолютно логично. А запрос в чат GPT подсказал, что у меня — психосоматика, и что это не шутки, и нужна помощь специалиста.

Но это разговор точно не для Дэна.

Это разговор вообще ни для кого.

— Да нормально я, — отмахиваюсь от его слишком изучающего взгляда, изображая пофигистку — обычно я с этой ролью справляюсь просто безупречно. — Просто перелет, смена климата и ментальности, ну и сам знаешь — у меня бешеный метаболизм. Один раз хлеб с маслом — и все, уже плюс три кило.