Громкий шепот - Милас Мари

Стук в окно заставляет меня уронить телефон от испуга. Повернув голову, вижу Аннабель, испепеляющую взглядом дверь автомобиля. Оливия крепко держит ее за руку и улыбается во весь рот, а Марк сидит в коляске, крича на всю парковку:

– Шины, шины!

– Это машины. – Сестра поправляет его с таким видом, словно этот мир ей абсолютно понятен.

Я поднимаю телефон и с невинным видом выхожу из машины.

– Ты опоздала, – упрекает Аннабель.

Да, как и всегда. Я не знаю почему, но мне просто не удается приходить вовремя. Пунктуальные люди стоят у меня наравне с божеством. А я скорее ближе к дьяволу.

– Я живу в другом временном измерении.

– Факт. – Лиам вальяжной походкой приближается к нам и ловит еще более угрожающий взгляд, чем я.

– Ты опоздал. – На моем лице наверняка читается притворное разочарование.

Он драматично прикладывает руку к сердцу.

– Клянусь, кто-то перевел мои часы.

– Мои тоже, – поддакиваю я.

– Это заговор, скажи?

– Чья-то ужасная шутка. Совсем не смешно, – произношу расстроенно.

Взгляд Аннабель перескакивает от меня к Лиаму.

– Ладно, Траляля и Труляля, пойдем. У нас не так много времени.

Аннабель организовала эту вылазку в люди, сказав: «Если ты не оторвешь себя от дивана, то он примет форму твоей задницы».

Там еще была парочка нелестных угроз, совсем не присущих моей подруге, но я не могу ее винить. Мне действительно требовалось выбраться из дома и поговорить с людьми. На месте Аннабель я бы, не церемонясь, давно выбила дверь с ноги.

– Куда мы идем? – спрашивает Лиам, подхватывая Оливию на руки, чтобы мы не останавливались каждые пять минут у витрин магазинов. Она заливается заразительным смехом, вызывая у прохожих улыбку.

– Сначала нужно сдать детей в детскую комнату, а потом пообедаем в любимом итальянском ресторане Валери, – бросает Аннабель и ускоряет шаг, словно боится, что детская комната закроется прежде, чем она туда дойдет.

– Почему это звучит так, будто мы собираемся посадить их в тюрьму? – усмехаюсь я.

– В каком-то роде это так и есть, – бормочет она. – Не поймите меня неправильно, я обожаю своих детей, но иногда мне хочется, черт возьми, нормально поесть.

Я тоже люблю ее детей, но на меня накатывает тошнота даже при малейшей мысли о собственном ребенке. Безусловно, когда-нибудь мне бы хотелось иметь такую же семью, как у Аннабель, где царит умиротворение, любовь и льется рекой детский смех.

Сначала я до ужаса боялась забеременеть от Алекса, потому что одно дело подвергать насилию себя, а другое – растить ребенка в доме, кишащем страхом и болью. Противозачаточные были моими лучшими друзьями и остаются ими по сей день. Я с маниакальной одержимостью принимала их, как только открывала глаза. Малейшая задержка месячных вызывала темноту в глазах и холодный пот. Было до дрожи страшно привести ребенка в мир, где я не смогу обеспечить ему безопасность, ведь мне не удавалось защитить себя.

Не знаю, хочет ли Макс детей, но он бы стал отличным родителем. А если говорить обо мне, то я бы предпочла для начала воспитать себя, прежде чем закладывать фундамент маленького человека.

Прежде чем отпустить Оливию и Марка в детскую комнату, Аннабель проводит проверку всего помещения и его сотрудников, как агент национальной безопасности. Убедившись, что на ее детей не упадет лишняя пылинка, она с тяжелым вздохом отпускает их.

Оливия и Марк совершенно не чувствуют себя брошенными и весело убегают играть. Наверное, так работает здоровая дистанция между ребенком и родителем, когда детей не оставляют на произвол судьбы при каждом удобном случае.

– Я каждый раз ощущаю себя самой дерьмовой матерью, когда так поступаю, – тихо произносит Аннабель, когда мы садимся за столик в ресторане.

Несмотря на то, что отсюда прекрасно видно, как дети играют, она все равно испытывает вину и тревогу. Интересно, что чувствовала мама, оставляя меня? Могу предположить, что облегчение.

– Ты замечательная мама. Поверь мне, я знаю, как ведут себя дерьмовые родители. Да и ты тоже. – Я сжимаю ее руку. – Так что не надумывай.

– Это правда. Вы с Леви делаете все возможное, чтобы они были счастливы, – кивает Лиам.

Счастье? Была ли я когда-то счастлива рядом со своими родителями? Помню, как однажды папа втайне от мамы принес в мою комнату мороженое с карамелью. В тот момент мне казалось, что мои щеки треснут от улыбки. Ровно до того момента, пока мама не раскрыла его диверсию. Это стоило мне двух недель зеленой диеты и дополнительных тренировок. А папе – их отдыха на Кипре.

Какую-то деталь в моем сердце поставили на неправильное место еще в детстве, и это не дает нормально жить. Все эти умные психологи говорят: «Все наши проблемы – из детства». Моя проблема в том, что я просто не хотела бороться с тем, что тянется буквально с того дня, как на свет появилась девочка по имени Валери.

Не знаю, как объяснить тот факт, что дети продолжают любить своих родителей, несмотря на их отвратительные поступки. Пуповину перерезают в первые минуты жизни, но эту странную связь, проходящую через всю жизнь, можно обрубать раз за разом и все равно не избавиться.

Мне известно, что моя семья не самая плохая. Я всегда была сыта, одета и внешне выглядела абсолютно счастливым ребенком, у которого было все. Игрушки, развлечения и кукольная комната с пушистым ковром. Казалось бы, грех жаловаться, ведь некоторым детям приходится большую часть времени проводить голодными и холодными. Мечтать о занятиях балетом и путешествиях в другие страны. С завистью смотреть на куклы Братц или феечек Винкс.

На меня никогда не кричали и почти что не поднимали руку. У мамы случались истерики, но это не было гневным криком, скорее привлечением внимания папы к ее якобы разбитому от моего поведения сердцу.

Однажды она разозлилась на меня за то, что я грубо ответила учительнице в школе и выставила напоказ свою дурную натуру. Жгучая пощечина коснулась моей щеки в тот момент, когда я стояла и очередной раз не могла вымолвить ни слова.

– Отвечай мне, когда я с тобой разговариваю, юная леди. Ты прекрасно грубила в школе, – сказала мама нравоучительным тоном.

Папа начал ругать ее за то, что она позволила себе распустить руки, но она разъяренно ответила:

– Боже, да разве ты не видишь, что она сама спровоцировала меня!

Забавно, что только сейчас вспоминая это, я понимаю, как сильно небрежно брошенная фраза может повлиять на нашу жизнь.

До мурашек противно осознавать, что ты дарил свою любовь людям, которые плевать хотели на нее.

– Как ты? – Аннабель всматривается в мое лицо своими зелеными глазами.

Я пожимаю плечами.

– Замечательно.

– Ложь, – хором скандируют друзья.

Я вздыхаю и откладываю приборы, концентрируя взгляд на пасте в тарелке. Если честно, то с отъездом Макса я не помню, когда в последний раз нормально ела.

– Нормально ли головой понимать, что мне самой требуется разобраться со всеми своими дурацкими заскоками, но всей душой тосковать по нему? – Я сворачиваю и разворачиваю салфетку на коленях.

Они с Лиамом изучают меня пару минут, затем переглядываются, молча решая, кто заговорит первым.

– Нормально тосковать по тому, кого ты любишь, – начинает с опаской Аннабель.

– Даже если это Макс, – добавляет Лиам.

Подруга пинает его под столом.

– Тем более если это Макс, – исправляется он.

Я опираюсь локтями на стол и закрываю лицо ладоням.

– Мы можем поговорить о чем-то другом? Мой мозг скоро взорвется от мыслительных процессов.

– Ты любишь его? – Лиам не сдается и плюет на мою просьбу. – Твой мозг взрывается, потому что ты до сих пор думаешь, что тебе больше не позволено любить.

Кто бы говорил. Он меняет женщин со скоростью света, лишь бы, не дай бог, не влюбиться. Словно любовь – это грязная вещь в его изысканном мире лордов.