Громкий шепот - Милас Мари

Ледяной дождь хлещет по лицу, обжигая холодом. Деревья почти сбросили листву. Они оголились и показали свои шрамы. Может, и мне пора?

Я делаю глубокий вдох и отталкиваюсь от капота машины. Каждый шаг к двери дома ощущается, как удар под дых. Я чувствую себя чужой. Незнакомкой, решившей потревожить покой супружеской пары в вечер пятницы. Нормально ли это? Они мои родители, я должна чувствовать тепло и безопасность, приходя к ним. Должна знать, что мне всегда здесь рады.

Должна…

Но не чувствую.

Я несколько раз заношу кулак, чтобы постучать. Опускаю и вновь поднимаю. Разворачиваюсь и поворачиваюсь обратно. Мечусь на пороге из стороны в сторону, повторяя череду нелепых движений круг за кругом.

Достань свою голову из задницы.

Боже, почему эти слова так универсальны в любой ситуации?

Я дрожу всем телом и не понимаю: то ли от холода, то ли от предстоящего разговора, который мне необходим. Ветер ударяет в спину, словно подгоняет меня вперед. Заставляет постучать в дверь дома, где еще с детства я мечтала увидеть на пороге женщину, которая прижмет меня к груди и скажет, что все будет хорошо. Стояла на этом же месте, желая упасть в крепкие руки мужчины, который защитит свою дочь ото всех.

Стук в дверь отдается шумом в ушах и болью в замерзших костяшках пальцев. Звук ожидания похож на тиканье часов в моей детской комнате, в которой бессонными ночами я лежала и слушала из-за стены признания в любви, адресованные не мне.

Дверь открывается, и мама смотрит на меня, как на привидение. Возможно, им я была в этом доме.

– Валери?

– Привет, мама. – Я пытаюсь унять дрожь.

– Что ты тут делаешь?

Наслаждаюсь погодой и природой, черт возьми.

Я все еще стою за порогом, и меня не спешат приглашать внутрь.

– Можно войти?

Она продолжает смотреть с удивленным выражением лица, на которое ровным слоем нанесен идеальный макияж. Всегда прекрасна. Идеальна внешне и уродлива внутри.

– Да. – Мама отступает, пропуская меня.

Я снимаю промокшее пальто и тянусь, чтобы повесить его.

– Нет! Ты испортишь наши вещи! – восклицает мама и выхватывает из моих рук пальто.

Она бросает его на пуф в прихожей и направляется в гостиную.

Что ж, отличное начало.

Папа спускается по лестнице размеренными шагами. Видимо, он вернулся из командировки.

– Кто это был? – начинает папа, но, увидев меня, застывает как статуя. – Валери?

Они будут по очереди повторять мое имя?

– Насколько я знаю, именно так вы меня назвали.

– Что ты тут делаешь? – повторяет он мамин вопрос.

– Приехала к своим родителям, – с улыбкой отвечаю я.

Он открывает рот, но медлит с ответом.

– Да, конечно, милая. Мы всегда тебе рады. – Папа быстро преодолевает последние ступени и обнимает меня. – Боже, ты вся промокла. Где-то на чердаке остались твои вещи, сейчас я попробую их найти. – Он отстраняется и собирается подняться наверх, но мама выглядывает из гостиной и прерывает его:

– Я их давным-давно выкинула.

– Почему? – хмурится папа.

– Моя гардеробная не вмещает все мои вещи. Я тебе уже несколько раз говорила, что нам нужно расширить пространство, – закатывает глаза мама.

Папа почесывает затылок и кладет руку на мою поясницу, подталкивая вперед.

– Что ж… да, точно, – запинается он. – Проходи в гостиную и садись около камина.

Я хочу сказать, что ни один камин не согреет меня в этом доме, но, сохраняя молчание, прохожу в комнату и присаживаюсь на белое бархатное кресло. Мама с хмурым видом оглядывает меня, концентрируя взгляд на мокрых волосах.

– Не облокачивайся, иначе останутся пятна. – Ее слова настолько сильно отдают неприязнью, что по моему телу пробегают мурашки.

А мне вообще можно дышать? Или я могу отравить их идеальный воздух?

Папа встает позади мамы, и они продолжают молча наблюдать за мной, как за диким животным.

– Сядьте. Мне нужно с вами поговорить, – произношу я, растирая холодные руки.

Родители садятся на диван, папа закидывает руку на плечо мамы. Не могу сказать, что это нежный жест, скорее успокаивающий.

– Что ты натворила? – гневно выплевывает мама.

– Лира, дай ей сказать.

Как человек может носить такое мелодичное имя, но издавать такое ужасное звучание?

– Я не понимаю, почему она заявилась в такой поздний час в таком виде, так что не успокаивай меня. Почему ты не дома? Где твой муж, Валери?

– В тюрьме. А дом сгорел, – без лишних предисловий отвечаю я, не вдаваясь в сопутствующие детали.

– Что? – Папа вскакивает на ноги, задевая рукой голову мамы.

Она морщится от удара, но сохраняет безразличное выражение лица.

– Удивительно, что он продержался так долго и не сбежал от тебя раньше. – Она поправляет свои волосы. – Не нужно врать, Валери. Так и скажи, что он просто тебя бросил. Лишняя драма ни к чему.

– Лира, – качает головой папа.

Гнев и отвращение начинают затуманивать сознание.

– Я не вру. Вы навещали меня в больнице после того, как он чуть меня не убил. Но ты была слишком воодушевлена своим круизом, чтобы хотя бы поинтересоваться, почему я оказалась на больничной койке. Почему цвет моего лица бледный. Почему я не встала с кровати, чтобы вас поприветствовать. Почему мои волосы сухие, – шиплю я.

Плевать, пускай думает что хочет о моей агрессии. Сейчас меня переполняет адреналин, и я не собираюсь отступать.

Мама откидывает голову в смехе и хлопает в ладоши.

– Браво! – Она делает вид, что вытирает слезы в уголках глаз. – Отличная сцена. Только вот ты не забыла, что твой муж пожимал нам руки?

– Как зовут моего мужа? – строго спрашиваю я. – Какой мой любимый цвет? Чем я люблю заниматься? Какая, черт возьми, моя любимая принцесса? Вы ничего не знаете обо мне. Ничего!

Родители теряются, не находя ответа.

Папа выпрямляет спину и с серьезным видом отвечает:

– Розовый, балетом, Русалочка.

Горький смех вырывается из меня.

– Это любит она! – указываю пальцем на маму. – Но неважно, я спросила это ради интереса. Перейдем к сути.

Я пытаюсь унять дрожащие руки.

– Моего настоящего бывшего мужа звали Алекс. Вы пожимали руку Максу.

Они смотрят на меня как на сумасшедшую. И в какой-то степени я могу понять их реакцию. Не каждый день узнаешь о том, что твоя дочь меняет мужей как перчатки.

– Макс помог мне. Спас меня. Когда вы даже понятия не имели, где я живу. Как живу. И жива ли я вообще.

– Боже, – мама запускает руки в волосы, – ты разведена!

Меня одолевает шок. Ее больше впечатлило то, что я разведена, чем факт того, что мой муж в тюрьме.

– Я тебе всегда говорила, что мужчины ранимы. Иногда нужно идти на уступки, но твой язык всегда бежит впереди тебя.

Я подрываюсь на ноги, завязываю волосы и начинаю раздеваться.

– Что ты делаешь? – спрашивает папа, отворачиваясь.

– Ты пьяна? Прекрати этот цирк! – рявкает мама.

Я снимаю джинсы, затем расстегиваю рубашку и остаюсь в нижнем белье.

– Повернись, папа, – хрипло произношу я. – У меня такое же тело, как и у всех женщин. Вы никогда не смотрели на меня, как на своего ребенка, так что не чувствуйте себя неловко.

Папа поворачивается, и его глаза сразу находят пересекающий живот шрам.

– Мой муж в тюрьме, потому что он хотел убить меня. – Я указываю на пожизненное воспоминание об Алексе, затем наклоняюсь и прослеживаю ладонью множество мелких шрамов на ногах. – Эти украшения появились после того, как он устроил мне экскурсию по заднему двору нашего дома. Кажется, мы задержались около роз. – Родители не отрывают глаз, следя за моими руками. Я поворачиваюсь боком и указываю на ребра. – Это обед, когда Алексу не понравилось мясо, потому что он было не его любимой прожарки. Два сломанных ребра и пробитое легкое оказались более подходящим блюдом.

Глаза отца наполняются слезами. Не в силах устоять, он плюхается на диван. Лицо мамы – каменная маска.