Запрещенные слова. Том первый (СИ) - Субботина Айя

На кассе я ловлю его «смотри_у_нас_получается» взгляд. И я почти готова с этим согласиться.

К нашему шале мы возвращаемся около семи.

Пока Вова возится в гостиной с елкой, я раскладываю на столе продукты и потихоньку прячу его подарок, носки, в нижний шкафчик. Ставлю воду на тальятелле, мою овощи, достаю посуду, которая пригодится для готовки. Прячу шампанское в холодильник.

Проверяю телефон. Натка в сторис буквально визжит от радости за меня, «огонечки» от подписчиков. Кто-то прямым текстом пишет, что завидует белой завистью.

Шершень в списке посмотревших тоже есть. От него ноль реакции. Впрочем, как и раньше — он мог иногда смотреть, что я выкладываю, но если и комментировал что-то, то исключительно мои фото из зала. В основном интересовался, какие веса я таскаю и лайкал ответы.

И в переписке он мне ответил. Сухо и официально пообещал больше не задавать никаких личных вопросов. Добавил в конце «С Наступающим» и прислал смайлик наряженной новогодней елки.

Я пишу: «И тебя с Наступающим», но «елку» отправить жадничаю.

С кем он празднует? За месяц его статус «не женат, не в отношениях» мог как-то измениться? Я страшно злюсь на себя за то, что сама четко разграничила наше общение «только о книгах», а теперь меня ковыряет куча вопросов. Глупых и лишних, но я списываю это на то, что до сих пор слишком хорошо помню байкера с того видео.

Которое он, как и все остальные фото из нашей переписки, удалил. Совершил акт возвращения моих личных границ.

Теперь у нас просто «книжны клуб»: интересный, удобный и совершенно понятный формат общения. Даже не так, чтобы дружеский.

К тому времени, как Резник приходит на кухню, я успеваю привести индюшиное филе в человеческий вид и ставлю его в духовку. В огромной красивой керамической миске — намытые овощи.

— Помочь? — Резник деловито закатывает рукава и до того, как успеваю ответить, сам тянется за ножом.

— Ты уже поставил елку? — мне кажется, что времени прошло всего ничего, учитывая ее размеры. У меня дома елки вообще нет — я ограничилась парой сосновых веток и маленькой хрустальной статуэткой с хрустальными же игрушками. Купила когда-то на стекольной ярмарке и с тех пор в моем доме перестала появляться даже искусственная.

— Да, осталось нарядить, но тут я пас, — поднимает руки, а потом берется за помидор.

Краем глаза наблюдаю, что получается у него не очень.

Сдерживаю улыбку, когда Вова сначала отрезает кругляш — медленно и степенно — а потом еще пару секунд оценивает его размер, прикидывая, пойдет ли так.

— Неплохо для первого раза. — подбадриваю и, одновременно, немного посмеиваюсь, раскусив его с головой.

— Это настолько очевидно? — Он озадачено трет подбородок.

— Просто ты слишком стараешься, как все новички. — Немного подумав, все-таки рассказываю. — Мой папа не умеет готовить абсолютно. Живет в своих научных работах. Но иногда ему приходится браться за нож и у тебя было как раз такое же лицо. Возможно, если ты решишь впечатлить своим разносторонним развитием какую-то менее искушенную женщину…

Я зачем-то беру эту многозначительную паузу.

Мне всегда страшно в начале чего-то, что может быть настоящим.

Я поняла это примерно на третьем мужчине в своей жизни, когда сначала позволяла ему ухаживать, а когда он сделал шаг навстречу — страх снова оказаться «не той женщиной» потянул меня назад.

— Ты до сих пор нервничаешь? — Резник откладывает попытки разделаться с помидором, вытирает руки бумажным полотенцем и забирает из моих баклажан, который я так и не разрезала.

Карие глаза следят за моей реакцией.

Он всегда очень пристально наблюдает. Изучает. Как будто и правда готов остановиться в любую минуту, если поймет, что ему тут не рады.

Я даю подтянуть себя ближе.

Даю забросить мои ослабевшие руки себе на шею, а дальше уже сама — смелее, прохожу пальцами по коротко стриженному затылку.

— Я просто с трудом отключаю голову, — сознаюсь на его до сих пор висящий без ответа вопрос.

— Иногда это нужно делать, Майя. — Сильные мужские руки вжимают наши тела друг в друга.

Я чувствую, что этот мужик заводится с пол-оборота.

Это всегда немного льстит — как будто дело не только в естественной физиологи, но еще и во мне лично. Или только во мне? Может быть, дело всегда только во мне?

— Я спешу? — наклоняется к моему виску, дышит в волосы, пока ладони поглаживают талию и бедра, не опускаясь на слишком интимную «глубину».

Я не знаю.

Я растеряна, но мне определенно нравится его запах, и твердость тела под свитером и внизу, там, где он упирается в меня пахом. У меня нет страха, что что-то пойдет не так. Просто нервозность. Скорее всего, это просто резонирует оставленный Дубровским «приятный» триггер, что как только мы займемся сексом — красивая картинка развалится и под ней окажется какая-то чернушная изнанка.

Или я просто боюсь, что те два проклятых оргазма никто не переплюнет?

Я чувствую мужские губы, медленно скользящие по моему виску, шее, к уголку рта.

Уступаю мягкому напору, поддаюсь, когда целует, проводит языком по губам. Это немного щекотно, поэтому я улыбаюсь и расслабляюсь. Резник тоже улыбается, заглядывает мне в лицо, пока я с извиняющимся видом старательно растираю нижнюю губу, чтобы избавиться от застрявшего под кожей зуда.

Потом мы снова смотрим друг на друга.

Я не то, чтобы вижу — скорее, чувствую читающийся на его лице вопрос: «Разрешишь мне все?»

Медленно киваю, но тоже абсолютно без понятия, происходит ли это физически или только в моем воображении.

Но каким-то образом все работает, потому что Резник обхватывает мое лицо ладонями, наклоняется и сразу налетает на мой рот — жарко, без стеснения и осторожности. На секунду даже кажется, что он вот так немножко мстит мне за то, что столько времени его динамила.

Язык очерчивает мой рот изнутри, лижет, помечая своей слюной.

Щетинистый подбородок немилосердно трет кожу, но это даже немножко приятно.

Я подаюсь, расслабляю шею и позволяю держать мою голову так, как ему хочется. Или как нам обоим нужно, чтобы найти идеальный градус совпадения?

Мне нравится с ним целоваться, определенно. Хороший знак. Мужчин с которыми у меня был секс, в моей жизни было гораздо меньше чем тех, которых я забраковала еще вот на этом этапе. С Резником все хорошо и мое тело, само вливаясь в крепкие мужественные изгибы, как будто подталкивает: «Давай, тут может быть интересно…»

Я не знаю, кто из нас делает первый разворот в сторону гостиной, скорее всего — это обоюдный порыв.

Мы продолжаем целоваться, пока шаг за шагом идем туда — где потрескивает камин и пахнет хвоей.

Пальцы Резника безапелляционно тянут за «собачку» молнии на моей толстовке.

Мои в ответ несмело подевают края его свитера.

Обе вещи почти синхронно падают на пол.

Я вздыхаю, потому что мы разрываем поцелуй с влажным очень «18+» звуком. Снова одновременно, снова в унисон изучая друг друга взглядами.

«Слава Богу!» — орет моя счастливая внутрення женщина, потому что содержимое рубашек моего требовательного генерального абсолютно соответствует его самцовым повадкам. Он крепкий, подкачанный, без выразительного пресса, но с подтянутым животом. Явно занимается спортом, держит себя в форме. Волос на его теле немного — они короткие и темные, покрывают грудь, немного ребра и еще меньше — живот, стекая за ремень той самой выразительной «дорожкой». Я провожу ладонями по его рукам — тоже слегка покрытым порослью в районе предплечий.

Мне определенно нравится вид.

Спортивные мужики — мой типаж, это абсолютно. Мягкое, прости господи, пузико или отвисшие сиськи убили бы мое возбуждение на корню.

Я так увлечена своим восторгом, что не сразу соображаю — он же меня тоже рассматривает. У меня под этой толстовкой только простой белый лифчик — без косточек и прочих спец-эффектов, потому что грудь у меня полноценного третьего и потому что я люблю комфорт. Белье дорогое, но без кружев и прочей мишуры.