(Не)милая Мила (СИ) - Жилло Анна

— Алешенька, ты так…

— Вырос? — подсказал я, стоически терпя ее звонкие поцелуи. — Похудел?

— Повзрослел, — она стерла с моей щеки помаду.

Сама она, к сожалению, сильно постарела, несмотря на усилия косметологов и визажистов. Наверно, когда встречаешься часто, это не так бросается в глаза, а мы не виделись почти четыре года. Ультрамодный и ультрадорогой летний костюм в молодежном стиле, короткая стрижка цвета осени, макияж, украшения. Наверно, ей очень хотелось выглядеть хотя бы лет на сорок, но нет. Даже не знай я, сколько ей на самом деле, все равно не дал бы меньше реальных пятидесяти семи.

— У меня самолет завтра в восемь утра, поэтому забронировала номер в «Софителе». Давай сейчас зайдем, я оставлю вещи. И поедем к вам. Надеюсь, не слишком нарушила ваши планы?

Подтекст я прекрасно понял и постарался сильно не морщиться.

— Ма, я же говорил, мы собирались в Испанию, но мне пришлось поехать сюда. По работе.

— Да-да, я помню, — она поджала залитые филлером губы. — Ну что поделаешь, работа. Понимаю.

Ну да, конечно. Особенно если учесть, что сама ни дня не работала.

Как же все-таки тоскливо, когда самый близкий человек становится бесконечно далеким. Когда редкие разговоры по телефону или в сети — оптимальный вариант.

Я подождал в машине, пока она зарегистрировалась в гостинице и оставила сумку, потом мы поехали к нам. Договорились, что пообедаем все вместе в ресторане, я отвезу ее обратно, и мы побудем с ней вдвоем.

И Милка, и Инка матери не понравились, это я понял сразу, несмотря на улыбки. Милка тоже поняла — и тоже мужественно улыбалась. Сидели, ели, пили, разговаривала ни о чем, и я ждал только одного: когда уже все это закончится. Но закончилось совсем не так, как предполагалось.

Милка повела Инку в туалет, и мать сразу пригасила улыбку. Я видел, ей очень хотелось что-то сказать, но она держалась. Заговорила о Питере, о Варваре, разрывая при этом бумажную салфетку на тонкие полосочки.

— Ну хватит, — не выдержал я, отобрал у нее обрывки и кинул в пепельницу. — Если так хочется сказать — скажи.

— Алеша… Ты извини, конечно, но… Она, конечно, приятная и явно неглупая, но… неужели ты не мог найти… без прицепа?

Я набрал побольше воздуха, чтобы ответить порезче, но в эту паузу неожиданно вклинилось звонкое:

— Дядя Ёша, а что такое пьицеп?

Мы сидели на веранде, в нише за перегородкой, поэтому и не заметили, как они подошли. Мать побагровела, Милка села — по-прежнему с улыбкой, но теперь уже не прохладно-вежливой, а ядовитой.

— Прицеп — это то, что прицепили, — я поправил Инке бретельку сарафана и показал на ехавший по улице джип с трейлером. — Вон, видишь? Машина едет, а у нее прицеп.

— А ты не нашел машину без пьицепа? Зачем тебе пьицеп?

Мать снова начала рвать салфетку. Этой привычки у нее раньше не было. Милка сидела, откинувшись на спинку стула, скрестив руки на груди.

Давай-давай, Леха, выкручивайся как хочешь, читалось за ее усмешкой.

— Ну ты же видишь, в прицеп можно много всего сложить. Полезная вещь, правда. Так что да, мне очень нужен прицеп.

Последняя фраза была больше для матери, а не для Инки. К счастью, той не пришло в голову выяснять, как машина с прицепом может быть приятной и неглупой. То ли не расслышала, то ли заострила внимание лишь на последней фразе.

Мать бросила обрывки салфетки к предыдущим и махнула официанту. Острые коготки под столом впились мне в бедро.

— Спасибо, — шепнула Милка одними губами, но я понял.

Глава 34

Мила

О матери Лешка рассказывал не слишком охотно, но определенные выводы я сделала и предварительное мнение составила. И ни капли не ошиблась. Стилистикой она была похожа на мою: жена состоятельного мужчины, привыкшая ни в чем себе не отказывать. Правда, после смерти мужей положение у них радикально отличалось. Моя матушка оказалась на мели, а Лешкина на коне, да еще и с новым молодым супругом. Но общее все равно сквозило: судить со своей колокольни и решать за других.

Впрочем, касательно детей вектор этих суждений и решений все же имел противоположное направление. Моей матушке зудело удачно пристроить нас с Инкой, а Наталья Валерьевна принадлежала к разряду свекровей, для которых любая женщина недостойна их сокровища. Я бы не удивилась, узнав, что и первая невестка ее не устраивала. У таких обычно вырастают классические «мамкины пирожки», но Лешка шаблон сломал. Видимо, пошел в отца.

Когда я услышала про прицеп, даже смешно стало — настолько банально. Неужели ее распрекрасный сынок не мог найти женщину поприличнее потаскухи, нагулявшей ребенка без мужа?! Нет, я не собиралась ничего говорить. Просто поставила себе мысленный чекбокс. Но Инка спалила всю контору. После ее вопроса притворяться, будто ничего не слышала, было уже невозможно. Лешка бросился на амбразуру, и я его — так же мысленно — благословила на подвиг, с интересом наблюдая и за ним, и за будущей свекровью.

Видок у нее был бледненький. И нервный. Похоже, предполагалось, что мне она будет улыбаться, а Лехе лить в уши за моей спиной. Нормальная такая тактика. Но Лешка — он был великолепен. Если бы уже не была в него влюблена, точно бы влюбилась. Как он ловко разрулил с прицепом! И Инке все объяснил так, что не возникло никаких нежелательных ассоциаций, и маменьке четко дал понять: она может держать свое сверхценное мнение при себе.

После этого оставалось только распрощаться. Мы с ней надели лицо и предельно вежливо пожелали друг другу всего хорошего. Лешка должен был отвезти мамашу в Афины и провести с ней вечер, и я ему от души сочувствовала.

— Не скучайте, девочки, — он поцеловал меня, потом Инку. — Поеду обратно — позвоню.

Вернулся Лешка, когда Инка уже спала. Я читала в постели.

— Прости… — он рухнул поверх одеяла, зарывшись носом куда-то мне под бок. — Это все было… Блин, просто дерьмо. Но ты молодец, Милая, я тобой горжусь.

— Проехали, — я взъерошила его волосы. — Надеюсь, она не пыталась тебя переубедить по поводу нужности прицепа?

— Нет. На эту тему больше ни слова не сказала. Говорили больше о ней, о жизни в Мадриде. Еще о моей работе. Честно, устал, как собака. Как будто не с матерью был целый день, а на допросе в прокуратуре.

— А что, есть опыт? — поддела я.

— Свидетелем. Ладно, я в душ. Не составишь компанию?

— Заманчиво, но… Чтобы потом кое-кто допрос устроил, с чего мы вдруг вместе моемся? Это не прокуратура, не отвертишься.

— А мы скажем, что ты мне спину мочалкой терла, — предложил Лешка. — Ладно, сам потру. Только не спи, слышишь?

— Разбудишь, если усну.

Я и правда начала дремать, прислушиваясь к плеску воды. Это было как блаженная расслабуха после дня рождения в ресторане. Все закончилось, и посуду мыть не надо. День, конечно, был адов, но он позади, а впереди еще один — последний. И возвращение в повседневность, которая теперь уже точно должна измениться. Все мои сомнения развеяло морским бризом.

А ведь ничего этого могло и не быть — если бы Лешка не оказался умнее меня. Если бы не побоялся прийти и признаться. От этой мысли стало одновременно жарко, холодно и страшно. Ну надо же было быть такой дурой! А ведь не сомневалась, что поступаю правильно. Или просто убеждала себя в этом?

В воскресенье, когда мы приехали в аэропорт, случилось еще кое-что. Подтвердившее, что я… нет, что мы с Инкой вытащили свой выигрышный билетик. Наверно, в качестве компенсации. Когда объявили регистрацию на наш рейс, народ бойко ломанулся к багажным стойкам, и Инку, которая зазевалась и отошла от нас, оттеснили в сторону. Бедная девчонка, умудрившаяся потеряться уже второй раз, ударилась в панику и со слезами начала продираться к нам. А когда протиснулась, схватила за руку не меня, а Лешку.

Вот правда, на секунду даже ревность шевельнулась. А потом мы с ним переглянулись… В общем, в этом взгляде было очень много всего. А главное — что мы по-настоящему вместе, все трое. Может, так и бывает — когда ничего не ждешь, ни на что не рассчитываешь, тебе вдруг дарят царский подарок?