Шипы в сердце. Том первый (СИ) - Субботина Айя

Чуть дальше — зона столовой в серых тонах. Где-то там, наверное, кухня — уверена, в стиле хай-тек, больше похожая на пульт управления космическим кораблем.

Сворачиваю в коридор, который перетекает в спальню.

Большая кровать, темные оттенки, приглушенный свет. Все в стиле Авдеева: строго, дорого, без излишеств, но так, что уровень не заметить просто невозможно. Гардеробная размером со всю мою квартиру, хотя из вещей здесь почти ничего нет: пара костюмов, наглаженные белые рубашки, на полках — футболки и домашние штаны. Заглядываю в ванну — тропический душ, отделка натуральным камнем, стекло, сталь. На полках — тоже только самое необходимое для мужчины: шампунь, гель для душа, лосьон после бритья, модная электробритва.

Догадаться, для чего и с кем он проводит здесь время, несложно.

Интересно, сколько раз здесь была моя мачеха?

Я думаю об этом со странным зудящим раздражением, пока стою неподалеку от кровати и изучаю едва заметный узор на бордовом покрывале.

— Увидела что-то интересное? — Голос Авдеева застает меня врасплох.

— Пришла к выводу, что здесь довольно одиноко, — пользуясь тем, что стою к нему спиной, аккумулирую силы и беру себя в руки. Какая разница, кто здесь был до меня, если сейчас здесь — я?

— Одинокими бывают люди, Крис. А это просто место, где я иногда провожу время.

Я поворачиваюсь, изучаю его позу: в дверном проеме, лениво навалившись плечом на косяк. Подтягивает рукава свитера до локтей, обнажая крепкие, покрытые редкими короткими темными волосками руки, перевитые структурными качковыми венами. Кажется, я легко могу прихватить любую зубами. Татуировка тоже очень ему идет, хотя я так толком и не рассмотрела, что там, кроме клыков в крови во рту непонятной черной твари. Часы — все тот же «Наутилус» — соседствуют с браслетиком из детских цветных бус. Он его реально что ли носит, не снимая?

— И что, ты приходишь сюда, завариваешь чай и смотришь в окно, раздумывая о бренности бытия? — Я заглядываю в гардеробную, провожу пальцем по аккуратно сложенным белым футболкам.

— Иногда я заказываю суши и смотрю фильмы, которые никто кроме меня смотреть не хочет.

— Например? — Мешкаю всего секунду, потом подцепляю пальцами края платья и стаскиваю его через голову, оставаясь в чулках и белье. Нарочно надела простой хлопковый лифчик с удобными широкими бретелями, чтобы, когда он с меня его снимет, на коже не было ужасных следов. И «невидимые» танга.

В секундной паузе не слышно ни шагов, ни хотя бы вздоха, хотя я знаю, что выгляжу офигенно с любой из своих сторон.

— Например, старое американское кино.

— Господи, это же скучно! — Я выдергиваю верхнюю футболку и двигаю в сторону душа.

— Как насчет «Крепкого орешка», Барби? — издевается мне вслед.

Я поднимаю вверх оттопыренный средний палец — вместо тысячи слов. Хотя знаю, что именно его мы и будем смотреть. И фильм этот я обожаю. Как и все старые боевики. Чертов Авдеев!

После душа — его принимаю быстро, просто чтобы смыть с себя весь рабочий день, выхожу в одной футболке и трусиках. Лифчик и чулки демонстративно бросаю на кровать, рядом с платьем. Немного взбиваю влажные спиральки волос, кошусь в зеркало. Я в его футболке просто как в платье, и даже не в мини — никуда не годится. Прикинув, подкатываю ее до груди и завязываю в центре узлом. Мой красивый живот с косыми линиями пресса и круглая сочная попа — повод для гордости, который я не собираюсь прятать от своего… гм-м-м… парня.

В гостиной натыкаюсь на Вадима, включающего газовый камин. Пицца на стеклянном столике, рядом блюдо с клубникой и разными экзотическими фруктами, пузатые бокалы с оранжевым соком.

— Ты прям подготовился, — отмечаю, проходя мимо него и будто невзначай задеваю плечом.

Становлюсь перед носом.

Вадим смотрит.

Скользит взглядом от лица к шее, по груди, животу, ногам.

Лениво, изучающе. И потом тем же маршрутом — обратно.

Я раскидываю руки, покачивая бедрами, кручусь вокруг своей оси, а когда мы снова сталкиваемся взглядами, его глаза уже заметно темнее. И наклон головы чуть ниже, так, что челка снова путается в длинных ресницах.

— Ну скажи что-нибудь, — тянусь за клубникой и откусываю сразу половину.

Он медленно облизывает губы, словно прикидывает, стоит ли давать мне то, чего я добиваюсь. И все же дает.

— Какая охуенная у меня девочка, — слегка растягивая слова, мягко и игриво, возвращает мне написанные мной же в сообщении слова.

У меня моментально тяжелеет внизу живота.

Пульсирует так сильно и очевидно, что кажется, мой Хентай без проблем это считывает.

Но он никак не реагирует. Ограничивается коротким «Я в душ» и уходит.

Я включаю телевизор, перебираю список каналов. Нахожу «Крепкого орешка». И только потом замечаю свечение на диване — Вадим оставил телефон. Подхожу чуть ближе, не рискуя взять в руки. Просто смотрю. Он снова оставил его экраном вверх, и сейчас там имя «Дёмин». Я ловлю себя на том, что с облегчением перевожу дыхание. Не знаю, что бы делала, если бы там было, например, «Дёмина». Или «Виктория». Или, может, она у него Викуля, Вика, Любимая? От последнего буквально на секунду подташнивает.

Это ревность, Крис.

Я мысленно немилосердно бью себя по щекам. Привожу в чувство. Напоминаю, что этот мужик — самый страшный и беспощадный хищник, и влюбиться в него — вершина глупости. Просто глупость в бесконечной степени. Секс — ок, но трахнуть мое сердце я ему никогда не дам.

Вадим возвращается через пару минут: босиком, в домашних штанах и футболке. «Черт!», — беззвучно шевелятся моги губы в такт разочарованию. Я надеялась полюбоваться им топлес вживую. Хотя даже вот так, с легкими следами влаги на одеже, он чертовски сексуальный и притягательный. Он просто охуенный, другого более точного синонима, похоже, я уже никогда не найду. А еще он… кажется, знает, о чем я думаю.

— У тебя такое разочарование на лице, коза, — смеется и ерошит обеими руками влажные черные пряди. — Мне тебя почти жаль.

Самодовольная скотина и даже не маскируется. Хотя, конечно, абсолютно соответствует.

— Я вообще-то ждала тебя с полотенцем на бедрах, как в кино. — Плюхаюсь на диван и с видом «ну и подумаешь!» отправляю в рот сочную виноградину. — Такой весь с каплями воды на коже…

— Фу, пошлость какая, — издевается Авдеев.

— Кажется, самое время переименовать тебя в «Монашенку», — выдаю такую же издевку в ответ.

— Мне «Хентай» нравится, я уже привык.

— Хочешь быть Хентаем — соответствуй. — Упираюсь взглядом в его футболку, непрозрачно намекая, что она категорически лишняя.

Он посмеивается и садится рядом. Проверяет телефон и тут же снова откладывает. Вспоминаю его обещание: «Когда я буду с тобой — я буду только с тобой». Сегодня он действительно ни на что не отвлекается, и в ресторане, даже когда разговаривал, делал это максимально быстро и только один раз, потому что все остальные входящие просто сбрасывал.

— Дашь? — протягиваю руку. — Твой телефон.

Разблокирует «лицом» и вкладывает мне в ладонь.

Вот так просто.

Отматывает фильм на начало, делает чуть громче звук, берет сок и, наконец, расслабленно вытягивает ноги.

Ни единого намека на то, что любое неосторожное движение пальца в сторону Галереи или Телефонной книги будет стоить мне жизнь. Я вбиваю «Барби» в поиск контактов, нахожу свой. Переименовываю в «Он мой, сучка!» и влепляю два смайлика «средний палец» — в начале и в конце. Делаю это нарочно выставив кончик языка как будто от усердия.

Показываю результат.

Мой Хентай откидывает голову на спинку и громко хохочет. Его громадное тело устраивает дивану настоящее маленькое землетрясение.

А я с ужасом понимаю, что дважды за вечер назвала его — «своим».

И еще — что мои мозги уже плавятся, а здравомыслие догорает синим пламенем, потому что воротник его футболки чуть-чуть сполз на бок и мне страшно захотелось кончить просто от вида обнаженной ключицы.